Фладд - Страница 5

– Эти статуи ростом с человека, – сказал он.

– Найдите помощников. Пусть прихожане поучаствуют. Привлеките Церковное братство.

– Куда я их дену? Я же не могу их разбить.

– Согласен, это чересчур. Сложите их в гараже.

– А как же моя машина?

– Что? Эта железяка снаружи?

– Мой автомобиль, – поправил отец Ангуин.

– Эта груда хлама? Пусть ржавеет на улице.

– Вы правы, – робко промолвил священник, – машина негодная. Сквозь пол просвечивает дорога.

– Некоторые, – ехидно заметил епископ, – ездят на велосипеде.

– Нельзя разъезжать по Недерхотону на велосипеде. Вас собьют на землю.

– Силы небесные, – сказал епископ и огляделся, не вполне уверенный в географическом расположении северного аванпоста своей епархии. – Они оранжисты?

– У них есть Оранжистская ложа. Они все в ней состоят, и католики тоже. Устраивают фейерверки, жарят быков на вертеле и играют в футбол человеческими головами.

– С какого-то момента вы начали преувеличивать, хоть я и не понял, с какого именно.

– Хотите нанести им пасторский визит?

– Нет-нет, дела не терпят отлагательства. Мне пора возвращаться. Фому Аквинского, Маленькую Терезу и Деву Марию можете оставить, только приделайте ей нос.

Мисс Демпси отпрянула от двери. Епископ вышел в коридор и с подозрением уставился на нее. Она нервно вытерла руки о передник и опустилась на колени.

– Можно поцеловать кольцо, милорд?

– Ступай прочь, женщина. Иди на кухню, займись делом.

– Епископу нет дела до невежественных простаков, – сказал отец Ангуин.

Мисс Демпси, морщась от боли, встала с пола.

В два размашистых шага епископ одолел прихожую, рывком натянул плащ, распахнул дверь. В лицо ударили дождь и ветер.

– Лету конец, – заметил епископ. – Впрочем, в этой части епархии и лета толком не бывает.

– Позвольте сопроводить вас до вашего роскошного экипажа, – напустив на себя подобострастный вид, сказал священник.

– Еще чего не хватало, – ответил епископ и, кряхтя, забрался на водительское сиденье. Он знал, что отец Ангуин сошел с ума, но скандала в своей епархии не хотел. – Я еще вернусь. Когда вы будете меньше всего меня ждать. Проверю, все ли сделано.

– Слушаюсь, а я приготовлю для вас кипящее масло.

Лязгая и громыхая, епископ умчался восвояси, но на следующем повороте дорогу ему преградила процессия школьников, которые выходили из ворот к ниссеновскому бараку, где их ждал обед. Епископ дважды с силой надавил на клаксон, малютки со страху попадали в канаву. Выбравшись оттуда, школьники глазели ему вслед, к их голым коленкам прилипли мокрые листья.

В доме священника часики на каминной полке пробили полдень.

– Опоздала, – удрученно промолвила Агнесса, – а я так хотела развеселить вас, отче. Если помолиться святой Анне в среду до полудня, до конца недели вас ждет приятный сюрприз.

Священник покачал головой:

– Во вторник, Агнесса, овечка моя, не в среду. В этом деле важна точность.

Невидимая бровь мисс Демпси удивленно приподнялась.

– То-то я гляжу, ничего не выходит! Есть еще кое-что, о чем мне следует вас предупредить, отче. Наверху кто-то ходит, хотя там никого нет.

Рука мисс Демпси дернулась ко рту и коснулась бородавки.

– Такое случается, – кивнул рыжей шевелюрой отец Ангуин, горбясь в жестком кресле за столом. – Иногда я думаю, что это я сам.

– Но вы же здесь!

– Сейчас, да. Возможно, это предвестник. Тот, кто грядет.

– Господь? – ужаснулась мисс Демпси.

– Младший священник. Меня застращали младшим священником. Какой удивительный был бы помощник! Умел бы ходить без ног, просачиваться сквозь стены. Но нет, едва ли. – Священник заставил себя выпрямиться в кресле. – Думаю, епископ пришлет обычного шпиона. С самыми заурядными способностями.

– Подхалима.

– Вот именно.

– А куда вы денете статуи? Вы же знаете, в гараже нет настоящей крыши. Они промокнут, покроются плесенью. Это нехорошо.

