Forever is not enough (СИ) - Страница 16

Эльфийка и сама поняла: ее валласлин отличается от других. У всех на щеках было несколько прямых полос, на лбу – подобие раскрытых глаз или сплюснутые овальчики. Ее же «украсили» только пара тонких веточек, аккуратных и прозрачных. У нескольких рабов в доме были похожие рисунки, но Эллана почти ни с кем не общалась, и не расспрашивала о подобном, стараясь не привыкать к лицам и людям.

– Это не конец жизни, – ответил маг, выпрямив спину. – Эти рисунки даже ничего не значат, – говорил эльф, делая долгие паузы.

– Ничего не значат… – повторила Эллана полушепотом.

Ее лицо вдруг украсила улыбка. Нервная и кривая. Девушка поднялась с пола, оглянувшись через плечо. Пылинки, плясавшие в воздухе перед ней, дрогнули, отлетев в сторону. Выдержки ей не хватало. Кулаки сжались, костяшки пальцев побелели от силы. Эльфийка все стояла, смотря на своего господина. Он ждал и волновался, понимая, что сейчас, должно быть, над ним прогремит гром.

– Ничего не значат для вас… Мы вообще для вас ничего не значим, – говорила она со злостью. – И эта метка, она… Она обесценивает все, к чему я стремилась всю жизнь.

– Все? – спросил маг, не смеясь, но желая услышать хоть чей-то смех в этот момент. – И в чем же твои стремления, Эллана?

Девушка закусила губу. Она злилась, злилась на деланную беспечность своего хозяина, на его отношение к ней. Эванурис смотрел на рабыню не то с жалостью, не то с волнением. Его пальцы осторожно прошлись по рыжим волосам, приглаживая выбивающиеся из стройного ряда пряди. Маг замер.

– Я хотела, чтобы моя жизнь стоила дороже, чем жизнь породистой галлы, чем ваши костюмы или флейты, разбросанные по всему дому. Я хотела, чтобы моя жизнь оставалась моей и только моей.

– Мы все в клетках. С самого рождения, глупое дитя. И никому не избежать такой участи. Просто чья-то клетка выглядит чуть лучше.

– Вы-то в клетках? – спросила девушка, скрещивая руки на груди. – И в чем же ваше заключение?

Эванурис молчал. Он отвернулся к стене, рассматривая неровную поверхность. Глаза мага блестели матовым блеском, легкий запах алкоголя отвращал рабыню еще сильнее, чем его надменность и гордость. В темноте она не видела красных щек хозяина. И хорошо. Потому что его состояние могло бы напугать ее только сильнее, только больше взбудоражить сознание после столь тяжелой процедуры, пережитой всего пару часов назад.

Но даже сквозь мрак дикарка заметила: его взгляд поменялся. Он теперь не такой совестливый и жалостный, не такой добрый. Эллана инстинктивно шагнула на ступеньку вниз, чувствуя в воздухе запах опасности. У нее свело челюсть. Лишь бы больше не сказать чего лишнего, не обронить слова, что принесет ей вред. Потому что девушка наговорила достаточно, позволив себе неподобающую рабыне вольность.

– Ты, что, правда думаешь, что я свободен всегда поступать так, как захочу? – спросил маг, медленно поднимаясь с места. – Думаешь, мне все это нравится хоть чуточку больше, чем тебе?

Его голос тоже стал эхом, и когда эльф смолк, он еще несколько раз пролетел то вверх, то вниз. Хозяин сделал шаг навстречу девушке, но та не шелохнулась. Как статуя из страха и волнения. Она все же понимала, что бежать все равно некуда, и если ей суждено ответить за свои речи – пусть. По крайней мере, это сейчас ей некуда бежать… Ноги каменели, щеки пылали от пролитых слез. И гордый волк, живущий в ее душе, гордый и непоколебимый зверь скребся о ребра.

Расстояние между ним и рабыней стремительно сокращалось. Фен’Харел остановился только тогда, когда его и Эллану разделял всего один шаг, всего половина жалкого шага. Неведомая сила, бьющая по нервам, заставила девушку выпрямиться, почти бесстрашно поднять взгляд, чтобы оглядеть своего господина. Казалось, что он зол от ее вопросов, от провала такой благородной попытки утешения. Ведь он хотел как лучше, хотел проявить столь желанное всем живым существам милосердие.

– Дерзкая девчонка, – сказал мужчина тише, чем прежде собирался. – Да ты хоть… Хоть понимаешь, от чего я тебя спас?

