Формула смерти - Страница 6

Во всех случаях, когда умирали на моих глазах и руках, или я (например, как врач «СП») появлялся перед покойником, я никогда никакого страха или вообще какого-нибудь чувства, кроме полагающихся при конкретной ситуации, не испытывал. То есть, собственно, покойников я никогда не боялся. Но я испытывал и до сих пор испытываю немотивированный (витальный) страх, который может превратиться в настоящую паническую атаку, перед покойниками в гробу, с их живыми и мертвыми цветами, траурными лентами, носовым платочком, торчащим из кармана пиджака, косынкой, надетой на мертвую голову и т.д., и т. п. Вот такой вид смерти для меня ужасен!

Когда я работал судебно-медицинским экспертом в Николаевске-на-Амуре и в день мог вскрыть до 20 трупов (после праздников, например, особенно много было трупов в Николаевске-на-Амуре и его районах, почему-то после 7-го ноября; однажды их было за 50!), то никаких ни положительных, ни отрицательных эмоций, не относящихся к делу, я не испытывал. Но, стоило моих «клиентов» одеть в одежду и положить в гроб, как я начинал их бояться. До сих пор, повторяю, боюсь покойников в гробу, как знакомых, так и не знакомых!. Я не хожу на похороны даже дорогих и близких мне людей. Не был на похоронах ни одного своего друга, хотя почти все они уже или погибли насильственной смертью, или умерли от болезни, или, скоропостижно. С еще живущими друзьями мы договорились, не приходить на похороны друг друга, чтобы быть на равных перед смертью. Два случая были, конечно, исключением из этого моего правила. Это – смерть и похороны моей горячо любимой бабушки, Марии Алексеевны Новокрещеновой, и моего любимого отца, Василия Петровича Черносвитова. Смерть ничего не могла изменить в моей любви к ним, даже положив их тела в гроб! Ни малейшего страха я перед этими усопшими, находящимися в гробах, не испытывал. Больше того, они часто снятся мне именно мертвыми или умирающими. И я до последнего борюсь во сне за их жизнь, без всякого страха. Правда, всегда побеждает смерть! Двух, близких и хорошо знакомых мне людей я не видел в гробу наяву. Это Владимира Семеновича Высоцкого и Василия Макаровича Шукшина. Тоже, сознательно не пошел на их похороны. Но они мне тоже часто снятся мертвыми или умирающими. И я их тоже не боюсь.

Думаю, что знаю источник моего страха к покойнику, лежащему в гробу. Чтобы рассказать о нем, я должен вернуться вновь к гибели моего первого друга и моей болезни. Так вот, когда я поправился, но приобрел страх перед покойниками, одна старушка, жившая с нами по соседству, научила меня, как избавиться от страха перед мертвецами. Вот ее совет.

Нужно ночью одному зайти в комнату, где стоит гроб с мертвецом. Хорошо бы, если бы в этой комнате или в соседней, была бы печь. В комнате никого из живых не должно быть. Лучше это делать с 12 до 3 часов утра, то есть, когда еще на у и, не оглядываясь на гроб, выйти из комнаты. Страх перед покойником и смертью после этой процедуры обязательно пройдет на всю жизнь.

Так пообещала мне старушка.

Я долго ждал, когда в нашем доме кто-нибудь умрет. лице темно. В комнате, где стоит гроб, может гореть электрический свет, но лучше, если горят одни свечи. Так вот, войдя в комнату, где стоит гроб, нужно подойти сначала к голове покойного, поднять пальцами его веки и посмотреть ему в глаза. Потом нужно подойти к его ногам и разуть их, чтобы потрогать пятки. Пятки нужно трогать голые, поэтому, если ноги у покойника в чулках или носках, но чулки или носки нужно снять.

