Фея (СИ) - Страница 5

     Парень перекинул меня через плечо и методом тыка пальцем в небо нашел ванную комнату.

      — Твоего брата отвезли в больницу, я не знаю почему.

Темнота

      Машины для слабаков?! Действительно.

      Именно так я считала раньше. В принципе, и сейчас так считаю, но только на подсознательном уровне. Сознание твердило об опасности.

      Смирнов мне так ничего конкретно не сказал, лишь ответил, что пока сам в точности ничего не знает. Меня это взбесило. Предпочитаю неведению конкретность. Конкретность всегда освобождает от лишних мыслей.

      Мы ехали по трассе, не сворачивая. На часах полседьмого, а за окном темнело. Ночь словно забирала под свое покрывало весь город. Из динамика моего смартфона раздалась мелодия «Muse — Feeling Good».

      — Да, — напряженно отвечаю, руки трясутся. — Да, Ира. Здравствуйте, Олег Витальевич, — Я и понятия не имела кто это, но оппонент представился мне медработником в «Скорой». — Я уже еду.

      Баскетболист, сидевший слева от меня за рулем своей дорогостоящей машины, кинул на меня вопросительный короткий взгляд. По всей видимости, мое лицо было белое, а руки тряслись, как у наркомана.

      — Можно я закурю? — спрашиваю своего сопереживающего. Вот как научили в дурной компании — так теперь бросить не могу. А говорила мама, что нельзя связываться с плохими ребятами. Но нет, Ира же непослушная дочка.

      — С каких пор гномы курят? — едко ухмыляясь, спросил он.

      — За гнома обидно, вообще-то. Курю давно, несколько лет уже, — зажигаю сигарету и открываю окно. Выдыхаю горький дым, вместе с тем — облегченно.

      — Была бы ты моя, давно по заднице бы получила, — я выпучила глаза. — Да ладно тебе! Будто парень никогда тебя выпороть за это не хотел.

      — Честно признаться, не хотел. Ему было плевать на мои привычки. Да и на меня тоже. Так и расстались — я в него плюнула. В прямом смысле.

      Он рассмеялся. Любая другая бы растаяла под его улыбкой и карамельными глазами, но я — не любая. Да и с каких пор я открытая книга для напыщенного урода?!

      — Что тебе сказали по телефону?

      — Ничего хорошего, — я сглотнула и сделала очередную затяжку, — лежит без сознания в катафалке скорой.

      — Катафалк? Это же не…

      — Да знаю я! — перебила, не дав закончить предложение третьекурснику. — Он не любит скорые, потому что у него погибла в скорой любимая девушка. С того времени прошло уже около пяти лет. До сих пор называет машины «Скорой» катафалками.

      — Он мне никогда не рассказывал, хотя я его знаю со средней школы.

      — Брат не хочет сам рассказывать, ему неприятно вспоминать тот момент. Поэтому рассказываю я. Это уже не тайна года три.

      Мы подъехали к госпиталю через десять минут. Я выбежала из автомобиля до его полной остановки. Наплевать на это. Родной и дорогой мне человек попал в аварию, и ждать, пока машина остановится полностью, для меня смыслом не было, да и находиться в одной зоне со Смирновым не хотелось абсолютно.

      Подбегаю к дверям и с силой их открываю. Не понимаю, зачем в госпиталях тяжелые двери. Чтобы больные не сбежали?! Неумное решение.

      — Извините, мэм, можно узнать…

      — Девушка, вы что, не видите, что я занята? — некультурно жевать жвачку в больнице и разговаривать таким тоном. Вечно в регистратурах сидят бездельники.

      — Да мне похер! Какого черта… — я не успеваю ей высказать все, что думаю, как мне закрывают рот большой ладонью.

      — Прошу прощения за язык моей девушки, — голос капитана корзины узнаю где угодно и ни с чем не спутаю. Стоп, его девушка? С каких это пор мы стали так близки? — Мы бы хотели узнать, где сейчас находится пострадавший Нестеров Илья Александрович.

      — Он в операционной. Вход посторонним запрещен, извините, — как корова траву жует, честно. Еще с таким недовольным лицом.

