Forever is not enough (СИ) - Страница 1
========== 1. Oh Lord, oh Lord, what do I do? ==========
Девятнадцать лет. В этом возрасте всем нам кажется, будто мы особенные, единственные в своем роде и неповторимые, кажется, будто мир крутится вокруг нас, и земля непременно остановится, когда жизненный путь наш оборвется. Часто ли глупые догадки подрастающего поколения оказываются реальными, значат ли они так много, как сами о себе думают? Один раз из ста, из тысячи, если хотите. Наивные мечты разбиваются о холодную каменную стену реальности, разлетаются тысячью осколков и врезаются в землю, чтобы потом напомнить уже следующему поколению: не мечтай, не надейся, не жди от мира чуда. Ты самый обычный из всех.
Эллана, как и большинство ее ровесников, всегда считала, будто она лучше соплеменников, ловчее и догадливей каждого из них. Ей казалось, что стрелы ее порхают быстрее и дальше, что молодые ноги движутся с большим изяществом. Эльфийка слышала дыхание дикого зайца, находясь в нескольких метрах от него, замечала самые крошечные следы полевой мыши, карликового нага или дикой кошки.
Лук пел в ее хрупких руках, стрелы царапали воздух, метко попадали в бегущую или прыгающую цель. Сородичи замечали таланты своей воспитанницы, но не спешили хвалить ее за столь малую заслугу, понимая, что в рядах охотников эти способности – не такая уж и редкость.
Сородичи девушки – дикие эльфы. В городе слова эти выплевывали, подобно оскорблениям. Гордые эльфийские мужчины и женщины, что не желали жить в услужении, считались изгоями там, в большом «цивилизованном» мире. Могущественные господа, жившие в богатых дворцах и поместьях, имевшие тысячи бесправных слуг, поделившие все земли в округе… Это они – цивилизованны. Они, что калечат сородичей забавы ради, что бьют их лишь во имя смеха, используя собственное положение самым гнусным образом.
Рабовладельцы, торговцы людьми, порочные и жестокие душонки, жаждущие власти, славы, богатств, почестей – вот, что из себя представляют высокопоставленные господа, живущие в могучих каменных крепостях, что высятся над тысячами рядовых эльфов. Высокие башни их дворцов пышут роскошью, излучают напускное великолепие драгоценных камней и сплавов. Жаль, что сами души господ чернее обсидиана.
Да, эльфийские города красивы, разноцветны и опрятны. Небо над Элвенан всегда оставалось светлым и чистым, и солнце охотно освещало каждую гнусность, творящуюся под небесным куполом. Непроглядно-черные тучи и кучерявые облака спешили обойти города и их окрестности стороной. «Магия», – изумленно шептались не обладавшие этим даром эльфы. Дальновидные хозяева внушали им первобытный страх, заставляли слуг виновато опускать глаза перед собой, падать ниц, лишь бы острее ощутить собственное превосходство.
Дикие эльфы получили свое гадкое прозвище лишь за то, что отказались принадлежать кому-то, не хотели носить ошейники и клеймить лица. Они не состояли в услужении, имели сладкую привилегию – оставались на свободе. Скитальцы не подходили к городам близко, но иногда красили лица, не исписанные валласлином, если тем требовалось появиться в компании чьих-то рабов, и более-менее успешно избегали позорного заточения в золотых клетках.
Приятная жизнь. Эллана безумно любила свой клан, но всегда была вздорной. Она отказывалась подходить к клейменым, не хотела приближаться к существам, имевшим хоть какой-то контакт с высокопоставленными господами, что в ее глазах были только тиранами и ничем боле.
Ей всегда было чуть комфортнее в одиночестве, и даже сейчас, ведя очередную охоту, эльфийка норовила убежать дальше остальных, лишь бы быть вне суеты десятков шумных голосов…
Ее смуглая кожа блестела от горячей испарины, пальцы испещрили мелкие ссадины, белеющие и растворяющиеся под гнетом времени. Девушка отдалилась от клана, тихо пробиралась вперед, руками раздвигая вездесущие ветви колючих деревьев. Листва – изумрудный океан, а за ним скрыта трепещущая добыча. Эльфийка шла быстро, ноги несли ее вперед, отправляя все дальше в лес, все глубже в чащу, к долгожданной награде за труды.
– Нельзя уходить так далеко, – шикнул старший брат. – Давай вернемся обратно, пока ты совсем не потерялась.