Она разомкнула губы, чтобы что-то ответить, но промолчала. Не нашлась так быстро, как хотелось бы. Эльф теперь был близко, почти неприлично близко к ней, и дыхание его было липким. Девушка не отходила, но напряглась всем телом. Сердце колотилось в груди, стараясь подпрыгивать все выше и выше… Перед глазами вдруг возник образ Фалон’Дина. Его гадкая ухмылочка, злобный взгляд, полный хищного интереса к молодому и гибкому телу рабыни.

Из неприятной задумчивости ее вырвало чужое касание. Горячая ладонь обхватила запястье Элланы, сжала его как можно аккуратнее, чтобы не оставить за собой синяков и следов. Маг потянул ее за собой, и девушка больно ушибла ногу о ближайшую к ней ступеньку, не успев шагнуть. Она не успела взойти на ступень, прежде чем мужчина потянул ее вперед, и тот не подал виду, что заметил. Глухой стук тоже стал эхом, а эванурис чуть замедлил шаг, опасаясь повторения подобного инцидента.

Но шел он все так же быстро, смотрел в темноту перед собой, пока взгляд его не уперся в стену. Эллана не вырывалась. Наверное, сейчас и наступит ее конец. Эльф скинет рабыню с крыши башни, молодое тело плюхнется о землю с тем же шумом, который сопровождал падение того самого оленя. Так будет лучше. Чем меньше времени она сможет провести с этой меткой на лице, чем меньше времени у нее будет, чтобы привыкнуть к ней, тем больше свободы сохранится в бессмертном духе.

Маг повел плечами, выпрямил затекшую от чего-то спину. Он тронул дверь, толкнул ее вперед, на секунду закрыв уставшие от мрака глаза. Эллана двинулась за ним в темноту, навстречу молчаливым сегодня теням. Но ночь, закравшаяся сюда, быстро рассеялась, мрак убежал. Эльфийка вздрогнула, когда тени отошли к окну, а затем скрылись прочь, оставив их вдвоем. Фен’Харел творил магию удивительно легко. Он прогнал мрак, одним движением пальцев зажег все свечи, стоявшие прямо на полу.

– Смотри, – велел он эльфийке.

Смотри, Эллана. А она и не собиралась закрывать глаза, чтобы не видеть. Девушка глядела прямо перед собой, рассматривая фрески. Контуров нет, но линии четкие. Эллана видела рисунки эльфов, разрисованных валласлином, вытянувших вперед изрезанные кем-то руки, просящих подаяние. Но те, у кого они его требовали, отворачивались, гордо задирая подбородки. Картины показывали события мрачные, неприятные события. Эльфы уничтожали эльфов, кровь из их искалеченных тел лилась рекой. Война, большая бойня… Клейменые рабы окружили эвануриса, а на следующей картинке они уже лежали в луже собственной крови, ставшей бурой.

Девушка застыла у одной из самый ей неприятных картин. Господа на своих белогривых скакунах вторглись в лес, они накидывали петли на свободных мужчин и женщин, пока уже порабощенные ими эльфы поджигали аравели и стойла с галлами.

Эллана вытянула руку, хотела коснуться разрисованной стены, но не решилась. Противно. Их лица – противны, их позы, смерти. Что-то оттолкнуло ее прочь, заставило отдернуть ладонь, словно дикарка вдруг обожглась.

– Откуда все это? – спросила она, рассматривая стены. – Кто-то из слуг рисует, чтобы запугать остальных?

– Кто-то из слуг… – пробубнил Фен’Харел в ответ. – Может, кто-то здесь и рисует, но не в этой башне. Это мои картины, дитя.

Странно это. Ведь фрески эти освещают не самые светлые моменты истории Элвенана. Господ они представляли монстрами, показывали их истинную натуру, саму суть жадных до крови душ. Девушка нахмурилась, разглядывая их снова и снова, впитывая всю злость, вложенную в краски и линии. Всюду хозяева унижали рабов, всюду они измывались над ними… Один сюжет похож на другой, как само существование низших классов.

– И ты правда думаешь, что мне… Мне разрешено воспроизводить эти мотивы? – спросил он, отпуская руку эльфийки. – Думаешь, что если кто-то узнает об этом, мне выделят свой собственный музей?

Голос у Фен’Харела почему-то стал мягче. Он смотрел на удивленное лицо эльфийки, на все еще отекшие после процедуры и пролитых слез щеки. Девушка не знала, что ответить. Она закусила губу, вдруг почувствовав что-то, похожее на вину. Неужели хоть кто-то из них, хоть один может сочувствовать плененным, ощущать хоть малую часть их страха, их боли? Это открытие было для эльфийки неожиданным, и мир словно стал немного светлее, только тучи все равно не рассеялись.