Физрук 8: Назад в СССР - Страница 9

На большой перемене позвонил товарищу инструктору райкома ВЛКСМ. Вилена не только взяла трубку, но искренне обрадовалась мне. По крайней мере – мне так показалось.

– Ну как прошла поездка? – спросила она.

– Великолепно! – не покривив душой, ответил я. – Жаль, что тебя с нами не было.

– И мне жаль, – вздохнула она.

– А как твоя поездка в обком партии?

И тут она замялась.

– Конечно, это была очень важная поездка, но…

– Что – но?

– Это не телефонный разговор.

– Хорошо, – сказал я. – Давай встретимся.

– Если можно – завтра.

– Ну завтра, так завтра. К часикам к пяти я заеду к тебе на работу.

– Я буду ждать!

– Вот и договорились.

Положив трубку, я отправился в столовку. Подсел за столик к Карлу. Тот радостно сообщил мне, что ремонт клуба практически закончен.

– Осталась разная мелочь, светильники надо установить. Ну и оборудование как-то приобрести.

– Приобретем, – сказал я. – Составь список.

– Хорошо.

– Кстати, у меня для Эммы Францевны будет еще один заказ.

– Ого! Интересно – какой?

– А вот пригласишь в гости, расскажу о своей задумке.

– Ты можешь прийти даже без всякого приглашения, – сказал Рунге. – Только захвати Вилену.

– Что, понравилась?

– Только как твоя невеста.

– Тогда, если не возражаешь, завтра, часиков в шесть.

– Не возражаю. Мы с Гретхен будем ждать.

– Слушай, все хотел спросить… Почему ты называешь супругу «Гретхен», если она – Эмма?

– А-а, это со студенческих времен повелось, – усмехнулся Карл. – Эмма играла в инсценировке «Фауста» Маргариту, по-немецки ласково это будет Гретхен… Вот я так ее с тех пор и прозвал.

– Понятно, – кивнул я. – По-моему, ей оно очень идет.

– Спасибо!

– Тогда – до завтра!

И мы с ним расстались. Прозвенел звонок. Последний на сегодня урок я провел у родного восьмого «Г». Все двадцать семь человек пришли. Ни один не притворился больным или не выспавшимся, после поезда. Молодцы.

– Ну что бойцы? – обратился я к ним. – Как самочувствие?

– Бодрое! – ответили они.

– Тогда готовьтесь. В воскресенье у нас вылазка к Чертовой башне. Если, конечно, погода не подкачает. А теперь давайте заниматься.

Не знаю, насколько правильный педагогический прием я применил, но предчувствие новых приключений воодушевило пацанов на исполнение рутинных обязанностей по учебе. После звонка ко мне подошел Кривцов.

– Сан Сеич, – сказал он. – Я хочу испытать Медный Ключ.

– Любопытно, а как?

– Да вот там же, в Чертовой Башне. Если там есть что-то ценное, он либо укажет, либо нет.

– А если – ценное есть, а Ключ все-таки не укажет?

– Значит – это не настоящий Ключ.

– Логично, а… нельзя его проверить ну на каких-нибудь колечках или сережках?

– Я проверял, – отмахнулся Толик. – Не срабатывает, но думаю, это потому, что я ведь точно знал, что они есть и где лежат.

– Возможно, – сказал я. – Тогда проверим в воскресенье. Я думаю, что теплофорный снаряд, ценнее даже золотых сережек. И уж если Ключ укажет на его местонахождение – это станет самой надежной проверкой.

– Вот и я об этом подумал, – проговорил Кривцов.

– Ну тогда до завтра! – сказал я. – Маме привет!

– Не буду я его передавать, – насупился пацан.

– Это еще почему?

– Мама сердится, а потом плачет…

– Надеюсь, ты не считаешь, что я в чем-то виноват перед ней?

– Нет, – угрюмо покачал головой Толик и добавил: – Хотя было бы клево, если бы вы стали моим папкой, пацаны бы усохли от зависти, но не срослось.

– А Володьке кто-нибудь завидует? – спросил я.

– Ну дык! – хмыкнул Кривцов. – У него такой брательник!

– Да вы все для меня, как братья, – пробормотал я.

Пацан поднял голову и посмотрел мне в глаза, словно спрашивая, не для красного ли словца я все это говорю? На такой взгляд надо было отвечать таким же – честным и открытым, без единой капли лукавства. Ну так я и в самом деле верил в то, что сказал. Они все были для меня младшими братьями. Толик кивнул, словно убедился в том, что я не вру и хотел было уже ускакать, но я его еще задержал немного. Был один вопрос, который не то, чтобы не давал мне покоя, но иногда всплывал в памяти.

