Формула жизни (СИ) - Страница 17

— Тебе же нравится, — Отабек не спрашивает — утверждает. — И у тебя встал, — он накрывает его пах ладонью и чуть сжимает.

— У тебя тоже!

— Значит, всё в порядке.

Они снова целуются, и Жан-Жак до сих пор не понимает, как вообще до этого дошло. Но позволяет содрать с себя рубашку, затем футболку, а позже и расстегнуть джинсы. Отабек тоже не остаётся одетым. Руки действуют автоматически, потому что мозг отказывается работать. И им бы остановиться, но вместо этого они раздеваются окончательно.

Одежда валится неряшливым комом на пол, Жан-Жак откидывает голову назад и сдаётся губам и рукам Отабека, который на удивление головы не теряет. Он вжимается сильнее, разводит ноги Жан-Жака в стороны, цепляется пальцами в коленки и обводит языком ключицы. Жан-Жак дышит через раз, кусает губу и явно нервничает. Потому что не уверен, что вообще готов, и не знает, как через полчаса, когда возбуждение схлынет, посмотрит на Отабека, и что ему скажет.

— Я беру всю ответственность на себя, — Отабек словно читает его мысли, возвращается к поцелуям и заставляет снова забыть о нерешительности. — Так что расслабься.

Расслабиться у Жан-Жака получается не сразу. Он ощутимо сжимается, и Отабеку приходится потрудиться для того, чтобы войти. Жан-Жак не сдерживается и болезненно морщится, потому что это его первый раз снизу и вообще-то он не слишком был готов к экспериментам, но через несколько минут и пару умелых движений руки по собственному члену он уже готов принять новый опыт. И почему-то от осознания, что этот опыт получен с Отабеком, становится неприлично хорошо. Даже лучше, чем когда он изливается на свой живот и чувствует вибрацию тела Отабека от оргазма.

После душа Жан-Жак возвращается в гостиную так, словно находится не в своей квартире. Но Отабек спокойно сидит на диване, одетый только в джинсы, пьёт пиво и курит прямо в комнате, сбивая пепел в кружку с водой. Жан-Жак садится с ним рядом, смотрит на финальные титры, бегущие по экрану, и выдаёт:

— О чём хоть был фильм?

— Понятия не имею, — Отабек тихо смеётся, оборачивается к нему, а потом вдруг валится головой на его колени, не выпуская сигарету из рук. Он затягивается, выпускает дым в потолок и щурится, рассматривая Жан-Жака снизу вверх. — Мне понравилось. Не фильм, если ты не понял. Тебе тоже.

— Ты не спрашиваешь, верно?

— Да, — Отабек подносит сигарету к его губам, Жан-Жак затягивается и вдруг окончательно расслабляется. Почему-то он не чувствует неловкости, хоть и не может сказать, что всё произошло так, как и должно произойти.

— Почему бы нам не попробовать втроём? — предлагает Отабек, когда сигарета оказывается докуренной, а одна бутылка пива распита на двоих. Он так и не поднялся с чужих колен, поэтому Жан-Жак продолжает рассматривать его сверху. — Юре нравимся мы оба. И, как оказалось, нам тоже друг с другом не так плохо.

Жан-Жак приподнимает брови, вдруг озарённый догадкой:

— Ты с самого начала это планировал.

— Да, — не отрицает Отабек. — Но я не был уверен, что, во-первых, ты не врежешь мне, во-вторых, что Юра не врежет мне чуть позже. И последнее всё ещё остаётся загадкой.

— Так, значит, ты вроде как влюблён в меня? И это после стольких лет дружбы? — Жан-Жак привычно скрывает неловкость за театральным закатыванием глаз. Не хватает только заломить руки.

— Не обольщайся, — хмыкает в ответ Отабек. — Как будешь невысокой блондинкой с классной задницей, тогда и поговорим о влюблённости. Хотя твоя задница тоже ничего.

— Какое разочарование, — Жан-Жак дёрнул коленкой в попытке скинуть голову Отабека, но тот лишь сильнее придвинулся к его животу.

— Но мне было классно. То есть, даже то, что ты не блондинка, не повлияло на то, что было классно. И тебе было классно, не спорь. Тогда почему бы не попробовать? В любом случае, к точке отсчёта уже поздно возвращаться. В предыдущую плоскость мы обратно не перейдём.

