Финансист - Страница 4
Мы увидим это в его романах: тип складывается из уникальных, непохожих друг на друга, «неправильных» судеб. Дочь фермеров – актриса варьете, свободно меняющая любовников; девочка из набожной лютеранской семьи – содержанка богатого наследника; отпрыск миссионеров – аферист, а в итоге – убийца; сын провинциального торговца швейными машинками – покоряющий столицу «гений». И все эти уникально-типические сюжеты автобиографичны. Одна за другой при сомнительных обстоятельствах покидали дом сестры, старшие братья выбирали ненадежные и полные соблазнов профессии музыкантов и художников. Немыслимые в поколении родителей грехи для молодых стали нормой, городским, «американским» образом жизни. Гневно отреагировав в первый, во второй раз, кого-то из отпрысков изгнав, чуть ли не прокляв, старшие Драйзеры в итоге смирились с новой реальностью, как со своим поражением.
Такими, уже отшумевшими, безропотными и не понимающими ничего – даже языка своих детей, – выведены старики-немцы в «Дженни Герхардт» или миссионеры, вырастившие будущего убийцу в «Американской трагедии». Со временем, конечно, Драйзер вернется к истокам и попытается понять «отцов». В начале писательского пути ему – что тоже естественно – интереснее путь и психология старших братьев и сестер.
Судьба знала, что делала, помещая будущего историка в семью, соединившую и смикшировавшую два наиболее выраженных типа – коренных американцев и иммигрантов первого поколения, европейских католиков и крепких местных протестантов. Столь же мастерски определила ему судьба и место в этой семье. Тридцатилетний Иоганн Драйзер и семнадцатилетняя Сара Шёнёб поженились в 1851 году. Будь Теодор Герман их первенцем, он был бы всего на 15 лет младше Фрэнка, стал бы сверстником младшего в клане Каупервудов. Вместо этого он оказался замыкающим в семье Драйзер и родился в 1871 году, поколением позже старшего из своих братьев. Семейная история, встреча отца и матери, их первоначальные удачи и окончательный крах – все было для него далеким прошлым, эпосом.
Поработав недолго на лесопилках Новой Англии, выходец из Германии Иоганн Драйзер отправился на Средний Запад, где в основном и оседали немецкие иммигранты, в Огайо встретил свою любовь, с ней вместе переселился в Индиану. Здесь они сменили несколько городов – Форт-Уэйн, Салливен, Терра-Хот. Теодор появился на свет в Терра-Хоте.
«Немецкий портняжка» поначалу торговал шерстью, потом сделался управляющим на шерстопрядильном заводе и получал достаточное жалованье, чтобы со временем войти в партнерство или же начать собственное дело. Старомодная бескомпромиссная честность все еще ценилась в пятидесятые – начале шестидесятых, когда начали сколачивать миллионы «дальновидность и личное обаяние», как определяются два коренных качества «финансиста». Иоганн Драйзер не обладал напором и «личным обаянием» в этом смысле – то есть умением «разводить людей на бабки», – и дальновидностью тоже не обладал. Гражданская война подогрела спрос на всякое сырье, в том числе шерсть и ткани, рынок процветал, как это обычно и случается во время войны. Драйзер-старший решился завести сукновальню. Война закончилась, экономические интересы сместились, и пожар, в 1869 году уничтоживший маленькую фабричку, был не роковой случайностью, а скорее поэтически оправданным финалом. «Подняться» Драйзерам больше не удалось, тем паче что отец получил тяжелую травму и остался инвалидом. Как и старику Герхардту, надежность и честность обеспечивали ему разве что работу сторожа, и в поисках работы приходилось переезжать – то в большой город (несколько месяцев семейство жило в столице штата, Чикаго), то, наоборот, в город поменьше, где можно было снять домик с садиком, прожить подешевле. Нередко семья разделялась, отец отправлялся на заработки, старшие откалывались, и Теодор оставался с матерью, ближайшей по возрасту сестрой и братиком-последышем, Эдом. Трое старших детей умерли в детстве, Теодор был уже не двенадцатым, а девятым.
Средний Запад, самая в ту пору «середка», перевалочный пункт Америки, и давно уже оседлые фермеры, и движущиеся куда-то на дальний Запад переселенцы, и тихая глубинка, и шумный город – все прошло перед глазами подрастающего мальчика. И среди этих пестрых картин глаза его, его душа выхватили одну, волшебную, неотразимо-привлекательную – Чикаго!