Потрогав голые пятки, нужно все привести в порядок: одеть носки или чулки на ноги и обуть покойника. После этого повернуться к нему спиной и так постоять минут пять-десять. После этого подойти к печи, открыть ее дверцу и заглянуть в печь. Смотреть нужно не меньше минуты в темноту печи. Потом дверь печи закрыть Больше 2 лет! Наконец, заболела раком подруга моей мамы, которая часто бывала у нас с мужем (детей у них не было) и с которой я много раз разговаривал на разные детские и не совсем детские темы. Была эта женщина намного моложе моей мамы, очень красивая, она часто сажала меня к себе на колени и это меня как-то по-особому волновало. Один раз они с мамой брали меня в баню, и я видел ее голой. Особенно запомнились ее великолепная пышная, упругая (я как бы невзначай потрогал) грудь и красивая попка. Сейчас я помню только фамилию этой женщины. Басаргина. Она болела не долго и быстро умерла. К моему счастью, гроб с усопшей поставили в комнате, где была печка (мы жили в доме с печным отоплением). Гроб стоял на высоком столе, покрытом белой скатертью. По углам комнаты в банки с водой были воткнуты огромные букеты разных цветов и оттенков сирени (смерть у меня с тех пор пахнет сиренью). Весь наш дом два дня прощался с умершей. Муж с приятелями все это время сильно пили. И в ночь, когда я собирался сделать то, что посоветовала мне бабушка, они крепко уснули в соседней комнате. Покойница осталась одна, лежа в своем гробу. Мои родители вернулись от Басаргиных где-то к часу ночи и скоро уснули. Примерно, в половину второго я вышел из своей квартиры и направился к Басаргиным. Дверь была полуоткрыта. Сильно пахло сиренью (покойницу вдобавок еще обильно полили духами «Сирень»). Сначала мне нужно было незаметно пройти через комнату, в которой, кто на диване, а кто прямо на полу, спали мужчины и несколько незнакомых женщин. Мне это удалось: я прошел на цыпочках, стараясь никого и ничего не касаться. Наконец, я в одной комнате с покойной. Глаза успели привыкнуть к темноте, и я видел гроб, не включая света. Я подошел к голове умершей и понял, что без света я не смогу увидеть ее глаза. Поэтому мне пришлось включить свет. Я подождал немного, никто на это не отреагировал. Я посмотрел на покойницу и увидел, что у нее на лбу лента с ангелочками с словами. Красивые волосы были распущены и полностью покрывали маленькую подушку, на которой лежала ее голова. Лицо было белое, очень напудрено, губа сильно накрашены. Это было некрасиво! Я большими пальцами легко приподнял веки. Глаза были тусклые. Зрачки широкие и мутные. Покойница не обратила на меня никакого внимания. Тогда я пошел к ее ногам. На ней были надеты былые туфли. Туфли я снял легко, но покойница оказалась в белых в елочку в чулках. Я рукой вынужден был залезть покойнице под юбку и от пояса поочередно отстегнуть чулки. Не удержался и потрогал ягодицы. Они были мягкие, как подушка, на которой я спал. Перед моими глазами на миг мелькнула розовая попка, которую я видел и трогал в бане. Ничего общего с тем, что я чувствовал, трогая ягодицы покойницы! Снял чулки и потрогал голые пятки. Потом спокойно натянул чулки и зацепил их за пояс, как было. Надел туфли. Затем отвернулся и постоял, минут пять-семь. Подошел, наконец, к печке, открыл дверцу и минуту-две смотрел в темноту. Ничего не увидел. С сознанием выполненного долга, вернулся домой, лег в постель и крепко уснул. Бабушка-соседка меня обманула. Все оказалось наоборот. С тех пор я стал бояться покойников, одетых и лежащих в гробу.

Приехав по воле Ивана Борисовича Галанта в Николаевск-на-Амуре работать судебно-медицинским экспертом, я принимал дела у судебно-медицинского эксперта, проработавшего в городе 3 года и собравшегося ехать в Москву, поступать в ординатуру по психиатрии (надо же такое совпадение желаний!). Кстати, не единственный раз я встречался с психиатрами, которые сначала работали судебно-медицинскими экспертами или патологоанатомами. Один раз было наоборот. Главный патологоанатом Центрального госпиталя МВД СССР, где я работал с 1978 по 1989 гг., был бывший психиатр. Отработав после института 3 года психиатром, он потом перешел в патологическую анатомию. Кстати, такая деталь, все психиатры, начинавшие работать судебно-медицинскими экспертами и патологоанатомами, были не выше среднего роста. Мой рост 172 см. А главный патологоанатом ЦГ МВД СССР Тебинихин (имя его я забыл) был ростом около 2-х метров. Имя моего предшественника – Геннадий Иванович Шевелев. Это, пожалуй, по родству душ, третий мой друг. Первым был мальчик, который утонул в Амуре. Вторым – Жорж Самсонович Коробочка. Третьим – Шевелев. Все они имеют прямое отношение к анализируемой в этой книге теме. Геннадий Иванович увлекался не только психологией и психиатрией (впоследствии он стал одним из лучших психиатров Москвы и Московской области). Знал хорошо он и философию, да и по складу мышления был не только выдающийся психоаналитик, но и мудрец, проникающий в суть вещей и явлений. В его голове хорошо ладили умственные способности Эркюля Пуаро и Шерлока Холмса. Умер он скоропостижно, в возрасте 48 лет, также от острой сердечнососудистой недостаточности. Последнее, что успел сказать перед смертью: «Завтра нужно сходить к Евгению в госпиталь, провериться. Наверное, открылась язва!» Я тогда работал в ЦГ МВД СССР), подробности – читай ниже). Будучи отличным клиницистом, он не смог поставить себе правильный диагноз. Обладая хорошим здоровьем, не мог и предположить, что умирает от коронарного спазма. Рядом стояла его жена. Фармаколог. Если бы она дала бы ему хоть одну таблетку нитроглицерина, Геннадий остался бы жить. Смерть Геннадия Ивановича (я помогал организовывать похороны, но хоронить Шевелева не пошел), и еще одного моего друга (четвертого по родству душ), Елисеева Сергея, (о нем тоже ниже), а также собственная клиническая смерть (подробности – ниже), обнажают некоторые важные механизмы умирания сильных людей. И коварство смерти.