Фея Желаний (СИ) - Страница 6

Они ужасны. Все. Но Грэм Эйнардс оказался ужасным в высшей степени!

Начать с того, что, невзирая на протесты, он всё-таки сожрал кусок пирога, а потом совершил ещё более оскорбительный поступок — попытался оплатить мой счёт.

Будто я немощная. Словно у меня ни рук, ни головы, ни собственного торгового дела за плечами. Будто я не я, а какая-то финтифлюшка продажная. Кокетка, ждущая милости от «сильных мира сего».

И если покушение на пирог я стерпела, то, когда Грэм вытащил кошелёк, у меня глаз задёргался. Шипение было ему ответом! Новоявленный начальник Департамента стражи, столкнувшись с такой реакцией, растерялся, а я сделала ход конём.

Подскочив, схватила корзину и помчалась к стойке, за которой важно протирал кружки хозяин. Бросила ему две монеты, круто развернулась, и…

— Не понял, — бухнул Грэм.

Отвечать я не собиралась. Продолжать наше «свидание» — том более. Независимая и решительная шагнула к двери, и всё чудесно, но в проёме меня поймали за локоть.

— Так, подожди.

Голос Эйнардса прозвучал сурово. И никаких больше улыбок, кстати. Лишь набежавшая на лицо туча.

— Всего доброго, — отчеканила я, выдёргивая локоть из захвата. Но выдернуть не удалось.

В ночную тьму я шагнула вместе с Грэмом, по ступенькам спустилась в его же компании.

Потом у меня отняли корзину, и в таком очень неприятном состоянии повели прочь от заведения. Причём направление выбрали занятное — мы шли именно в ту сторону, где находился мой дом.

Пять шагов, десять… Ночная тьма сгустилась, и я не выдержала:

— А ну прекрати! — сказала строго.

Остановилась, всё-таки вернула свой локоть и потянулась за корзиной. А Грэм подался вперёд, чуть не тараня меня своей широкой грудью, и произнёс:

— Это ты прекрати.

Я не то чтоб растерялась, но для ответа нужен воздух, а его не было, и пока я вдыхала…

— Что происходит, Ами? Что за дела? Я какой-то кривой, урод, пьяный?

Пьяным он не был, хотя вином попахивал. Кривым и уродом тоже, но…

— При чём тут это?

— Да при том! — выпалил Грэм.

Он злился всерьёз, и это охладило. Нет, я не боялась, хотя габариты мужчины располагали, просто послышалось в его возгласе что-то очень искреннее.

— С чего относишься ко мне как к какому-то отбросу? Откуда такая неприязнь?

Я подумала, и решила простить пирог, чтобы не мешался. Не портил своей мелочностью глобальную картину моей нелюбви к мужскому полу.

Ну и лично Грэм, в общем-то, не имел к теме особого отношения. Он как насморк при простуде — следствие, а не причина. Разумно ли злиться на насморк? Точно нет.

Новый глубокий вдох, и я взяла себя в руки. Улыбнулась искренне и сказала:

— Давай я не буду объяснять?

Пауза и продолжение:

— С тобой всё хорошо. Ты симпатичный, просто мне это не нужно. Все эти заигрывания, ухаживания и прочие намёки не для меня. Не приставай, и я не буду рычать.

Я протянула руку, предлагая отдать мне корзину. Это был жест примирения, финал разговора, но Грэм не внял.

— Мужененавистница? — в лоб спросил он.

Я закатила глаза. Да нет же. Ничего подобного!

— Я нормально отношусь к мужчинам. Просто не люблю, когда они приближаются ближе, чем следует.

И вроде понятно объяснила, но…

— А в чём проблема-то? — Точно стражник, они все, независимо от рангов, туповаты.

— В том, что мне это не нужно, — повторила терпеливо и взялась за ручку корзины. Заодно вспомнила, что там записки, посвящённые этому барану.

А Грэм оказался действительно непробиваемым. Дёрнул корзину на себя и спросил:

— Что конкретно «не нужно»?

Р-р-р! Моя выдержка сдохла.

— Да вот это всё!

Я указала на его массивное тело.

— Оно… там… — я продолжила тыкать пальцем, — вот это… Потное, вонючее, храпящее! Подмышки волосатые, — я указала на обозначенную область, потом палец поменял направление и ткнул в сторону паха: — и там! Неприятное, неэстетичное, этот ваш… грустный слоник. Фу!

