Формула-О (СИ) - Страница 55
— Держи такие рассуждения при себе! — потребовал Хань, вцепившись в многострадальную ногу Чонина надёжнее. — До места долго?
— Увы, почти добрались. Вон уже и остров…
Через пару минут катер подтолкнуло сильной волной, а под водной гладью прозвучало нечто, здорово смахивавшее на утробный низкий стон.
— Бедняга, со всей дури врубился в ограждение. Хань, может, ты отпустишь мою ногу? Не волнуйся, по земле эта зверушка ходить пока не научилась. Было круто, но мало. Ну да ничего, зато на обратном пути помчимся с ветерком.
— Ты что имеешь в виду? — насторожился Хань.
Чонин заглушил движок катера и ловко перемахнул через борт с канатом в руках, обмотал канатом столбик у деревянных мостков и жестом велел бросить ему сумки.
— Да ничего особенного. Зверушка будет ждать нашего отплытия. Скорее всего.
— Нашего… что?
Хань осёкся, потому что ему на голову внезапно обрушились потоки тёплой воды.
— Дождик. Побежали!
И они побежали сначала по мосткам, а потом по мокрому песку под хлеставшими с неба тугими струями ливня. Добрались до домика, сложенного из полых трубок, походивших на бамбук, ввалились внутрь и побросали сумки на пол.
Хань трясся, как заячий хвост. Дождь был тёплым, но под крышей и в вечернее время контраст температур оказался существенным. В мокрой одежде Хань тут же замёрз.
— Снимай это, — скомандовал Чонин и сам показал пример, бросив на скамейку у входа куртку и потянув вверх влажную футболку. Хань не сводил глаз с него и смотрел, как он расстёгивал кожаные брюки и выскальзывал из них. А потом Чонин шагнул к нему, не обращая внимания на собственную наготу, ухватился за футболку, снял и потянул вниз шорты.
Хань зажмурился, едва его прижали к горячему твёрдому телу. Дрожь тут же сгинула без следа — дрожь от холода. Зато Ханя затрясло уже по иной причине.
Он жадно разглядывал полные губы, смотрел, как по ним медленно проходился розовый кончик языка. И постепенно «смотреть» превращалось в «трогать».
— Поплавать прямо сейчас не получится, зато можно утром… — быстро шепнул Чонин, прижав Ханя к себе плотнее. Упругие губы скользнули по виску Ханя. И когда Хань прикрыл глаза, Чонин согрел лёгкими поцелуями его веки. — Хочешь?..
— Не задавай идиотских вопросов, — взмолился Хань, обвив руками смуглую шею. И Чонин послушно перешёл от «идиотских» вопросов к «умным» действиям.
— Здесь кровать вообще есть? — выдохнул Хань и закусил губу, пытаясь пережить спокойно прикосновение горячих губ к коже над ключицей, пока быстрые пальцы ощупывали его поясницу и умышленно опускались ниже, чтобы пробраться в ложбинку меж ягодиц и погладить влажную от смазки кожу у входа.
— Кровати нет. Гамак есть. Всегда знал, что ты безумно любишь экстрим…
— Ты же не собираешься… — Хань задохнулся на миг и отчётливо ахнул — проворные пальцы оказались внутри него и настойчиво толкнулись чуть глубже.
— А что мешает нам попробовать? — вкрадчивым шёпотом прямо на ухо. И следом за шёпотом — влажное касание языка.
— Чонин!..
========== Глава 26 ==========
Комментарий к Глава 26
С добрым утром, котики :)
Блудная бета дошла до КФ и принесла свежатинку, чтобы никто не скучал ;)
Как магнит к себе влечёт звезда,
Свет везде – полна им темнота,
Это знак разгаданных глубин
В поисках изменчивой Судьбы.
Ария - Точка невозврата
Глава 26
Перед гонкой в связи с праздником в честь независимости Федерации Орион тамошний правитель решил толкнуть речь. Всем гонщикам пришлось собраться на центральной наблюдательной станции и покрасоваться перед камерами.
Чонин после квалификации мог похвастать правом на лучшую позицию. Вторую и третью позиции получили Чанёль и Тао, а четвёртую — Хань. Все они стояли рядом, мило улыбались и время от времени отвечали на вопросы журналистов, позировали для голоснимков и снимков обычных, на камеру и занимались прочей ерундой к вящему восторгу фанатов.
К Чонину прорвался бойкий омега с флажком в руке. На флажке ярко пламенели две восьмёрки. Омега потянулся к Чонину и громко выдал, чтобы перекричать галдящую толпу вокруг:
— Я поспорил с друзьями, что проведу с вами незабываемую ночь! — И он вознамерился хотя бы чмокнуть Чонина в щёку, но Чонин тут же прижал к его губам ладонь.
