Формула ЧЧ - Страница 3

— Инна Андреевна, милочка, умоляю вас, хотя бы ради воскресенья, не говорить обо всей этой технике. Ни к чему хорошему она детей не приводит. Не хотела вам рассказывать, но вижу — придется. Мой Игорь испортил рояль…

Отец сердито потер лысину.

— Да. Вынул зачем-то из него молоточек. Безобразная история… Чему вы улыбаетесь, Инна Андреевна?

— Извините. Я вспомнила случай, когда один мальчик тоже испортил рояль. Вырезал из него струны, чтобы сделать растяжки для модели самолета.

— Вот видите, к чему приводит ваша техника! — торжествующе воскликнула мама. — Значит, не только мой сын ведет себя неприлично, А что это за мальчик? Он из этой же школы?

— Это было очень давно. Мальчика звали Андрюша Туполев. — Инна Андреевна исподлобья взглянула на маму.

Родители молчали. Особенно смущенным казался отец; он опять потер лысину, пошевелил губами, но так ничего и не сказал.

Инна Андреевна продолжала улыбаться.

— Безусловно, это не метод — портить вещи. Но если к ребенку вовремя приглядеться, понять его, научить трудиться и уважать труд, тогда, может, не было бы и испорченных роялей, и многих других трудностей, нелепых препятствий, через которые приходилось пробиваться в науку тому же Андрею Туполеву.

И тут Инна Андреевна рассказала про реле защиты. Она так говорила об этом опыте Игоря, о его способностях, что мама даже прослезилась.

— Боже мой! У Игорька, оказывается, — талант! Да если бы я знала, для чего ему нужен молоточек…

Игорю сделалось неловко: в самом деле, стоишь тут и подслушиваешь, как шпион. Он вошел в столовую.

— Я ещё вчера поставил молоточек на место.

— Ты уже дома? — удивилась мама. — Что-то я не заметила, когда ты пришёл.

— Здравствуй, Игорь, — сказала Инна Андреевна весело. — Что же ты не здороваешься?

Мама смотрела подозрительно. Только ещё не хватает, чтобы она догадалась насчет окна! Игорь поспешил вернуться к разговору о молоточке:

— Правда, поставил, Инна Андреевна. Можете сами проверить.

Инна Андреевна встала, подошла к роялю и, не присаживаясь, провела пальцами по клавишам.

— Первый раз слышу наш рояль, — сказал отец. — Вы играете, Инна Андреевна? Сыграйте, прошу вас.

Инна Андреевна покрутила стул, чтобы он был повыше, села.

— Не знаю, вспомню ли что-нибудь…

Сначала неуверенно, сбиваясь, затем все ровнее она заиграла что-то немножко радостное, немножко грустное — такое, отчего у мамы совсем потеплели глаза, а Игорю вспомнилась больная Фролова. И ему вдруг захотелось помочь ей…

Потом пили чай. Мама отрезала Инне Андреевне самый большой и красивый кусок торта. А когда учительница ушла, отец сказал:

— Ну, знаешь, Аксинья, Инна Андреевна — интересный человек, ценный. И очень хорошенькая женщина.

Мама снисходительно посмотрела на него.

— Неужели ты думаешь, что я доверила бы воспитание сына неизвестно кому? Да я знаю о ней абсолютно всё.

— Откуда же?

— Она живет в том же доме, что и профессор Глухов. Марта Михайловна знает всю её жизнь. Инна Андреевна в семнадцать лет вышла замуж, а через три месяца — война… Между прочим, к ней два раза сватался твой конструктор, Лев Васильевич. Ведь солидный же человек. Отдельная квартира, машина. Представь, — отказала. Так и живет одинешенька. Вот тебе и хорошенькая.

В этот вечер Игорь долго не мог заснуть. В окнах напротив давно погасло электричество, а он все ворочался… «Одинешенька». Какое грустное слово!.. Та женщина в кресле с выпирающей пружиной — тоже одинешенька, хотя у неё и есть Катька. Сидит, как прикованная, даже не может в кино сходить…

Игорь вдруг приподнялся на локте, помедлил, отбросил одеяло, встал и, тихо ступая босыми ногами, прошел через темную столовую. В прихожей он ощупью нашел дверь чуланчика, плотно закрыл её за собой и включил свет. Телевизор был тут. На нем стояли прошлогодние мамины боты и банки с мастикой. Он уже успел запылиться.

