Фокус-покус - Страница 18

Но вот настала ночь массового побега из тюрьмы, когда мы жили в старом домике в Афинах, деревушке под стенами тюрьмы, и разбудил нас оглушительный взрыв.

Если бы Джек Паттон был с нами, он мог бы мне сказать:

— Джин! Джин! Это опять наша музыка.

Взрывом были снесены ворота Афинской тюрьмы, и не изнутри, а снаружи. Глава наркобизнеса Ямайки, Джеффри Тернер, был доставлен сюда в стальном ящике 6 месяцев назад, после процесса, который тянулся полтора года и транслировался по телевидению. Он получил 25 приговоров подряд к пожизненному тюремному заключению. Говорят, это новый мировой рекорд. И вот хорошо обученная банда его сообщников, численностью от взвода до роты, подошла к тюрьме, имея при себе взрывчатку, танк и несколько бронетранспортеров, угнанных из Арсенала Национальной Гвардии, находившегося километрах в 10 от Рочестера, через дорогу от Медоудейлского кинокомплекса. Один из заговорщиков, как впоследствии выяснилось, перебрался в Рочестер, и вступил в Национальную Гвардию, принес присягу, обещая стоять на страже Конституции и прочее, с единственной целью — украсть ключи от Арсенала.

Охранники-японцы, захваченные врасплох, и не подумали сопротивляться, тем более что атака велась превосходящими силами и нападающие были одеты в американскую военную форму и размахивали американскими флагами. Так что они либо попрятались, либо сдались в плен, либо сбежали в дремучий лес. Страна была для них совсем чужая, а охрана заключенных ничего общего не имела со священной миссией. Это было просто деловое предприятие.

Телефонные и электрические провода были срезаны, так что они не могли ни позвонить по телефону, ни включить сирену, чтобы позвать на помощь.

Атака продолжалась полчаса. Когда все кончилось, Джеффри Тернера и след простыл, и с тех пор о нем никто не слыхал. Пропали и его головорезы. Военная форма и военная техника позже обнаружились на заброшенной молочной ферме, принадлежавшей немецким спекулянтам землей, в километре к северу от берега озера. Там оказалось множество отпечатков шин разных автомобилей, и полиция пришла к выводу, что преступники постепенно выезжали оттуда на обычных, как бы случайных машинах, с определенными промежутками времени, что и позволило им в полном составе скрыться с места преступления.

А тем временем все, кто оставался в тюрьме, могли свободно выйти, вооружившись, при желании, винтовкой, ружьем, или пистолетом, или гранатой со слезоточивым газом — тюремный склад оружия был открыт для всех желающих.

Полиция заявила также, что нападавшие на тюрьму явно прошли первоклассную военную подготовку, возможно, в школах выживания в экстремальных условиях где-то в нашей стране, а может, и в Боливии, или в Колумбии, или в Перу.

Как бы то ни было: Маргарет, Милдред и я проснулись, когда взрыв разнес главные ворота тюрьмы. Конечно, мы себе и представить не могли, что происходит.

Мы 3е спали в разных спальнях. Маргарет — на первом этаже, а Милдред и я — на втором. Я сел в постели, и в ушах у меня стоял звон, а тут Милдред влетает в комнату в чем мать родила, с выпученными глазами.

Она произнесла жаргонное слово, обозначающее что-то огромное, я от нее раньше ничего подобного не слышал. Это был жаргон не ее поколения, даже и не моего. Это было 1 из жаргонных словечек моих детей. Я думаю, она его слышала давно, и оно ей понравилось, но она хранила это слово в запасе на самый торжественный случай.

Вот что она сказала, когда в тюрьме раздалась беспорядочная пальба из винтовок и пистолетов:

— Помнишь, какую афигительную рыбу я поймала?

Было время, когда я с полной уверенностью собирался провести остаток жизни в этой долине, только не в тюрьме. Я представлял себе, что выйду на пенсию из Таркингтоновского колледжа, как положено, в 2010 году. Я смогу довольно прилично жить на пенсию от социального страхования, плюс пенсия от колледжа. Я думал, что моя теща к тому времени наверняка умрет, и мне придется заботиться только о Маргарет. Я сниму маленький домик внизу, в городке. Там пустых домов хватает.