«Ребенку, человеку, одаренному воображением, и тому, кто никогда не путешествовал, момент приближения к большому городу всегда сулит чудеса. Особенно если это происходит вечером, в тот таинственный час борьбы света с мраком, когда весь живой мир переходит из одного состояния в другое… Улицы, фонари, ярко освещенные комнаты, где накрыты обеденные столы, – все это для меня!» – так видит Чикаго восемнадцатилетняя Кэролайн, заглавная героиня первой книги Драйзера, в 1889 году – примерно в тот же год, когда на завоевание местной столицы явился сам Теодор. Но десятью годами ранее такой же, если не более яркий образ предстал глазам сорокалетнего циничного магната:
«Чикаго – город, с развитием которого так неразрывно будет связана судьба Фрэнка Алджернона Каупервуда! Кому достанутся лавры завоевателя этой Флоренции Западных штатов? Город, подобный ревущему пламени, город – символ Америки, город-поэт в штанах из оленьей кожи, суровый, неотесанный Титан, Бернс среди городов! На берегу мерцающего озера лежит этот город-король в лохмотьях и заплатах, город-мечтатель, ленивый оборванец, слагающий легенды, – бродяга с дерзаниями Цезаря, с творческой силой Еврипида. Город-бард – о великих чаяниях и великих достижениях поет он, увязнув грубыми башмаками в трясине обыденного. Гордись своими Афинами, о Греция! Италия, восхваляй свой Рим! Перед нами Вавилон, Троя, Ниневия нового века! Сюда, дивясь всему, исполненные надежд, шли переселенцы из Западных штатов и Восточных. Здесь голодные и алчущие труженики полей и фабрик, носясь с мечтой о необыкновенном и несбыточном, создали себе столицу, сверкающую кичливой роскошью среди грязи.
Из Нью-Йорка, Вермонта, Нью-Хемпшира, Мэна стекался сюда странный, разношерстный люд; решительные, терпеливые, упорные, едва затронутые цивилизацией, все эти пришельцы жаждали чего-то, но не умели постичь подлинной ценности того, что им давалось, стремились к славе и величию, не зная, как их достигнуть. Сюда шел фантазер-мечтатель, лишившийся своего родового поместья на Юге; исполненный надежд питомец Йельского, Гарвардского или Принстонского университета; вольнолюбивый рудокоп Калифорнии и Скалистых гор с мешочком серебра или золота в руках.
Уже стали появляться и растерянные иностранцы – венгры, поляки, шведы, немцы, русские. Смущенные незнакомой речью, опасливо поглядывая на своего соседа чуждой национальности, они селились колониями, чтобы жить среди своих.
Здесь были проститутки, мошенники, шулеры, искатели приключений par excellence! Этот город наводняли подонки всех городов мира, среди которых тонула жалкая горстка местных уроженцев. Ослепительно сверкали огни публичных домов, звенели банджо, цитры и мандолины в барах. Сюда, как на пир, стекались самые дерзновенные мечты и самые низменные вожделения века и пировали всласть в этом чудо-городе – центре Западных штатов»[2].
Европейской литературе не под силу такой опыт. Чтобы воспеть Средний Запад, нужен Восток. «Тысяча и одна ночь», «Сон в нефритовом павильоне», «Повесть о Гэндзи» – Индия, Персия, Япония и Китай, перемешавшись, создадут Чикаго Драйзера.
Бесконечная погоня за богатством – именно бесконечная, а не направленная к цели, как на Западе. Многоликость. Постоянно меняющиеся любовницы, и столь сильно растворение человека в человеке, автора в писателе, что тут-то как раз Драйзер воспользовался не чужими, а собственными биографическими фактами и наделил Каупервуда собственными любовными историями, перемешав элементы, – будут у Каупервуда-стоика случайные связи, и новый брак, и прочная последняя любовь к молодой женщине, и короткий роман с внучатой племянницей. У Драйзера родственница, последняя любовь, второй брак совпали в одной женщине, «окончательной» жене, Элен Ричардсон, однако в восточной литературе все текуче, легко перетасовываются кусочки великой мозаики, многократно преломляется одна и та же любовь – и, может быть, одна любовь и мерцает за всем множеством любовей.