Игорь стер пыль с потускневшей полировки, обернул телевизор старыми газетами и сверху обвязал веревкой. Потом вернулся к себе в комнату.

Ещё не было и восьми часов, когда Игорь вышел из своей парадной. Утренний холод бодрил, словно подталкивал спину. По улице шла красная машина-пылесос и слизывала с асфальта огрызки яблок, бумажки от конфет, окурки. У дома, где живет Лера, человек с сумкой за спиной приклеивал к щиту газету.

Игорь свернул в ворота и начал подниматься по лестнице, но не задержался у двери, за которой жили Фроловы. Он взбежал на четвертый этаж и остановился перед маленькой одностворчатой дверкой — она вела на чердак.

На чердаке было тихо, пыльно и сумрачно. Только солнечный луч, проникший через полукруглое оконце в крыше, освещал натянутые между стропилами веревки и большой деревянный ларь в углу. Окошко было раскрыто. Игорь пролез в него и увидел мальчишку лет десяти; тот сидел на крыше возле печной трубы, обхватив руками коленки.

— Эй, пацан, ты чего здесь делаешь?

— Чего, чего? Не видишь, смотрю.

— На что смотришь?

— На что, на что? На город.

— А чего на него смотреть? — удивился Игорь.

— А интересно. Вот погляди-ка сам.

Игорь поглядел. Ничего интересного он не увидел. Насколько хватал глаз, вокруг торчали разные трубы и крыши, крыши, крыши. Высоковольтная опора на набережной, казалось, стоит совсем рядом, а чуть подальше высится круглая железная труба, — Игорь уже видел её за стеной школьного двора.

— А я тебя знаю, — сказал мальчишка. — Ты в нашей школе учишься, в седьмом «в». А я в четвертый перешел. Давай дружить…

Игорь повнимательнее посмотрел на мальчишку. Похоже, что он встречал его в школьных коридорах.

— Как тебя зовут?

— Клим, — с готовностью ответил мальчишка.

— Чего же ты, Клим, не идешь в школу? Ведь опоздаешь.

— Не опоздаю. У нас уже каникулы. Скоро в лагерь поеду. — Клим протянул руку. — Давай дружить.

Игорь пожал его руку, но не отпустил её.

— Вот и поезжай в свой лагерь. А отсюда уходи. А то ещё свалишься, мокрое место останется.

— Это мой чердак… — сказал Клим.

— Иди, иди, — сказал Игорь. — Он потянул за руку мальчишку и осторожно, но решительно протолкнул его в чердачное окно, — и не смей больше сюда лазить.

Мальчишка ушел, обиженно бормоча: «Это мой чердак» — а Игорь стал осматриваться, прикидывая, где бы получше установить антенну, и решил, что самое подходящее место — на краю крыши, у низкой и толстой кирпичной трубы, по соседству с крышей другого, такого же четырехэтажного дома. Между стенами обоих домов оставалась щель, узкое пространство, — можно легко перескочить, да зачем?

Игорь только слегка наклонился и, чтобы не поскользнуться на влажной крыше, держась рукой за трубу, заглянул в щель. Из темной глубины пахнуло сыростью. Что находилось на дне, рассмотреть было нельзя: туда не проникал дневной свет. Игорь подумал, что Симка наверняка назвал бы это место «Ущельем вечной тьмы» или как-нибудь в этом роде…

Десять минут спустя Игорь уже торопливо входил в школьный двор.

— На прошлом уроке вы задали мне вопрос: что находится за стеной школьного двора? Сегодня я могу ответить: мастерские Энергостроя. Что в них производят, мне узнать не удалось, потому что туда так просто не пускают. Но если вас это интересует, я попрошу нашего директора написать письмо начальнику мастерских, и мы устроим экскурсию туда. А сейчас я хочу познакомить вас с очерком, напечатанным в сегодняшней газете. Вячеслав, изволь сесть прилично: убери с парты завтрак и оставь в покое свои волосы. Причесывать надо было до урока.

Пока Инна Андреевна развертывала газету, Игорь быстро написал записку, свернул её и сунул сидящему впереди мальчику.

— Передай дальше.

Бумажка отправилась путешествовать по рукам… Наконец Инна Андреевна заметила её.