Фонарик Лилька - Страница 5

Я – бариста, кофейных дел мастер. Я разбираюсь в кофе, знаю все о зернах, о помоле, об ароматах и, конечно, умею варить его. А также правильно подавать и, что восхищает моих друзей больше всего, рисовать на поверхности напитка разные узоры: сердечки, листики, следы лапок и даже мордочки животных. Сами кофе-мейкеры относятся к латте-арту спокойно, то есть когда мы пьем кофе дома, то ничего себе на поверхности кофе не рисуем. Для нас важнее другое – сложный аромат кофе, вкус и послевкусие. Но на посетителей эти штучки действуют. Каждый раз, когда я рисую на капучино цветок или рожицу, слышу восторженное «ах!», и это приятно.

Вообще умение добавить правильное количество молочной пены в макиато и отличить на вкус марагоджип из Бразилии от такиры из Венесуэлы – это далеко не все, что должен уметь бариста. Контакт с людьми – вот на что я посоветовала бы сделать упор тем, кто гуглит «как стать баристой» и копит деньги на питерский Институт кофе и чая. Человек приходит за настроением, и ты обязан сделать все, чтобы оно стало отличным. Бариста должен улыбаться, даже если ему в сотый раз за день приходится объяснять, чем отличается капучино от американо и какое молоко добавляется в топленый кортадо («Топленое! Тадам!»).

Мне вообще кажется, что наша профессия закаляет характер. Ты должен всегда быть на высоте и в хорошем настроении, что бы ни происходило в твоей личной жизни.

Так что сегодня я шла на работу с надеждой, что череда дел поможет мне выбраться из болота, в которое я попала благодаря своему несдержанному языку.

Еще хотелось поговорить с Липатовой. Вряд ли я услышала бы от нее какой-то дельный совет: все свои проблемы, как и проблемы других, я привыкла решать сама, но мне нужно было с кем-то проговорить вчерашний день.

Я подошла к кофейне, взялась за ручку двери и вздрогнула: соединив ладони домиком надо лбом, у двери стояла Зарина и кого-то выглядывала.

– Мать, ты чего?! – возмутилась я, открывая дверь. – Зачем людей пугаешь? А стулья почему на столах? Зарин, что с тобой?

Заринка работала в кофейне месяц. До этого трудилась в «Сбарро» на фуд-корте, грела пиццу в огромной железной печке. У нас она моет посуду, протирает пол и пыль, забирает со столиков грязные чашки, а в свободное время восторгается, как у нас в кафе круто. Потому что на фуд-корте она стояла за стойкой одна-одинешенька, а нас тут много, и, самое главное, мы все – одна команда, и у нас нет такого: раз ты уборщица, так и убирай грязные тарелки. У нас даже администратор может и посуду со стола забрать, и заказ на кофе принять. И мы, бариста, тоже, конечно, и посуду моем, и пол протираем, если кто-то что-то разлил, а Зарина не заметила. В общем, у нас демократия, и Зарина чаще всего улыбалась во весь рот, сверкая золотыми зубами (это, конечно, в ней поражает: молодая, чуть старше меня, а верхняя челюсть – вся из золота), а сегодня встретила меня не улыбкой, а испуганной гримаской.

Ладно – Зарина, но и Лёвка-бариста, который сегодня открывал кофейню, тоже выглядел растерянным, что уж совсем, как говорится, выходило за рамки.

– У вас обоих такой вид, будто у нас все молоко прокисло, – заметила я, развязывая на ходу шарф. – Или у нас в подсобке грабитель? Решил спереть то пальто, которое висит уже с сентября?

Лёвка слабо улыбнулся и, оглядываясь на папу с дочкой, которые завтракали за столиком в углу, пояснил шепотом, что приходил «какой-то дядька, представительный, явно из какой-то официальной организации» и, строго глядя на Лёвку, требовал менеджера.

– Она не на тебя, она на меня смотрел, – шепотом повторила Зарина, опираясь на швабру, – она на меня точно смотрел.

Ее карие глаза заблестели. До меня дошло: Лёвка бегает от военкомата, а у Зарины что-то с регистрацией. Вот почему они так разволновались.

– Вон она, на улице гуляет туда-сюда, – указала Зарина.

– Не, ребят, так нельзя, – покачала я головой, – держите себя в руках, что ли.

Я нырнула в подсобку, скинула куртку, натянула футболку с надписью: «Какой кофе желаете? Только скажите!», завязала фартук, вымыла руки и вернулась в зал. Улыбаясь, подошла к папе с дочкой и сняла с соседнего стола перевернутый стул. Глянула за окно, на дядьку, который прогуливался перед витриной. Подумала и вышла на улицу.

