Физрук-8: назад в СССР (СИ) - Страница 3

Шофер возражать не стал и припарковал автобус возле кафе «Березка» на улице Смирнова. Это была типичная «стекляшка», злачное заведение с прозрачными стенами. Внутренние интерьеры отличались простотой, а меню — скромностью. Ну так сейчас и не до разносолов. Заправиться до следующей большой остановки и ладно. Я попросил кассиршу посчитать за всех скопом, чтобы сразу и расплатиться. И хотя персонал кафе слегка был шокирован нашествием школяров, но быстро сообразил, что, считай, второй план сделали по выручке они сегодня сделали.

После ужина, мы снова погрузились в «Икарус», покружили по городу, выходя у памятников и слушая рассказы экскурсоводши о тех людях и событиях, в честь которых и были установлены эти монументы. Когда памятники закончились, автобус покинул Иваново. Утром мы должны были прибыть в Кострому. Наверное, можно было и раньше, но ночью там все равно нечего делать. Снова потянулись ночные поля и перелески. Луна бежала в небе, не отставая, только время от времени ныряя в облака. Иллюзия этого движения убаюкивала, и вскоре весь автобус уже похрапывал. Я не стал исключением.

И снова увидел странный сон. Мне снилось, что я сижу на берегу озера. Ночь. Светит луна, а в озерной воде плещутся мои подопечные. На берегу я не один, рядом со мною врач Голубев, пациентов которого мы с Пайчадзе и Сойкиным выручили в Чечне. На нем все тот же балахон. В очках отражается луна из-за чего врач кажется совсем слепым. Вдруг мимо нас проходит голая девушка, в которой я узнаю медсестру и по совместительству официантку из пансионата «Загородный». Она медленно походит к воде. Останавливается. Ее длинные светлые волосы и кожа отливают зеленью.

— Так вот для чего вы собрали здесь моих детей? — говоря я Голубеву, стараясь не смотреть на нее. — Если вы готовите своим пациентам смену, то я против…

— Какую еще смену? — удивляется тот.

— Вот и я спрашиваю: какую?

— Взгляните на них, — указывает врач на плещущихся школяров. — По-моему, они весьма довольны.

Я обвожу взглядом веселящихся пацанов, которые совершенно не обращают внимания ни на нас с Голубевым, ни даже на голую девушку.

— Мало ли что… — бурчу я. — Я и без вас вижу, что довольны, но чем именно?

— Тем, что они строят новый мир. Они ведь уже говорили вам об этом?

— Ничего они мне не говорили… Да и какой может быть новый мир, когда вокруг все по старому?

— Ну вот и сделайте так, чтобы стало все по новому.

— Как сделать? Как⁈

— Вы ведь уже придумали — как. Даже с коллегой поделились.

— Ага, помню… Построить на берегу такого вот озера большой дом, вроде вашей усадьбы, только — без прокаженных.

— Дались вам эти прокаженные.

— Нет. Это я так, к слову…

— Главное не допустите бандитов… Ведь не всегда под рукой могут оказаться три бравых вояки, способных справиться с пятерыми матерыми моджахедами…

— Вы на что намекаете?

— На то, что вокруг вашего экспериментального класса слишком много нечистой возни.

— Вам откуда это известно?

— Так я уже проходил это… Сначала мой пансионат был чисто ведомственным учреждением. Потом, когда Союз развалился, пришлось искать спонсоров… Ведь болезнь не спрашивает, на какие шиши приходится приобретать лекарства и продовольствие… Я порыскал, порыскал и нашел спонсоров… А они оказались бандитами… И выяснилось, что это — не спонсорская помощь, а долг… Пришлось отдать главный корпус бывшей усадьбы под загородный клуб, куда лжеспонсоры и сами приезжали с девками и сдавали комнаты в аренду всем желающим отдохнуть на природе… Деваться мне было некуда, пришлось пустить… А когда война началась, моджахеды устроили в пансионате базу, которую сожгли наши же, русские, вертушки… Уцелел только флигель. Вот в него и вперлись те пятеро…

— Надо же не знал…

— Поэтому я и говорю, если задумали построить свой пансионат для одаренных детей, будьте осторожны, когда имеете дело с бандитами…

— Я тоже в некотором смысле бандит…

— Как так?.. Такой бравый старлей был и вдруг — бандит?

