Формула преступления - Страница 52

— Быть может, дом перепутали, этаж или квартиру? — мирно спросил он.

— Ничего я не перепутал! — огрызнулся Викто́р. — Глупость какая-то. Позовите Алису!

— Да что вам надо… — ответили за дверью.

Голос пожилой дамы звучал тихо, но отчетливо, словно говорили в замочную скважину. Нагнувшись, Родион сказал в прорезь:

— Будьте любезны открыть. Сыскная полиция.

Волшебных слов оказалось достаточно. Створка медленно распахнулась.

В первый миг старшему городовому показалось, что лицо хозяйки квартиры зависло в воздухе, как привидение. Болотников оторопел, но сразу понял ошибку. Случился оптический фокус, каким часто пользуются на сцене. На фоне темного проема старушка, одетая в черное монашеское одеяние, казалось, не имела тела. На Ванзарова она смотрела снизу вверх, доставая макушкой ему до груди. Ни страха, ни удивления, ни интереса не появилось в прозрачных глазах. Словно все мирское давно перестало иметь для нее какое-то значение.

— Что-то случилось? — спросила она шелестящим, как сено, голоском.

Родион представился, стараясь отчетливо проговаривать слова, но, кажется, со слухом у богомолки было в порядке. Она в ответ назвалась матушкой Паисьей.

— Госпожа… Извините, матушка Паисья, этот господин, — Ванзаров указал на Княжевича, — уверяет, что сегодня утром с девяти до одиннадцати был у вас.

— Какой господин? — не поняла старушка.

Ей указали мужчину в мехах.

Матушка быстро перекрестилась:

— Свят-свят… ересь какая. Одна живу, никого к себе не пускаю. Нечего тут мужчинам делать…

— Позовите Алису! — рванулся к проему Княжевич, но на взлете был пойман лапищей городового. Его возвращение напоминало падение спиной в пропасть.

Паисья прижалась к косяку:

— Грех так старого человека пугать… Что за имя поганское? Какая Алиса?

— С вами живет соседка? — спросил Родион. — Или родственница?

— Нет у меня никого… Одна я уж три года как… Была у меня доченька, да погубил ее злой человек… Вот какой красавицей была…

Из невидимого кармана появилась фотографическая карточка с портретом молоденькой барышни. На вид лет восемнадцать, миленькая, но ничего особенного, брюнетка с мечтательным взором в пышных ресницах.

— Вот теперь за спасение ее души и молюсь… Ничего у меня в жизни не осталось… А этого… — матушка бросила взгляд на шубу, — не видела и знать не желаю. Ирод и изверг. Как земля таких носит… Как встала, так с утра и молилась.

— Лжешь, старая карга! — завопил Княжевич, совершенно выйдя из себя. — Ванзаров, загляните внутрь, там диван стоит в цветочек и занавес, расписанный драконами, за ним! Проверьте! Это обман! Она лжет!

Болотников успокоил разбушевавшегося господина, встряхнув за плечики. Викто́р затих, но повторял: «Обман, мерзкий обман».

— Вы позволите только мне заглянуть? — спросил Ванзаров.

Ему беззвучно уступили дорогу.

Нырнув в квартиру, Родион вернулся довольно скоро и затворил за собой дверь. Княжевич ждал с таким нетерпением, словно уже готов приговор.

— Ну?! Убедились?!

— Маленькая комнатка, диван есть, но приставлен к стене. Никаких цветочков на нем, а стеганое одеяло. Занавеса с драконами тоже нет. Зато весь угол в иконах. Что теперь скажете?

Подступив к чиновнику полиции, Викто́р схватился за пуговицу пальто и быстро заговорил:

— Клянусь вам, я был в этой квартире! Это какое-то безумие, сумасшествие, не знаю, что и сказать… Послушайте, как дело было. Четверть десятого вышел из дома, чтобы, не торопясь, дойти до Сампфельда. Иду, курю, прекрасное расположение духа. Замечаю — девица, ну просто фантастическая красавица. И смотрит она на меня… как молнией пораженная. Я, конечно, женщин всегда сразить сумею, но такое… Словно искра между нами проскочила. Тут она подходит и говорит: «А ведь мы потом всю жизнь вспоминать и жалеть будем… наплевать на приличия, один раз живем». И берет меня за руку! Я просто ошалел, иду за ней. Она ведет к себе, в эту квартиру. А дальше начинается такое… Меня в любовных играх не удивишь, но тут… Даже о времени забыл. Когда очнулся, смотрю — уж одиннадцать. К портному опоздал. Алиса говорит: «Иди, а то мне после этого сумасшествия в порядок надо придти». Я спрашиваю: «Когда встретимся?» Она говорит: «Хоть завтра, приходи сюда пораньше». Поцеловал ее на прощание и отправился в клуб. Клянусь вам, это чистая правда. Понимаете, почему сразу рассказать не мог? Поверьте мне!