Но все мои мечты пошли прахом, и вовсе не потому, что из тюрьмы сбежали преступники, система социального страхования лопнула, а казначей колледжа скрылся, прихватив пенсионные фонды, и так далее. Просто, как я уже говорил, в 1991 году меня выгнали из Таркингтоновского колледжа.

И вот я, человек уже немолодой, оказался выброшенным на улицу в дочиста разграбленной, обанкротившейся стране, чьи ресурсы были распроданы иностранцам, где народ одолевали неисчислимые напасти, и суеверие, и безграмотность, и гипнотическое телевидение, где практически отсутствовала медицинская помощь малоимущим. Куда податься? Что делать?

Моего увольнения добился Джсйсон Уайлдер, знаменитый газетчик— консерватор, лектор, ведущий популярной программы телевидения. Этим он спас мне жизнь. Если бы не он, я оказался бы во время побега заключенных на том берегу озера, где стоял Сципион, а не на другом берегу.

Мне пришлось бы столкнуться лицом к лицу со всеми преступниками, бежавшими по льду озера, озаренному луной, к Сципиону, а я вместо этого в безмолвном удивлении смотрел им вслед, как Генерал Роберт И. Ли во время штурма Пикетта в битве при Геттисберге. Заключенные меня бы не знали, и я по-прежнему помнил бы лица только тех Зх, которых видел когда-то на берегу.

Наверно, я попытался бы оказать какое-то сопротивление, хотя, в отличие от Президента Колледжа, оружия не имел. Я был бы убит и похоронен рядом с Президентом Колледжа и его женой Зузу, и Элтоном Дарвином, и всеми остальными. Я был бы зарыт возле конюшни, куда достигает тень Мушкет-горы на закате.

В первый раз я увидел Джейсона Уайлдера живьем на том заседании Совета, когда меня выгнали. Тогда он был всего лишь возмущенным родителем. Впоследствии он станет членом Совета и будет самым ценным из заложников, взятых беглыми преступниками. Угроза убить его парализовала части 82го Воздушного-десантного отряда, который прибыл школьным автобусом из Южного Бронкса. Десантники перекрыли выход из долины в верховьях озера, заняли берега напротив Сципиона и к югу от Сципиона и окопались на западном склоне Мушкет-горы. Но они не смели двинуться с места, опасаясь подать повод к убийству Джейсона Уайлдера.

Конечно, там были и другие заложники, включая весь Попечительский Совет, но он был единственной знаменитостью. Я же вообще не был заложником в полном смысле слова, хотя, весьма возможно, при попытке к бегству меня бы убили. Я был чем-то вроде мирного, отрешенного мудреца и свободно бродил, где хотел, в осажденном Сципионе. Как и в Афинской тюрьме, я старался давать самые честные ответы на любые вопросы, которые комунибудь вздумалось бы мне задать. А вообще я держал язык за зубами. Я ни к кому не лез с советами ни в Афинской тюрьме, ни в осажденном Сципионе. Я просто и без прикрас объяснял тому, кто спрашивал, в каком положении он оказался по отношению к внешнему миру, и старался объяснить как можно лучше. А что делать дальше, решать должен был он сам.

Это я называю — быть учителем. Я не называю это ролью вдохновителя и организатора. Я не называю это подрывной деятельностью.

Я в жизни ничего не хотел подрывать, и ни с чем не боролся, кроме невежества и корыстных вымыслов.

Меня вышвырнули без предупреждения в День Выпуска. Я играл на колоколах в полдень, когда девушка, только что закончившая первый курс, пришла мне сказать, что Попечительский Совет, собравшийся в Самоза-Холле, нашем административном здании, желает меня видеть. Это была Кимберли Уайлдер, дочка Джейсона Уайлдера, неспособная к обучению. Она была круглая идиотка. Я подумал — странно, что Совет послал за мной именно ее, хотя ничего угрожающего в этом не усмотрел. Я и вообразить себе не мог, как ее вообще занесло на это собрание. А на самом-то деле она сначала давала им показания, обличающие меня в отсутствии патриотизма, а потом попросила удостоить ее чести призвать меня к суду и возмездию.