Формула жизни (СИ) - Страница 12

Он сбежал. И Виктор сбежал. И сейчас они сидят в подъезде, словно два щенка, сорвавшиеся с поводка. Только щенки хотя бы милые, и их кто-нибудь захочет приютить или покормить.

А они — нет.

Два сбежавших трусливых ублюдка.

========== Глава 6 ==========

Жан-Жак с детства не любил больницы. Да и кто их вообще любит? Вряд ли даже сами врачи с энтузиазмом относятся к этому особенному запаху, которым пропитаны стены, к тяжёлой атмосфере и напряжённым лицам пациентов. Привычно, потому что это работа, но вряд ли хоть с каким-то восторгом. Жан-Жак в этом уверен.

У него с больницами тяжёлые отношения. В детстве он часто ранился и падал, и почти всегда не обходилось без швов. Даже обычная ссадина коленки превращалась в такую рану, с которой приходилось обращаться к врачу. Потому что Жан-Жак всё делал с размахом. Неудивительно, что всё его тело покрыто мелкими давно зажившими шрамами и парочкой довольно крупных, как тот, что пересекал живот от рёбер до бедренной косточки, или тот, что проходил по всей голени правой ноги. Все, кто его знал хоть чуть-чуть, постоянно шутили на тему, что если бы Жан-Жак не ушёл из спорта сам, то рано или поздно он бы проломил головой лёд и сломал бы себе шею, потому что это его карма. И Жан-Жак лишь ухмылялся, отчасти принимая этот факт.

Сейчас от его ухмылки не остаётся и следа. Он сидит в приёмном отделении в неудобном кресле и сверлит взглядом стену, выкрашенную в противный персиковый цвет. Он должен успокаивать, но Жан-Жаку ни черта не спокойно. Он бледен, его знобит и трясёт. Где-то через несколько дверей отсюда врачи осматривают Отабека, и Жан-Жак знает, что никогда не простит себе этой глупой гонки.

Из них двоих в неприятности всегда влипает Жан-Жак. Он ввязывается в драки, его ловят на мелкой краже в супермаркете, потому что он поспорил с приятелем, что сможет сделать это. Он вообще постоянно спорит, выигрывает или проигрывает, попадает в полицейский участок, имеет кучу штрафов из-за административных правонарушений и однажды чуть не попадает под уголовную ответственность, когда в очередной драке разбивает нос не тому парню.

Отабек из другого теста: серьёзный, ответственный и не бросающийся в омут с головой, когда азарт подогревает кровь. Он взвешивает ситуацию и принимает оптимальное решение, которое всегда было лучшим выходом. Он забирает Жан-Жака из участка и улаживает остальные конфликты. И ни разу не ставит это в упрёк.

Иногда Жан-Жаку кажется, что Отабек не младше его на год, а старше на целых десять лет. А то и больше.

И поэтому он не может поверить, что их глупая — теперь он по-настоящему понимает, что это было глупо — затея с гонкой обернулась слишком тяжёлыми последствиями.

Это у Жан-Жака за плечами десятки мелких и не очень аварий, это он не один раз отдавал байк в ремонт, а свою покорёженную физиономию вверял лечению Отабека, который обрабатывал её йодом и лишь иногда в отместку зелёнкой. Но даже с зелёными пятами Жан-Жак казался себе неотразимым.

Сейчас все этим мысли кажутся настолько идиотскими, и он понимает это настолько отчётливо, что внутри сжимается болезненный ком.

Отабек ни разу не попадал в серьёзные аварии, даже в мелкие не попадал. Он удивительно внимательный и осторожный водитель, он следит за дорогой, зачастую даже пиво не пьёт, когда выезжает куда-то на байке, и не рискует.

Эта гонка — их совместная идея. Но никто не знал, что будет дождь, что трасса станет скользкой, а видимость практически нулевой. И ведь можно было всё отменить, перенести на другой день, но Жан-Жак не хотел откладывать, Отабек не стал отказываться.

Жан-Жак трёт уставшие глаза, проводит руками по лицу и утыкается им в задранные на сидение коленки. Мила, сидящая рядом, в попытке поддержать гладит по плечу, но сама она выглядит не лучше: взволнованная, уставшая и такая же до синевы бледная. Или это из-за света больничных ламп? Под ними всё кажется блеклым и болезненно прозрачным.

— Езжай домой, — говорит ей Жан-Жак. — Я тебе позвоню, когда всё прояснится.