– Добрый день! – радостно сказала я ему. – Мы можем вас угостить?

Он удивленно поднял брови, а потом пожал плечами и все-таки зашел.

Я усадила его в кресло так, чтобы ему было видно телевизор, сделала Лёвке знак: показала два пальца, повернутые вбок, – это был сигнал: «один капучино».

– Сейчас я найду пульт, – улыбнулась я дядьке и вернулась к Лёвке за стойку.

– Ты с ума сошла! – прошипел он.

Пачка молока в его руках так и прыгала.

– Дай пульт, – спокойно сказала я. – Вон справа, за микроволновкой.

Зарины в зале не было: наверное, уже умчалась в подсобку. Я забрала у Лёвки капучино, на миг прикоснувшись к его ледяным пальцам, и, хотя у нас было самообслуживание, отнесла кофе дядьке. Включила телевизор и пожелала приятного отдыха. Обернулась и увидела, что Лёвку тоже сдуло ветром в подсобку. Я разозлилась: так и будем бояться всего на свете? А работать кто будет? Поразмыслила и направилась к дядьке.

Через пару минут я ввалилась в подсобку, еле дыша от смеха. Заринка взвизгнула и спряталась под тем самым черным пальто, что висело у нас с осени, а Лёвка мрачно поглядел на меня.

– Дураки! – смеялась я. – Донкихоты! Боретесь с ветряными мельницами! Это салфетки!

– Какие салфетки? – не понял Лёвка.

– Дядька ваш! Салфетки принес! Полотенца бумажные! И туалетную бумагу! А вы – прямо заиньки-побегаиньки!

Лёвкино лицо расплылось в улыбке, а Заринка выглянула из-под пальто, и правда похожая на зайца в кустах. И мы засмеялись уже все вместе.

– Военкомат, регистрация!.. – веселилась я. – Слушайте, так нельзя – жить в вечном страхе! Расслабьтесь! Прекратите носиться со своими тараканами!

– Посмотрел бы я на тебя, если бы за тобой гонялся такой таракан! – обиженно сказал Лёвка, поднимаясь и приглаживая волнистые волосы. – А выражение про «ветряные мельницы» не употребляется в таком контексте.

– Ой, ой, ой, какие мы ученые! – усмехнулась я. – Ну простите, мы умных книжек не читаем, в литературный институт, как некоторые, не метим. Нам бы кофеёк хороший сварить – вот и все запросы.

– А зря не метишь, – сказал Лёвка и распахнул дверь.

Послышался громкий хохот дядьки, которому я включила «Тома и Джерри».

Дверь за Лёвкой захлопнулась, а я призадумалась. Его слова кольнули больное место. Я действительно не собиралась никуда поступать, по крайней мере пока. Меня вполне устраивала профессия бариста, которую я получила после школы на курсах и в которой я уже два года. И маму мою устраивала. Она меня никогда не пилила за то, что я не пошла вышку получать. Ну а что? Книжки я читаю. Вот Эриха Фромма, например, вчера купила. Правда, он какую-то муть пишет, но я в целом понимаю. Так что я умный человек, зачем мне высшее образование?

Снова послышался хохот дядьки – это выскользнула Зарина. Воцарилась тишина, а я все размышляла.

Почему меня всегда спрашивают: вот ты работаешь бариста, но при этом учишься же где-то? Причем с такой уверенностью спрашивают, аж тошнит. Я сразу отвечаю резко, что буду кофе до старости варить, но все равно обижаюсь слегка. Чем не профессия, я не пойму? Не каждый сможет, между прочим. Что же меня задевает в таких вопросах?..

Додумать важную мысль я не успела: явилась Лариса Липатова собственной персоной.

– Только не говори про то, что опоздала на электричку.

– Я опоздала на электричку.

Мы произнесли с ней свои фразы одновременно, а потом я засмеялась, а она – нет.

Обычно Лариска бодро завязывает узлом свои фиолетовые дреды и травит какие-то байки про утреннюю поездку в электричке. Сегодня мы открылись позже. Накануне у нас до ночи праздновался день рождения, так что Ларискин приезд на электричке не был подвигом, но обычно то, что она припирается к восьми утра и шутит, меня восхищает. Еще я люблю Лариску за внимание к людям. Она помнит подробности из жизни клиентов и всегда готова сказать что-то милое, вроде: «Как вы загорели! Хорошо отдохнули в Испании?» Мы с Лариской из одного города. Учились тоже в одной школе, только она меня младше на год. Лариска живет с родителями, не хочет тратить деньги на съем квартиры в Москве. На учебу копит.