Физрук 10: Назад в СССР - Страница 3
– Нет, – говорит он Тельме. – Ты ошибаешься! Это не люди. Всего лишь – личинки инсектоморфов. Они даже больше похожи человеческих детенышей, чем взрослые особи на взрослых людей.
– Зачем им это надо? – успокаиваясь, бормочет девушка.
– Многие тысячи лет они живут в тени нашей расы, им как-то нужно выживать. Мимикрия – далеко не самый худший способ.
– А дети? Детей-то они зачем похитили?
– Вряд ли это похищение. Скорее – познавательная экскурсия.
– Как ты можешь рассуждать об этом?! Да еще так спокойно! Там же твоя дочь!
– Успокойся, тебе говорят! – рявкает Философ. – Сама посуди! Если бы здесь было опасно, кто бы нас с тобой подпустил к этому гнездовью? Слышь, как гудит? Это над нами кружат Жнецы. Не доверяй люди-осы нам, нас бы уже в клочья порвали.
– Все равно – давай уйдем отсюда! – требует Тельма. – Детей только заберем и уйдем.
– Меня устраивает эта программа, – бурчит ее спутник. – И чем скорее мы доберемся до выпивки, тем лучше.
И они начинают спускаться, только в обратном порядке. Теперь Философ спрыгивает со ступени и только потом принимает легкое тело своей спутницы. Оказавшись на арене они бегом бросаются к узкому штреку, через который попали в этот странный амфитеатр. Однако не успевают мужчина и женщина сделать и двух десятков шагов, как путь им преграждает инсектоморф. Отверстие выхода, по сравнению с остальным тоннелем, кажется чуть более светлым и на его фоне отчетливо проступает изогнутое тулово человека-осы.
– Мы пришли только за детьми, – говорит, обращаясь к нему Философ. – Мы не тронули вашу кладку!
Инсектоморф молчит. Точнее – он издает какие-то звуки, но люди их не понимают. Звуки становятся все громче. И хотя в кромешной тьме этого не видно, ясно, что человек-оса приближается. Философ заслоняет собой девушку и они начинают пятиться обратно к амфитеатру. Вдруг где-то позади инсектоморфа раздается выстрел. Вспышка на мгновение озаряет жерло тоннеля. Они видят как Жнеца буквально разрывает напополам. Лицо Философа обдает чем-то липким и он отчаянно матерится.
– Это ты, Граф? – слышится голос Болотникова-старшего.
– Это мы, с Тельмой! – откликается Философ, вытирая физиономию носовым платком и отшвыривая его. – Зачем стрелял?
– Пришлось раздавить жучка, – бурчит официант. – Я вас ищу. Игорек сказал, что вы сюда пошли. Я сунулся, а тут эта пчелка…
– Игорек? – переспрашивает Философ. – Значит, ты нашел сына!..
– И дочку твою – тоже, – бормочет Михаил. – Не боись, с ними все в порядке… Это я страху натерпелся, покуда шастал здесь.
– Зачем же ты тогда пристрелил инсектоморфа?
– Я ведь официант! Ты забыл? С тараканами и мухами у меня всегда разговор короткий… Топайте за мною! Я нашел, как выйти наружу, не залезая в болото по уши.
Перебравшись через хрустящие останки человека-осы, Философ и Тельма бегут за Болотниковым-старшим. Сразу за штреком, тот сворачивает к громадному корпусу, в широко открытых воротах которого их встречают две детские фигурки. Философ бросается к ним.
– Илга! Игорь! Как вы?!
– Папа! – откликается девочка. – Здесь так интересно! Мы видели ароморфоз на всех стадиях, представляешь?
– Не представляю, – бурчит тот.
– Прямо у нас на глазах вылупились из коконов новые Жнецы! – подхватывает мальчик-молния. – Жала у них будь здоров! Таким они могут слона, наверное, проткнуть!
– Главное, что их пуля берет, – бормочет официант, украдкой пряча за пазуху обрез.
– Ты это о ком, папа? – строго спрашивает Игорь.
– Не обращай внимания! – отмахивается Михаил.
– Черт! – орет вдруг Философ. – Голубев!
– Что – Голубев? – переспрашивает девушка.
– Где врач?!
– А в самом деле?.. – бормочет Тельма. – Когда Полоротов застрелили Лаара, Голубева с нами уже не было.
– И никто из нас не обратил на это внимания, – говорит Философ. – Что за чертовщина здесь вообще творится!