– Осенью, во время похода, Макаров назвал тебя Тимохой… Почему? Ты же – Толик?..

– А-а! – рассмеялся он. – Я же – Тимофеевич, то есть – Тимохин сын… Отсюда кликуха такая…

– Понятно! Ну беги!

Он убежал, а я потопал следом. На сегодня дел у меня не было, надо было лишь заскочить в магазин и купить себе жратвы. Я вышел из школы и не успел сделать нескольких шагов, как рядом притормозила машина. Знакомый «Мерс». Из него вышел «автомобильный бог».

– Александр Сергеевич, – произнес он. – Вы очень торопитесь?

– Да не очень…

– Есть разговор.

– На тему?

– На тему наших общих дел.

– Это понятно, – кивнул я. – А конкретнее?

– У нас серьезные проблемы, – сказал Коленкин. – Говоря «нас», я имею в виду и вас – тоже.

– Ну что ж, почему бы не поговорить, – сказал я, открывая пассажирскую дверцу.

– Поедем в кабак, к хозяюшке, – проворчал Митрофаныч. – Там самое надежное место.

Он вдавил в пол педаль акселератора и иномарка, визжа не советскими покрышками, рванула вдоль улицы. Куда он спешит? На тот свет?

– Что стряслось-то?

– А ты точно не знаешь? – спросил «автомобильный бог», снова переходя к прежней манере общения.

– Знал бы – принял меры.

– Охотно верю, – пробурчал Коленкин. – Ну ничего, у тебя будет еще такая возможность.

Через пять минут мы вошли в обеденный зал кабака для городской элиты, заставленный столиками под уютными торшерами. Нас встретила Лиза – мать Толика. Она была приветлива, но холодна. Мне невольно вспомнился сегодняшний разговор с Кривцовым. Хозяюшка повела нас с Митрофанычем к столику возле окна, по которому стекала тонкая колеблющаяся пленка дождевой воды – погода все-таки испортилась. Кроме нас, других посетителей не было.

Вернее – я так поначалу подумал. Потому, что большинство торшеров, которые стояли возле каждого столика, для создания уюта, были погашены. И я не сразу заметил, что за нашим столиком сидит еще один посетитель. Не сразу – потому, что тот отогнул штору, словно спрятавшись за ней. А заслышав наши шаги – выглянул. У меня отлегло от сердца. Это был ни кто иной, как мой Покровитель, он же лжеписатель Третьяковский, он же куратор проекта «УВ», под оперативным псевдонимом Граф. Неужели его выписали из больницы? Выглядел он бледно, но уже сам факт его присутствия говорил о том, что врачи все-таки успели его подлатать.

– Здорово! – развязно, в стиле своего алкоголика-брата, которого вынужден был играть на публике, произнес он. – Я уж думал, мне одному придется…

И он показал на едва початую бутылку коньяку.

– Что ты здесь делаешь, Миня? – спросил «автомобильный бог», удивленный куда сильнее, чем я. – Ты же в больничке должен валяться?.. Я слыхал, что тебя хулиганы ножичком пырнули!

– Может, конечно, и хулиганы… – не стал спорить лжеклассик, даже не глядя в мою сторону. – Только в былые времена никакой хулиган не стал бы связываться с… – Он осекся и вдруг исподтишка подмигнул мне. – С ножичком… Весело, с матерком запустить в прохожего камнем – это еще куда ни шло, но хватать, тащить… В смысле, втыкать в гордость литейской литературы финарь…

А ведь он не пьян – догадался я. Просто еще не совсем оклемался, но все-таки пришел. Значит, встреча эта чрезвычайно важна. И сейчас эти его «пьяные» рассуждения о хулиганах – лишь сигнал мне: будь осторожен, сегодня здесь должно произойти нечто важное!

– Ну все-равно, Миня, шел бы ты… за соседний столик, – брезгливо пробурчал Коленкин. – Мне с физруком потолковать надо… Пересядь и пузырь свой прихвати… Да и можешь еще у хозяюшки закуси какой-нибудь попросить, я все оплачу.

– А вот приближается мой… самый строгий критик, – перебив его, возвестил Третьяковский. – Виноват – товарищ Стропилин, Иннокентий Васильевич!