— А куда мне было деваться?.. Уволился из армии. В газетах и по телеку одни проклятия в наш, защитников Отечества, адрес… На груди медальки брякают, а одном кармане смеркается, а в другом заря занимается… Вот и пришлось заняться первичным накоплением капитала… Тут уж в рамках закона не удержаться…

— Да уж, вся страна превратилась в пристанище прокаженных… Гнойные язвы капитализма…

Стеша оборачивается, поблескивая в лунном свете рыбьей чешуей, манит меня рукой. Я, сразу забыв о собеседнике, поднимаюсь с травы.

— Куда же вы? — окликает меня собеседник. — Я еще не все сказал!

Но я только отмахиваюсь от него. Стеша, больше не оборачиваясь, входит в озеро. Тяжелый рыбий хвост, волокущийся за ней, оставляет в серебряной от росы траве темный след. С трудом сохраняя равновесие, я бреду за ней, стараясь идти точно по этому следу.

— Стеша, детка… куда же ты? Постой! Не бросай меня здесь!

Русалка не реагирует на мои слова. Она все дальше входит в воду, но не останавливается. Словно загипнотизированный, я иду следом. Через несколько мгновений на поверхности озера видна только голова девушки. Ее зеленые волосы плывут за нею, будто это и не волосы вовсе, а какое-то водяное существо. Погрузившись по пояс, ложусь на воду и плыву, несмотря на то, что на мне дубленка. Она быстро намокает, но я не сдаюсь, продолжая плыть. Вернее — барахтаться.

— Русалочка… Нимфа… — отчаянно бормочу я. — Погоди, не уплывай!.. Останься со мною, мне холодно…

Трудно дыша и тяжко шлепая по воде руками, нагоняю Стешу, протягиваю руку, чтобы схватить за волосы. Но в пальцах оказывается только пучок стеблей водяной лилии. От неожиданности и испуга, иду ко дну, но не тону, потому что вдруг оказываюсь в лодке. Тихий плеск. Скрип уключин. Яоткрываю глаза и вижу перед собой тушу врача Голубева, чернильным пятном расплывшуюся на фоне то ли рассвета, то ли заката. В руках у него весла. Откидываясь все корпусом назад, он налегает на них и лодка рывками движется по безмятежной озерной глади.

— Очнулись, утопленник?

— Это вы меня вытащили? — спрашиваю я. — А Стешу?

— Что — Стешу? — удивляется тот.

— Ее вы вытащили? Она ведь тоже была там, в воде…

— Это вам почудилось, Саша… Кроме вас, никого из утопленников в озере не наблюдалось.

— Значит, я утонул… Ну что ж, тем лучше. Теперь вы имеете полное моральное право мне все рассказать. Я буду нем как… как утопленник…

— Ладно-ладно, расскажу… Собственно, я это собирался сделать на берегу… Только вот примите для профилактики. Рекомендую как врач.

Я протягивает руку и Голубев сует ему мне бутылку джина. Откуда только взял? Я немедленно делаю изрядный глоток… И просыпаюсь. Никакого джина. И Голубева — тоже. Рядом посапывает Тигра, положив мне голову на плечо. Сквозь задернутую занавеску просачивается рассвет. Автобус подпрыгивает на неровностях — все-таки качество дорог в СССР оставляет желать лучшего. Позади нас с математичкой сидят Тоха Макаров и Володька Борисов — мой братишка. Им не спится. Болтают. Правда — шепотом. Я специально не прислушиваюсь, но отчетливо разбираю каждое слово.

— Вот ты его братан, ты хоть понимаешь, чего он с нами вошкается? — спрашивает Макаров.

— Ну как же!.. — бормочет Володька. — Он же — педагог, учитель…

— Ну так и чо? — хмыкает Тоха. — Татьяна Алексеевна — тоже учитель… Да и тетка не шибко вредная… Разница-то в чем?..

— Ну ты сравнил… Волобуева — просто учительница. Она книжки любит и хочет, чтобы мы их тоже любили, вот и старается… А Саша, он — учитель от Бога, как говорит наша сеструха… Ему надо, чтобы из нас люди вышли…

— Он твой родич, вот ты за него и заступаешься…

— А чо тогда спрашиваешь, если не веришь?

— Ладно… Забей… Я чо спрашиваю?.. Сейчас-то он с нами вась-вась, а когда мы… Ну ты знаешь, что мы сделаем… Думаешь, твой Саша, на нашу сторону встанет?.. Или как все, кинется меры принимать?..