— Останемся в горизонтальной? — не выдерживает и хохмит Жан-Жак. Вообще-то в словах Отабека есть рациональное зерно, хоть Жан-Жак пока ещё не до конца осознаёт, насколько тернистый пусть их ожидает. С другой сторону, почему тернистый? Разве им не должно быть легко? Они с Отабеком знакомы целую вечность, узнают Юру, и ведь действительно из этого может что-то получиться, если постараться. Жан-Жак готов приложить усилия. В конце концов, теперь они вдвоём на одной стороне, перетянуть туда и Юру станет лишь вопросом времени. Он усмехается своим мыслям и даже не сразу понимает, что Отабек тянет его за шею к себе.

— Мы можем попробовать и в вертикальной, — шепчет Отабек в его губы, и Жан-Жак отвечает ему усмешкой, накрывая его рот и заставляя целоваться в том темпе, который больше нравится ему.

— Свою задницу я тебе больше не подставлю, не мечтай, — говорит он немного позже.

Отабек молча перехватывает инициативу в поцелуе, и тема разговора остаётся открытой.

***

— Ты сейчас его сломаешь, — Виктор оказывается рядом неожиданно, и Юра ещё крепче впивается в станок.

— Чего надо? — шипит он, потому что его терпение на пределе.

— Зашёл попрощаться.

— Что? — Юра опускает ногу и только сейчас замечает, что Виктор стоит с небольшой спортивной сумкой. — Куда ты собрался?

— Прямо сейчас — домой.

— А потом?

— И потом домой. Я ухожу, — Виктор едва ли не светится от счастья, и Юра вдруг понимает, что сейчас это счастье искреннее.

— Ты уходишь из балета? — уточняет он и совсем уже неприлично таращит глаза. Потому что такие, как Виктор, обычно не уходят до последнего. А у того есть впереди ещё несколько лет в запасе.

— Я ухожу отсюда, — мягко улыбается Виктор. — Помнишь, я возил тебя в студию Юри?

— Только не говори, что начнёшь учить каких-то неудачников, спохватившихся выполнять детские мечты! — Юра возмущён, потому что считает это несусветной глупостью. И потому что Виктор даже словом не обмолвился о своём уходе раньше. — Ты ведь сам недавно говорил о смысле жизни и о станке под рукой. Противоречишь своим же словам!

Юра почти в бешенстве, потому что он поверил, потому что раскрыл рот и слушал его тогда, потому что ещё долго пытался понять какой-то скрытый смысл. И пересмотрел ведь своё решение. А теперь такая подстава, практически нож в спину. Виктор трепет его по волосам, удобнее перехватывает сумку и продолжает улыбаться, но не Юре, а каким-то своим мыслям:

— Так случилось, что мне повезло найти другой смысл жизни. И балетный станок всё ещё будет у меня под рукой.

— Хочешь перестать быть кумиром и стать обычным человеком?

— Да, — не отрицает Виктор. — Прежде всего, для себя. Но я не хочу, чтобы моё решение показалось тебе верным. Оно верно для меня, но не для тебя. Мы слишком разные, поэтому не делай поспешных выводов. Просто помни о том, что сбежать ты всегда успеешь, а вернуться уже сложнее, — повторяет он уже звучавшую от него фразу и легко щёлкает Юру по носу. — Звони, если что, номер телефона у тебя есть.

Юра чувствует себя растерянным, медленно кивает в ответ и недоуменно смотрит, как Виктор выходит в коридор. Вообще-то, это всё очень странно. Вся его жизнь становится очень странной с того дня, как его не взяли в турне. Труппа уже скоро вернётся с гастролей, а он успел навести такой кавардак в своей голове, будто бы не пара месяцев прошла, а целое тысячелетие.

И не только Виктор всему виной. Разговор с Отабеком и Жан-Жаком и вовсе вышиб у него почву из-под ног. Юра в их разговоре двухнедельной давности назвал их обоих поехавшими извращенцами и слинял сразу же, не став даже долго разбираться, как им вообще пришла такая мысль в голову.

Отношения втроём! Юра закатил глаза и презрительно фыркнул. Верх абсурда.

Как он вообще умудрился вляпаться в это? Как они додумались подобное предложить? Юра даже подумал, что всё было подстроено изначально, чтобы посмотреть, как далеко он сможет зайти, а потом посмеяться над ним, но, вспомнив об аварии, всё-таки утвердился в мыслях об извращенцах.