— Незабываемую ночь тебе придётся провести в одиночестве, дружок. Моя постель занята.
Омега обиженно нахмурился, покосился на Ханя с нескрываемым презрением, плавно переходящим в зависть. Неудивительно. Пресса последние два дня только тем и занималась, что обсасывала вероятную любовную связь двух гонщиков. Обсасывала, как собака сахарную кость. В свете их поездки на Виверн, ночёвки на курортном острове, где кроме них не было ни души, и гонки на катере с патиченем.
— Если зубы ровными рядами, то это снурх, — объяснил им после сотрудник пляжа. — А вот если зубы везде и густенько так, то патичень. Несмотря на свои размеры, эти гады размножаются как кролики. Скоро будем деньги давать за их шкуры, а то расплодились…
— Надо было всадить гарпун ему в задницу, — с сожалением подытожил Хань.
— У него хвост. Не печалься, гарпун ему как слону дробина, — “утешил” его Чонин. Зар-р-раза. — Может, купить гамак?
Под недоумевающим взглядом сотрудника пляжа Хань сначала пошёл пятнами, а потом залился по самые уши краской от стыда и смущения сразу. И от воспоминаний о настойчивых губах, розовом кончике языка, шаловливых пальцах… и о гамаке.
Сотрудник пляжа наконец сообразил, что за следы украшали шею Ханя, сложил два и два, после чего посмотрел на них одновременно с осуждением и уважением. Извращенец. Небось, представлял себе в деталях, чем и как они там занимались в гамаке… Точнее, пытался представить. Но напрасно. Вряд ли ему хватило бы воображения на… на такое.
Сейчас всё это было неважно, потому что Чонин послал настырного омегу куда подальше, и на Ханя впервые кто-то смотрел с такой осязаемой завистью. Чёрт возьми, омега ему завидовал, и Ханю хотелось пышно цвести от удовольствия.
А потом началась гонка, и стало немного не до этого. Ханю удалось вырваться вперёд на двадцатом круге, хотя он уже не тешил себя иллюзиями и понимал, что в любой миг расклад может измениться.
В Орион трасса не отличалась крупными размерами, так что на двадцатом круге всё смешалось. Хань, Чанёль и Чонин догнали хвост гонки. Им пришлось обходить другие болиды, ещё не завершившие девятнадцатый круг. А на двадцать первом круге Хань вдруг осознал, что во главе гонки он один. Он смог поверить в это с трудом, но тут же торопливо ускорился, чтобы не потерять преимущество, каким бы невероятным оно ни казалось.
Тем временем на трассе творилось следующее…
Чонин красиво обошёл Чанёля вместе с “хвостовым” болидом и рванул к горловине спирали. Из спирали он вышел один и направился к секции с “качелями”. Добраться до секции он не успел. Несмотря на то, что он шёл по приборам, краем глаза всё же различил мгновенную яркую голубоватую вспышку. Так и не понял, что это было, поэтому придвинул вспомогательный монитор ближе и принялся переключать камеры на стандартном трансляционном канале, где всегда можно было найти картинку гонки “со стороны”.
Через семь секунд он понял, что же именно произошло.
Один из отстающих болидов в спирали взял сильно влево, задел стену и потерял управление, из-за чего Чанёлю пришлось сбросить скорость, чтобы не влететь в него. Потом этот болид криво вынесло из спирали, врубило в “поплавок” и отшвырнуло к чистильщику, стоявшему на приколе в безопасной зоне у трассы. Поскольку придурок в болиде не стал сбрасывать скорость, то он вписался носом в борт чистильщика и протаранил запасной контейнер с топливом. Логично, что топливо полезло в брешь, рассыпаясь в космосе жидкими шариками, потому что топливо сохраняло своё состояние при любых температурах.
Вроде бы ничего, но движок чистильщика после столкновения запустился. Скорее всего, дело было в полях генератора Манолли на болиде, столкновении и реакции выплывающего топлива с этими самыми полями. Всё вместе это привело к эффекту “солнечного протуберанца” — той самой яркой вспышке голубого цвета, которую Чонин засёк лишь краем глаза. Но это он, а вот остальные пилоты пользовались колпаками болидов, чтобы смотреть на трассу. И следовавший за потерявшим управление гонщиком Чанёль полюбовался на вспышку во всей красе. Естественно, что Чанёль тоже потерял управление, потому что перестал что-либо видеть. И налетел на обломки “поплавка”.