      — Я его сестра, мне звонил Олег Витальевич, — достаю документ из сумки и показываю ей доказательство того, что мы родня.

      — Операционная на третьем этаже в пятом корпусе.

                                                                           ***

      В такое время суток — то бишь в семь вечера — людей в госпитале не много, а меньше, чем когда-либо. Может быть, ничего удивительного, но меня это напрягало.

      Стены в больнице были светло-голубые, не режущие глаза, а расслабляющие. Но освещение здесь просто ужас: яркие лампочки фирмы «Вырви око».

      Это медицинское учреждение отличалось от того, которое находится в нашем районе. Оно было слишком стерильным и чистым. В этом медицинском учреждении я еще не увидела ни одного старика. Спрашивать об этом не было смысла и интереса. Скорее к нему.

      Я бежала прямо, иногда сворачивая по указателям. Капитан бежал немного позади меня. Резко останавливаюсь у схемы госпиталя, потому что я заблудилась и запуталась. И не только здесь.

      Около операционной сидела Люда. Ее колени были стерты до крови, одежда и лицо были грязными, а волосы спутаны.

      — Как хорошо, что ты пришла! — Прокопьева буквально слетела со стула и обняла меня. Подругами мы с ней не были, поэтому обниматься тоже было ни к чему, но я ее обняла в ответ. Чисто с человеческой позиции. — Мы ехали ко мне и…

      — Прости, я не хочу этого знать, — строго перебиваю ее и сажусь напротив. — Я не хочу знать подробности, мне хватает того, что он пострадал, — ненавижу подобные ситуации: никакими хорошими последствиями они не кишат. Попал в аварию — уже больно, так что слушать душещипательные подробности, как она чудом выжила и вызвала помощь моему брату, я не хочу. Достаточно того, что он в операционной.

      Прошел час. Втроем мы сидели молча. Я лишь думала. Удобно осмысливать мирское бытие в полной тишине. Тишина дает надежду. Спустя еще полчаса позвонила мама и сказала, что они вылетают первым рейсом. Меня это насторожило. Да, как родители они поступают разумно, но лично мне не нужно слушать все ее мысли. Я усмехнулась самой себе — какая же я эгоистка!

      Еще два часа прошло с момента маминого звонка. Операция закончена. Вышел врач и провел меня в его кабинет.

      — Ситуация тяжелая, — начал хирург, — но он справился, — я облегченно вздохнула. — Парень крепкий, поэтому будем надеяться, что выживет.

      — А почему надеяться? — Недоумеваю. Если все в порядке, то к чему надежда?!

      — Дело в том, что состояние его здоровья нестабильно. В любой момент может стать хуже, — слезы выступили на глазах, — и это самое страшное. Пока что ваш брат в коме. Не могу утверждать, что он выйдет из нее мгновенно. Возможно, потребуются дни, недели или месяцы.

                                                                           ***

      С того дня прошла неделя. Для меня наступила темнота. Я просыпалась — и в глазах сразу темнело. Я шла в больницу, и снова темнело. Будто в мире нет никого и ничего, кроме меня и койки Ильи.

      Я приходила в больницу, чтобы навестить его и подержать за руку. Пожалуй, мой брат — единственный родной человек, который никогда не оставлял меня. А тут решил оставить.

      В палате раздавался ужасный писк, означающий, что пульс в норме. Дышал он через трубку. Слышно его тяжелое дыхание, будто он дышит в последний раз.

      И каждый день я шептала ему: «Все будет хорошо, я верю в твое выздоровление, я не смогу без тебя».

      Сегодня под мои жалкие и бестолковые слова вошел лечащий врач. Я не услышала, поэтому продолжала прижимать к своей щеке его руку и шептать.

      — Я верю в тебя.

      — О, так вы верующая? — удивленно вскинул брови врач, я вздрогнула.

      — Я атеистка, в бога не верю. Люди создают его в надежде на спасение своей заранее обреченной души. Шанса на спасение нет ни у кого, но люди продолжают верить. Надежда на что-то должна быть.

      Он вышел, как только я договорила. Мой тон был злой и недовольный, по всей вероятности, его это отпугнуло.