Такое изобретательное вранье городовой оценил смешком. Но тут же осекся под строгим взглядом.

— Пока ясно одно: никакого алиби у вас нет, — сказал Родион. — И никакой Алисы здесь нет и быть не может.

— Но я был с ней!

— Хочу официально предупредить, что господин Болотников, наш помощник, может быть допрошен как свидетель, который подтвердит то, что здесь происходило.

Старший городовой проникся важностью момента.

— Но до этого еще далеко, — продолжил Ванзаров. — А теперь самое время окончательно прояснить эту историю.

— Умоляю вас, сделайте это! Проясните! Что мне делать?

— Свозим вас в одно интересное место.

— Но я не хочу в тюрьму… — Княжевич отшатнулся. — То есть в участок!

— Почему сразу в участок?.. Здесь недалеко, доедем быстро. Раз наш извозчик Спиридон такой услужливый.

— Это наваждение, не иначе!

— Кстати, Виктор Геннадиевич, матушка Паисья не показалась вам знакома?.. Быть может, раньше встречались?

— Откуда мне знать эту ведьму!

— Попробуйте представить ее без черного платка и в обычном платье. Немного помоложе.

— Что представлять? У меня на лица отличная память… Знать не знаю эту старуху. Но что теперь делать мне? Нет, это наваждение…

— Не будем терять времени. Прошу вниз…

Слега дрожащей рукой Княжевич достал свежую папиросу и на ходу стал прикуривать, обжигая пальцы. От самоуверенности члена «Львиного» клуба не осталось и следа. Мужчина, сражающий дам, нынче пребывал в глубокой панике. Только затяжки ароматного дыма немного привели его в чувство.

Пролетка встала у двухэтажного домика. Ничто, кроме затоптанного снега, не говорило о присутствии полиции. Болотников спрыгнул с подножки, ожидая принять седока. Однако происходило что-то непонятное простому и крепкому уму старшего городового. «Шпендель в шубе», как прозвал он про себя скользкого типа, докуривал третью гильзу, уставившись в пол, но с диванчика вставать и не думал. А юный чиновник наблюдал за ним как будто с интересом. Словно и не собираются слезать вовсе. Что за игры такие?

Оторвав взгляд от коврика на дне пролетки, Княжевич обернулся к соседу:

— И что теперь? Куда прикажете, господин сыщик?

— Вам лучше знать, сколько раз здесь бывали.

Виктор огляделся.

— Где я бывал?

— Играете талантливо, только в любом обмане надо знать меру… Вам туда, — Ванзаров указал на чистенький подъезд.

Швырнув окурок по крутой дуге прямо в канал, Княжевич спрыгнул, всем своим видом демонстрируя, что не понимает, куда и зачем его привезли.

На звук дверного колокольчика появилась Симка в самом энергичном настроении, от слез и следа не осталось. Увидев гостя, охнула, попятилась и с некоторым испугом сказала:

— Здравствуйте, Викто́р…

— Я тебя не знаю, мерзкая тварь! — истерично закричал победитель женских сердец. — И не смей называть меня по имени!

Зарыдав без предупреждения, как умела, горничная скрылась так же стремительно.

— Я бы не советовал настраивать против себя свидетелей, — тихо сказал Родион. — На суде такое хамство может совсем дурно обернуться…

— Каких свидетелей? На каком суде?.. Что за бред?.. Ох, простите… Не понимаю, что говорю. — Княжевич потянулся за следующей папиросой. Но ему посоветовали отложить курение на потом.

В открытой двери наконец появился дежуривший городовой. Пока Болотников подталкивал Викто́ра по лестнице, Ванзарову быстро доложили: в комнате все подготовлено, как велели. Фотограф приходил, жертва и все улики отсняты подробно. Доктор Белкин явился, тело осмотрел наружно, сказал, что и так все ясно, в участке подпишет протокол. Согревшийся городовой цвел, как начищенный самовар, который он с напарником приканчивал в приятном ожидании. Вот такую бы службу — да каждый день.