Флирт с дьяволом - Страница 10

– Только без козьего сыра, – ответил Пьер. – Ненавижу козий сыр.

– Вот и отлично. Заодно сиртаки послушаем, – сказал Ерофеев.

– Смотри! Какойто парень голосует на дороге! – указал пальцем Большеухов. – Кто же его здесь подберёт на скоростном шоссе?

– Только не я, – усмехнулся Харитон.

Чёрный "порше" вихрем промчался мимо Драчинского, обдав его струйкой выхлопных газов. Неожиданно Харитон резко вдавил в пол педаль тормоза.

– Ты что, спятил? Какого чёрта ты так тормозишь? – возмущённо воскликнул Пьер. – Если бы не ремень безопасности, я бы головой лобовое стекло выбил!

– Ты видел, что было написано на майке у этого парня? – спросил Ерофеев.

– Какое мне дело до того, что там написано? – раздражённо ответил Большеухов. – О господи, у меня теперь от этого ремня синяки на рёбрах останутся!

– Там было написано: "Я – агент КГБ", – не обращая внимания на его жалобы, многозначительно произнёс Харитон.

– Ну и что? – не понял Пьер. – По чекистам соскучился?

– А то, что он русский, – объяснил Ерофеев. – Это судьба!

– Какая судьба? Ты о чём? – недоумевал Большеухов.

Влад Драчинский бодрой рысцой бежал к так неожиданно затормозившему автомобилю, молясь о том, чтобы в нём не оказалось ещё одного маркиза де Сада.

– Подбросите в Канны? – задыхаясь, спросил он.

– Подбросим, сынок, подбросим, – порусски ответил ему Харитон.

* * *

Эжен Карданю ударился об угол письменного стола и тихо выругался. Единственная комната его крохотной квартирки была настолько узкой, что передвигаться по ней, не натыкаясь на мебель, было не простой задачей, и бёдра Эжена всегда были в синяках. Эжен ненавидел свою квартиру, с окнами, выходящими в крошечный внутренний двор с серой бетонной стеной. Кроме того, рядом с его домом проходила железнодорожная ветка, и каждые десятьпятнадцать минут квартира заполнялась гулом проходящих поездов, а посуда на полке вибрировала и противно дребезжала.

Карданю отошёл в дальний угол комнаты, взял в руки маленькую латунную стрелу от игры "дартс" и, тщательно прицелившись, с силой метнул её в цель. Остро отточенный наконечник глубоко вонзился в левый глаз Ренье, принца Монако, портрет которого был приклеен к мишени тремя полосками прозрачного "скотча".

Эжен нехорошо усмехнулся, радуясь удачному броску.

– Монако больше не существует, хотя ты ещё не знаешь об этом, принц Ренье, – сказал он. – Но скоро ты об этом узнаешь.

Эжен Карданю работал кассиром банка "Сентраль франсез" в крошечной деревушке под Авиньоном. Это был маленький лысый человечек в больших круглых очках, под которыми его водянистые серые глаза казались огромными и выпуклыми, как у лягушки. Глядя на его тощую неуклюжую фигурку в дешёвом старом костюме, на его сутулую спину и нервную слегка подпрыгивающую походку, никто не заподозрил бы, что в этом скромном и незаметном банковском служащем течёт кровь Капетингов, и что он является прямым потомком незаконнорожденного сына легендарного французского короля Филиппа Четвёртого Красивого.

Тем не менее в жилах Эжена действительно текла королевская кровь. Его отец, Поль Карданю был богатым банкиром, владеющим несколькими домами в Париже, и огромным поместьем в окрестностях ЛеПлесиПатэ, расположенным в двадцати километрах к югу от столицы.

Детство Эжена было безоблачным и прекрасным. Он резвился на просторах поместья, а десятки слуг были готовы выполнить любое его пожелание. Он был бойким и красивым мальчуганом, привыкшим к комплиментам и к всеобщему обожанию.

Несчастье случилось, когда ему исполнилось восемь лет. Поль Карданю ухитрился за одну ночь спустить в МонтеКарло всё состояние семьи и остался должен казино около двух миллионов франков. Пытаясь поправить положение, Поль похитил из фондов банка пять миллионов франков в надежде отыграться и всё вернуть, но и эти деньги отец Эжена оставил в княжестве Монако.

Банк заявил о пропаже денег, а Поль пустил себе пулю в лоб.