Шартан притаился у ствола старого дерева, рассеченного на две равные части недавно ударившей молнией. Ее вызвало не небо: сильных гроз здесь почти нет. Это был гнев могущественного мага… Светло-зеленые глаза старшего брата, так походившие на очи дикой кошки, следили за Элланой. Девушка остановилась, но оборачиваться не стала. Ей до жути не нравился тон родственничка. Шартан следовал за ней тихо, подобно самой ловкой ночной тени. Его осторожные шаги не ломали веток, а сбившееся дыхание не будоражило спящего леса.
– А я думала, что можно, – наигранно глупым тоном ответила Эллана. – Не мешай, возвращайся один, если так боишься.
– Лучше не груби мне, – фыркнул он. – Прямо по сердцу, а ведь я слаб, – продолжил эльф, также наигранно схватившись за грудь.
Эльфийка громко хмыкнула. Девушка обернулась и заставила себя улыбнуться брату. Его яркая золотая серьга слегка поблескивала, ловя на себе те скудные лучи солнца, что умудрялись прорваться сквозь плотно сбитые кроны многовековых деревьев. Листва сливалась в единое целое, образовывала над головой непроницаемую сферу и давила, давила, давила…
В этом возрасте всем нам кажется, будто мы особенные. Не такие, может быть, даже неправильные. Эллана и была неправильной в глазах собственных соплеменников. Она стремилась навстречу неизведанному: шуму других городов и селений, к новым людям и иным существам, более отзывчивым и благородным, чем эльфы. Но ее семья старалась спрятаться, укрыться от чужих глаз и прожить всю жизнь в сырой лесной чаще, в безопасности открытого пространства, в относительной дали от опасности могучих городов и непроходимой чащи.
– Лучше не мешай мне, – шепотом ответила девушка.
Брат недовольно нахмурился, чуть приподнявшись с места. Он оторвался от ствола старого дерева и привстал на цыпочках. Взгляд Элланы был направлен куда-то вдаль, зоркие темно-зеленые глаза, разрезом так похожие на его собственные, выискивали на горизонте что-то… Птицу или зверя? Что она там нашла? Брат, не искушенный в охоте, ничего не увидел.
Когда девушка ринулась в чащу, сжимая в руках лук, юноша за ней не пошел. Он только вздохнул, набирая как можно больше воздуха в легкие, вновь спиной прислонился к стволу дерева. О, ради Творца, пусть идет. «Наплевать», – думал Шартан, вспоминая диковатый нрав сестрицы, которой изредка даже завидовал из-за ее упрямства. Эллана, в свою очередь, завидовала старшему брату. Они были двойняшками, и Шартан коптил небо дольше сестры всего на семь минут.
Но разница в их суждениях, в их поведении была колоссальной. Шартан. Лучший из детей их дорогой матери, Первый стареющей ворчливой Хранительницы, к чьему мнению эльфы до сих пор прислушивались, одаренный бесценным даром владения магией эльф. Золото средь грязи, правда?
Пока ветви мелькали по обе стороны, пока листья слабо шуршали под ногами, эльфийка бежала вперед. Она закрывала глаза, представляя себя диким ветром, холодным и необузданным, жадно ловила шорохи, что доносились из леса. Так ее учили. Растворяйся, становись не охотником, но лесом, становись и шорохами листвы и шумом бурного речного потока.
Под ногами мелькнуло илистое дно ручья, впадающего в озеро, и девушка слабо улыбнулась, не сбавляя шага. А дикий олень, чем-то похожий и на галлу, и на простую лошадь, пасся неподалеку. Его шерсть цвета копоти блестела от жира, лоснилась на солнце. Животное повело ухом, услышав шорохи из чащи.
Поляну окружали плотные стены деревьев, и Эллана шла к ней с востока. Только повернулось животное в другую сторону, не к той преследовательнице. Эльфийке пришлось замереть. В пылу погони, следуя низменным своим инстинктам охотника, она и не заметила приближение опасности. Шартан остался там, в самой чаще, а зверь, которого так испугался олень, был здесь, был близко.
Лавеллан затаилась. Из тугой косы выбилась прядь темно-каштановых волос и упала ей на лоб. Девушка убрала ее за острое ухо, чувствуя, что тонкая кожаная броня соскальзывает с нее. Она запрыгнула на ветку ближайшего дерева и укрылась в тени его листвы. Скользко. Изумрудное море охотно поглотило ее лицо, руки и ноги, и Эллане оставалось только одно: ждать, пока хищник, тот другой, второй хищник уйдет, удовлетворившись оленем или погоней за ним.