Мила одна из тех девушек, с которыми удаётся и хочется дружить. Обычно Жан-Жаку сложно удержать эту грань, обходиться без ни к чему не обязывающего флирта и просто полагаться на человека. Ему и с парнями-то тяжело, что говорить про девушек, которых Жан-Жак всех без исключения считает милыми и не может удержаться от комплиментов. С Милой как-то всё по-другому.

Сначала Жан-Жак думает, что они с Отабеком встречаются, потому что именно он их знакомит, и оказывается почти прав — они пытались, но так ничего путного и не вышло. Зато остались хорошими друзьями. А у Жан-Жака всё равно успевает выработаться рефлекс, что с Милой флиртовать нельзя, потому что на неё имеет виды лучший друг.

— Я не уеду, — Мила сжимает руками подлокотники.

— А я говорю, езжай, — Жан-Жак смотрит на неё строго, но на лице Милы упрямое выражение. Она явно не хочет сдаваться, но выглядит так, словно вот-вот уснёт. Стресс на всех влияет по-разному. Жан-Жак знает, что не сможет уснуть ещё несколько дней, даже если всё обойдётся. А Мила валится с ног.

— Толку от того, что мы сидим здесь вдвоём, — Жан-Жак обнимает её за плечи, привлекает к себе и гладит по волосам. От Милы пахнет кофе, немного табаком, и даже чувствуется запах духов. Всё лучше, чем запах больницы, настойчиво забирающийся в ноздри. — Сменишь меня завтра, если понадобится, — обещает он. — Я тебе позвоню утром. А пока отдохни.

И Мила соглашается. Берёт свою куртку с соседнего сидения, кивает Жан-Жаку на прощание и скрывается за автоматом с кофе. Жан-Жак пьёт уже третий стакан эспрессо подряд.

Нервы практически оголены, он раскачивается, продолжая гипнотизировать стену взглядом, и её цвет так сильно въедается в подкорку мозга, что он начинает его ненавидеть. В голове слишком много мыслей и обвинений себя, и Жан-Жак знает — он в любом случае себя не простит. Отабек простит, а он не сможет. Даже если всё обойдётся, даже если Отабек сейчас выйдет без единой царапины — что вообще невозможно, потому что Жан-Жак ещё два часа назад самолично смывал его кровь со своих рук, — он всё равно не простит. Потому что это он, Жан-Жак, полный идиот, не сумевший остановиться вовремя, как не умел никогда. И, по правде говоря, ведь должен был пострадать он, а не Отабек, который по-честному побеждал.

— Вы Жан-Жак Лерой? — врач появляется неожиданно, словно вырастает прямо из пола. Жан-Жак моргает и поднимает голову, медленно кивает, а на лице сразу же проявляется высшая степень беспокойства и волнения. Он даже закусывает губу, готовясь к самому страшному. — Что ж, спешу вас обрадовать, серьёзных повреждении нет. Сотрясение мозга, вывих руки и много ушибов, но в целом отделался испугом.

— Когда его можно забрать? — Жан-Жак поднимается, подстёгиваемый облегчением. Но оно какое-то совсем не радостное, просто вязкое и липкое. Вина всё ещё гложет и заставляет взгляд испуганно метаться.

— Я бы хотел понаблюдать за ним до утра, если всё будет в норме, то сможете уехать.

— Хорошо, спасибо, — Жан-Жак кивает. — К нему можно?

— Не стоит, он отдыхает.

Врач уходит, а Жан-Жак покупает в автомате ещё один стакан кофе. Ночь тянется медленно, но Жан-Жак рад и этому. По крайней мере, ему не сообщили плохие новости, и утром он повезёт Отабека в свою квартиру. На такси, не на байке. За ним он вернётся позже. Или вовсе попросит кого-то из приятелей пригнать.

Пациентов ночью прибывает много, какие-то аварии, драки, бытовые травмы — центральная городская больница не испытывает нехватки «клиентов» даже по ночам. Жан-Жак наблюдает за всем отстранёно, иногда проваливаясь в дремоту. Он думает об Отабеке и лишь иногда о Юре. Считает, что всё честно — он должен отступить. И не из-за чувства вины, а потому что Отабек первым бы достиг финиша, не потеряй управление. От Юры тяжело отказаться, но переступить себя и продолжать эту гонку Жан-Жаку не позволяет ни честность, ни врождённое чувство справедливости, ни достоинство.

К утру голова начинает болеть, а глаза совсем слипаются, хотя он выпил столько кофе, сколько обычно пьёт за неделю. А ведь он думал, что вообще не захочет спать.