Разразился страшный скандал. Всё имущество семьи Карданю пошло с молотка, знакомые отвернулись от них, близких родственников у них не было. Три месяца спустя мать Эжена умерла от гнойного перитонита, и мальчика отдали в сиротский приют.

Эжен подрос, закончил бухгалтерские курсы и устроился работать в банке в богом забытой провинции. Зарплата была маленькая, и большую её часть съедал ипотечный кредит на покупку квартиры, несмотря на то, что квартира была маленькой, неудобной и дешёвой. Но это уже не волновало Карданю. Даже если бы его жилище было в десять раза больше, оно всё равно не сравнилось бы с поместьем в ЛеПлесиПате, а жить в другом месте он не хотел.

Эжен вёл замкнутую жизнь аскета. Он был старательным, хотя и не хватающим звёзд с неба работником. Начальство ценило его и доверяло ему. Всё свободное время Карданю посвящал исследованию своей генеалогии. Ему было стыдно за себя. Его предки были богатыми и знаменитыми людьми, способствовавшими процветанию Франции. А что сделал он? Ничего! Ровным счётом ничего.

Эжен так и не женился. Он настолько стыдился себя самого, что не хотел иметь наследников. Он ни разу в жизни не сходил с девушкой в кино, он никогда никого не целовал. Его жизнь казалась одним сплошным поражением. И единственным виновником его несчастий была крохотная полоска суши в два квадратных километра, расположенная на берегу Генуэзского залива. Княжество Монако, маленькое суверенное государство с его проклятыми игорными домами.

Карданю ненавидел всё, связанное с Монако и МонтеКарло. Когда по телевизору передавали новости о Монако, он принципиально переключался на другую программу. Но однажды он прочитал заметку в журнале, которая перевернула его жизнь.

Эжен узнал, что между Францией и княжеством Монако существует соглашение о том, что если в роду правящей династии Гримальди не будет прямых наследников, и династия прекратит своё существование, Монако автоматически потеряет свой суверенитет и войдёт в состав Франции.

Прочитав это, Карданю почувствовал, как у него перехватило дыхание. В его сознании словно вспыхнул ослепительный свет. Его унылая бессмысленная жизнь осталась позади, как воспоминание о затянувшемся ночном кошмаре. Эжен понял, что он был избран богом для Великой Миссии. Он, потомок Филиппа Красивого, войдёт в историю, как человек, присоединивший Монако к Франции. Чтобы осуществить это, достаточно было просто уничтожить наследников Ренье де Монако.

* * *

Жозефина МотерсидеБелей погладила пальцами воронёную сталь пистолета. Это был миниатюрный австрийский пистолет "Литтл Том" калибра 6,35мм. Такую опасную игрушку было нетрудно спрятать под платьем в набедренной кобуре, или под брюками в кобуре, пристёгивающейся к лодыжке.

Графиня подошла к зеркалу и, подведя губы яркокрасной помадой, прицелилась из пистолета в своё отражение.

– Паф, паф, – произнесла она, делая вид, что нажимает на курок, – и ты труп, мой великолепный Луиджи, мой темпераментный итальянец, посмевший изменить мне с этой вульгарной, размалёванной, как рождественский торт, горничной. Жозефина МотерсидеБелей не прощает измены.

Если бы Пьер Большеухов увидел в этот момент свою жену, он бы ни за что на свете не узнал её. Вместо высохшей пятидесятивосьмилетней старухи в огненнорыжем парике в зеркале отражалась красивая породистая брюнетка лет сорока с осиной талией и дразнящим изгибом округлых бёдер.

О том, что она умерла, графиня узнала совершенно случайно около двух недель назад. Прочитав в газете о своей смерти, графиня была так потрясена, что в течение получаса глушила шампанское на террасе кафе в СанРемо, а затем решила, что раз уж ей суждено было погибнуть, то она непременно должна воскреснуть в совершенно новом обличье, как Феникс, восставший из пепла.

Постепенно идея о том, что все, в том числе и её безмозглый разжиревший мужинёк, считают её мёртвой, возбуждала Жозефину всё больше и больше. Она представила себе ликование Пьера, возомнившего себя её единственным наследником. Она мечтала увидеть лицо своего муженька и всех прочих дорогих родственничков в момент, когда нотариус сообщит им, что она оставила все свои деньги Лионскому обществу защиты прав сексуальных меньшинств.