Грэм, который как раз поднял руку и озадаченно принюхивался к собственной подмышке, изумился. Хлопнул глазами, открыл рот, закрыл.

Миг, и он возмутился:

— А почему сразу «грустный»? Может у меня весёлый?

— Отстань! — рявкнула я.

Перед глазами пусть на секунду, но возникло видение упомянутого «добра», и меня аж перекосило.

— Ясно, — процедил Грэм сквозь зубы.

Нахмурился, окинул взглядом с головы до ног, словно выискивая изъяны, а потом заявил:

— Пойдём, идеальная моя. Провожу до дома.

— Я сама чудесно дойду! — аж кулаки сжались.

— Ага. Надорвёшься ещё, — он демонстративно взвесил в руке корзину, — а нас со «слоником» потом совесть замучает. Не хочу жить с таким грузом. Так что давай, шустрей.

Я думала, что день сегодня ужасный, а оказалось отвратительный. Вынужденная прогулка в компании Грэма Эйнардса убила остатки настроения, и лишь одно успокаивало — судя по выражению мужского лица, общались мы во второй и последний раз.

На прощание, уже перед дверью моей лавки, Грэм спросил:

— Слушай, а что там? — он тряхнул благополучно донесённой корзиной: — Булыжники что ли?

После этого провожатый попытался заглянуть под укрывавшее корзину полотенце, и я стукнула его по руке.

На этой чудной ноте мы и расстались. Я развернулась, вошла в лавку и заперлась на все замки. Потом облегчённо вздохнула и выбросила глупого мужчину из головы.

Корзину запихнула под прилавок — послания почитаю завтра, — и отправилась в жилую часть дома. Хотелось ванну с пеной. Срочно. А ещё раздеться и вина.

От одежды я начала избавляться ещё в лавке — есть такая привычка. Путь до ванной оказался усеян предметами гардероба, от плаща до кружевных панталон. Причёску тоже разбирала и переделывала на ходу — вытащила шпильки и закрутила волосы в высокий узел.

Едва разделась, сразу стало легче. Всё-таки сложно быть феей в мире, где все так и норовят тебя упаковать.

Когда я только перебралась к людям, мучалась ужасно. Но вот прошло почти пять веков, а привыкнуть до сих пор не могу. Аж чешусь иногда! Все эти многослойные юбки, длинные рубашки, широкие, имитирующие корсеты кожаные пояса…

Из ужасов человеческой моды мне только каблуки нравились. От них ноги сразу длиннее, соблазнительней. Правда носила я каблуки редко, во избежание проблем.

Открытый кран, полфлакона пены и я шагнула к зеркалу. Под шум воды принялась разглядывать своё утомлённое нервной жизнью лицо.

Я мало изменилась за последние годы, хотя возраст всё-таки проявлялся. Три века назад мне давали лет восемнадцать, а сейчас все двадцать пять. Эх…

Оптимистичная улыбка-оскал, и я отправилась в гостиную — к шкафу, где хранились напитки и бокалы. Раздобыла необходимое и уже собралась вернуться в ванную, как откуда-то с пола донеслось хриплое:

— Кхе-кхе!

Я привычная, но я подпрыгнула! Чуть не выронила бокал и схватилась за сердце:

— Габи! Как ты меня напугала!

— Ну прости, — проскрежетала большая покрытая цветной эмалью шкатулка для украшений. Тяжело переставляя изогнутые ножки, она выползла из-под софы и, окинув меня взглядом, спросила: — По какому поводу пьянство?

— Да так.

Габи… Она появилась в моей жизни лет сто назад, и вышло это в целом случайно. Один из артефактов пришёл в негодность — треснул за древностью лет, и так как контур оказался нарушен, начал рассыпаться в труху.

Я уже собиралась применить пламя, уничтожить его, но тут остатки артефакта заверещали. Оказалось, в волшебном предмете заключена настоящая душа.

Явление это редкое, и обычно души гибнут вместе с предметом привязки. Однако эта душа умирать не желала, а у меня ещё и настроение было сумрачное — грусть накатывала волнами, одиночество душило в тисках.

Вот я и пошла на риск.

Просто это запрещено. Артефакты — предметы, в которых лучше не копаться. Разбирать готовый, особенно старый, артефакт на компоненты — вообще самоубийство, но мне так хотелось вытащить бедняжку.