– По-вашему, нам следуем отнестись к ним с почтением, Агнесса. По-вашему, они не просто куски раскрашенного гипса.

– Я знаю их всю мою жизнь! – с жаром выпалила мисс Демпси. – Без них в церкви недолго и заплутать. Она превратится в большой грязный амбар.

– И что вы предлагаете?

– Их нужно раздать. «Дщери Марии» будут по очереди брать к себе святую Агату. Нужен фургон, в вашу машину статуи не влезут.

– Но насколько их хватит, Агнесса? А если кто-нибудь из них выйдет замуж? Вряд ли муж стерпит такое. Потом вспомните, какие маленькие у них в домах комнаты. Это не решение.

Однако мисс Демпси стояла на своем.

– Зато статуи будут в сохранности. А там, глядишь, епископ сменится.

– Нет, больше они не понадобятся. Мы пятимся назад. Епископ во многом прав, хотя лучше бы он занимался политикой и не лез в религию.

– Что же нам делать? – Мисс Демпси вскинула руку, дотронулась до бородавки. – Они для меня как живые. Словно мои родственники. Нельзя запирать родственников в гараже.

– Вера мертва, – сказал отец Ангуин. – Ее время прошло. И она продолжает умирать. Если мы не хотим превратиться в автоматы, то должны до последнего цепляться за предрассудки. – Священник поднял голову. – Вы правы, Агнесса. Негоже запирать их в гараже, словно старый хлам. Однако я не стану раздавать статуи по домам или заставлять ими улицы. И я не хочу разлучать их. Мы похороним статуи в освященной земле.

– Господи.

Слезы бессильной ярости брызнули из глаз мисс Демпси.

– Простите, отче, но от этой мысли меня бросает в дрожь!

– Отпевания не будет, – сказал отец Ангуин. – Только погребение.

Сибирские ветра, дующие на пустошах, быстро разносили вести. На следующий день к тому времени, когда школьников выпустили на большую перемену, все в Федерхотоне знали про статуи. В дедовские времена школа при церкви Святого Фомы Аквинского представляла собой одну длинную классную комнату, но нынешние учителя были не в силах сладить с буйными внуками первопоселенцев, и от старой системы обучения пришлось отказаться. Теперь воспитанников разного возраста отделяла друг от друга тонкая перегородка. Когда-то считалось, что в двенадцать лет самое время оставить арифметику и начать взрослую жизнь среди ткацких станков. С тех пор нравы смягчились, и ныне над директрисой, матерью Перпетуей, поставленной оберегать старшеклассников от треволнений юности, возвышались пятнадцатилетние отроки и отроковицы. Впрочем, дух исканий и перемен, свойственный в те времена юным, витал где угодно, только не в Федерхотоне. Сюда долетали лишь его слабые отголоски. Местные подростки начесывали коки над прыщавыми лбами и временами, словно припадочные, перебирали пальцами по животу, изображая игру на стиральной доске. Мать Перпетуя называла это безобразие «подражанием поп-группам» и строго карала.

Старшеклассники целыми днями гоняли в футбол на пустошах, лица у них были красные и обветренные. Они были рассеянны, безрассудны и одной ногой застряли в детстве. Их затянувшееся отрочество выдавали узкие затылки, любовь к комиксам и беспричинные взрывы веселья, тем более предосудительные, что людям, обреченным в будущем влачить цепи брака и работы на ткацкой фабрике, радоваться было не с руки.

Старшеклассницы, напротив, давно простились с детством. Местные девицы носили мешковатые кофты, а на переменах сбивались в стайки и хмуро злословили. Они обхватывали себя за плечи короткими толстыми пальцами, а их плоские груди свисали, как у старух. Дешевая одежда, из которой школьницы успевали вырасти, совершенно лишала их женской привлекательности. За пределами Федерхотона девочки в их возрасте переставали расти, но при взгляде на местных девиц казалось, что они не остановятся, пока не заполнят весь мир. Стулья скрипели под тяжестью их задов. Раскачиваясь взад-вперед, девицы издавали ужасные ритмичные звуки: га-га-га, означавшие смех. Они ничему не учились, а если узнавали что-то новое, считали делом чести тут же это забыть. Школа была для них тюрьмой.