– Ну вы даете, товарищи, – качает головой Болотников-младший. – Одного убили, другого потеряли.
– Кто бы говорил… – бурчит Философ. – Сам смылся и никому ничего не сказал.
– Детишек я пошел искать, и нашел, как видишь, – бурчит тот. – Дочку твою, между прочим…
– Все! Пошли отсюда! – говорит Тельма. – Что-то мне не нравится этот гул…
– Это – Рой гудит, – сообщил всезнайка Болотников-младший. – Они голодные и очень злые.
– Какой еще – Рой? – с подозрением уточняет Философ. – Ты имеешь в виду – Мастеров, Пастырей или Жнецов?
– Не совсем. Рой – это результат неудачных мутаций потомства. Мутантные особи не могут стать ни Мастерами, ни Пастырями, ни Жнецами. Это генетический брак. Они только и делают, что летают, жужжат и мерцают крылышками. И так – до самой выбраковки.
– Что такое – выбраковка? – спрашивает девушка.
– Это когда – чик-чик, – ухмыляясь сообщает Михаил.
– Какой ужас!
– А почему они голодные? – уточняет Философ.
– А зачем их кормить?
– Ладно, хватит вам лясы точить, – бурчит официант. – Пошли скорее!
И он, широко и твердо шагая, несмотря на протез, идет вдоль корпуса. Остальные следуют за ним. Вскоре они и впрямь оказываются возле пролома в ограде. К счастью, машина на месте. Тельма заводит движок. Даже внутри салона кажется, что гудение Роя становится сильнее. Философ крутит рукоятку, опуская боковое стекло. Выглядывает наружу. Ему чудится, что еле мерцающее в рассветных лучах облако над заброшенным предприятием, начинает вытягиваться в сторону города.
– Жми, Тельма! – бормочет он.
«Победа» трогается с места. Подпрыгивая на ухабах, она мчится со всей возможной на старой разбитой дороге скоростью. А когда выезжает на шоссе, и вовсе летит на пределе шкалы спидометра. Тем не менее гудение Роя тише не становится. Философ снова высовывается в окошко. И на фоне затянутого тучами неба явственно различает мерцающую полосу, напоминающую Млечный путь. Теперь сомнений у Философа нет – Рой движется к городу. Голодный Рой. Мириады инсектоморфов, не пригодных ни к чему, кроме выбраковки.
– Мне никого не хочется пугать, – говорит Философ, поднимая стекло, – но, кажется, Рой летит к городу.
– Этого не может быть! – уверенно произносит мальчик-молния. – Они не могут покидать Гнездовье! Жнецы подавляют их своим мощным биополем… Если только…
– Что – только? – настораживается Философ.
– Если только все Жнецы живы…
Философ резко оборачивается к Болотникову-старшему, который сидит с детьми на заднем сиденье.
– Сколько? – спрашивает он.
– Ты о чем? – удивляется тот.
– Сколько ты пристрелил?
– Они бы вас, с Тельмой, сожрали! – оправдывается Михаил.
– Так сколько?!
– Пять или шесть… Не считал.
– Папа, дядя Граф, вы о чем? – беспокоится пацаненок.
– А эти, для выбраковки предназначенные, они чем питаются? – вместо ответа, спрашивает у него Философ.
– Обычно – ничем. Они не доживают до кормления.
– А если бы – дожили?
– Им все равно, что жрать – любая органика. Мозга нет, зато есть – желудок и жвалы, которые могут разгрызть даже древесину. Кроме того, они выделяют фермент, который размягчает твердые структуры.
– Ясно… – кивает Философ. – Тельма, высади нас с Михаилом на окраине города, а сама – в объезд, к себе вези ребят.
– Поняла, – отвечает девушка. – Я вас у поста ГАИ высажу. Попроси ребят связать тебя с УКГБ, а когда ответит дежурный, скажи ему: «Сообщение для полковника Парвуса. Код ноль три один. Передала Ильвес».
– Сообщение для полковника Парвуса. Код ноль три один. Передала Ильвес, – повторяет Философ.
– Верно.
Тельма притормаживает у поста ГАИ. Философ и официант выбираются из салона и «Победа» снова срывается с места.
– В чем дело, граждане? – спрашивает постовой, мазнув рукой в белой краге по лакированному козырьку каски.
– Смотри, сержант, – говорит Философ, показывая в небо. – Видишь это светящуюся полосу?
– Ну, вижу, – откликается тот.
– Гул слышишь?