Фея Хлебных Крошек - Страница 44

В другой раз Фея Хлебных Крошек брала в руки Библию или какое-нибудь прекрасное произведение античной философии либо поэзии, читала мне исполненные великолепного простодушия отрывки из этих произведений на языках оригинала и комментировала их мне порой на этих языках, а порой на языках современных, ибо приятный труд, к которому она неустанно приучала мой ум, очень скоро позволил мне понимать все их так же хорошо, как и мой родной язык.

А выслушав все это, я говорил себе:

– Нет сомнения, что Фея Хлебных Крошек – одно из тех высших существ, о которых она говорила и в существовании которых может сомневаться лишь тот, кто оскорбляет Создателя неверием в Его способность сотворить существо, превосходящее человека; разумеется, она не принадлежит к числу существ, проклятых Господом, ибо все ее деяния и наставления внушают к ней любовь все более и более сильную. Вдобавок в мире не существует женщины более ученой, достойной и благородной. Жаль только, что ей так много лет и у нее такие большие зубы.

– Впрочем, – тотчас спохватывался я, – разве вправе жаловаться тот, кто ночами наслаждается любовью Билкис, а днем учится мудрости у Феи Хлебных Крошек?

Полгода протекли так же счастливо; блаженство пьянило меня с прежней силой. С некоторых пор, однако, я стал замечать на лице Феи Хлебных Крошек грустное выражение, которое меня немного тревожило; поначалу я пытался объяснить его какими-нибудь учеными занятиями, но вот наконец настал вечер, когда сделалось совершенно ясно: она страдает, а по ее покрасневшим глазам можно было догадаться, что она плакала.

– Добрый мой друг, – сказал я ей в ту минуту, когда она уже собиралась меня покинуть, – я никогда не пользовался по отношению к вам той супружеской властью, о которой вы не устаете мне напоминать. Я полагаю поэтому, что вы простите меня, если сегодня я в первый и единственный раз воспользуюсь ею. Хотя я и не так хорошо умею читать в сердцах, как вы, в вашем сердце почти не осталось укромных уголков, в которые бы я не научился проникать, дабы отгадать ваши желания или печали, и потому я знаю наверное: ныне оно скрывает какую-то горькую тайну. Я имею некоторые основания притязать на то, чтобы вы открыли ее мне, и если вы до сих пор не захотели сделать этого из любви ко мне, я требую, чтобы вы сделали это из покорства.

– Ты угадал, – отвечала она, протянув мне руку, – я сделаю то, чего ты требуешь, раз такова твоя воля, хотя мне больно тревожить тебя понапрасну. Узнай же, бедный мой Мишель, что мне суждено провести возле тебя еще совсем немного времени, и вся моя мудрость, которая, как ты полагаешь, способна отвести любую беду, бессильна перед жестокой мыслью о нашей скорой разлуке. Вот и вся моя тайна.

– О нашей разлуке, Фея Хлебных Крошек! О, я этого не переживу! Но что может нас разлучить?

– Смерть, Мишель! Роковой гороскоп предсказал мне еще в колыбели, что я буду наслаждаться супружеским счастьем не дольше года, а между тем сегодня исполнилось ровно полгода с тех пор, как мы поженились; эти шесть месяцев пролетели совсем незаметно.

– Гороскопы лгут, и душа ваша тревожится понапрасну.

– Моей семье гороскопы никогда не лгали.

– Но этот солгал, сказав, что смерть может нас разлучить, ибо я вас не покину. Вся моя жизнь заключена в вас, Фея Хлебных Крошек, и одно лишь ваше сострадание к моему одиночеству и моим бедствиям позволяло мне переносить превратности бытия без уныния и омерзения. Что стану я делать без вас в этом чужом мире, среди людей, которые меня не понимают и унылыми своими занятиями отвратили меня от любой радости, не связанной с вами? Я буду жить среди них, как изгнанник, лишившийся, по велению жестоких законов, права на глоток воды и места подле очага, лишившийся, что гораздо страшнее, друга, которому можно было бы излить душу. Ради Бога, Фея Хлебных Крошек, вам ведь известны все тайны земли и, если я не ошибаюсь, иные тайны небес, найдите же средство опровергнуть это ужасное предсказание или, по крайней мере, позвольте мне разделить с вами эту страшную участь, иначе отчаяние мое толкнет меня на такой поступок, который разлучит нас навсегда!..

– Средство, друг мой! – отвечала Фея Хлебных Крошек, взволнованная до глубины души. – Быть может, такое средство имеется! Но как могу я, старуха, обречь на эту участь тебя, такого юного, чувствительного и страстного? Не горячись, Мишель, и позволь мне договорить. В гороскопе еще говорилось, что если муж мой будет любить меня так сильно, что проживет этот первый год, храня верность мне и не помышляя ни о чем другом, кроме счастья принадлежать мне, то этот человек, связанный со мною узами самой сильной и самоотверженной любви, непременно отыщет, прежде чем истечет этот год, волшебное средство, которое продлит мне жизнь и возвратит молодость. И я снова превращусь в Билкис!

Я откинулся на спинку стула, закрыв лицо руками.

– О друг мой, что вы сказали… и что вы сделали?… Билкис погубила нас!..

– О чем ты говоришь, глупец? Билкис – это я!..

– Увы!.. Сон подарил мне другую Билкис, и я тщетно искал у вашей мудрости средства против этой обольстительной иллюзии! Предаваясь воспоминаниям вашей юности, вы не захотели понять, как преступно мое блаженство. Билкис. изображенная на этом роковом портрете, вселила в мою душу предательскую страсть, которая лишает меня права спасти вас!

– И это все? – осведомилась Фея Хлебных Крошек с улыбкой. – Других соперниц у меня нет?

– Соперниц Билкис, Боже правый! Да и сама Билкис вам не соперница, ибо я ведь не ответчик за демона моих сновидений, не так ли?… И я ведь не виноват в том, что она всегда, всегда возвращается, хотя я уже полгода как запретил себе смотреть на ее портрет!

– Успокой свою совесть, Мишель! ибо, повторяю тебе, твоя любовь к Билкис – чувство, которое радует меня ничуть не меньше, чем твоя многолетняя преданность старой фее Хлебных Крошек; не бойся, я не только не ревную тебя к ней, но. напротив, чувствую себя вдвойне счастливой. Итак, ничто не мешает тебе надеяться на успех, дитя мое, если ты чувствуешь, что способен дожить до заката ближайшего дня святого Михаила, не впустив в свою душу ни страсти к другой женщине, ни сожаления о данных тобою клятвах.

– Потребуйте от меня чего-нибудь более трудного, Фея Хлебных Крошек! Клянусь вам исполнять то, чего вы от меня требуете, не полгода, но всю жизнь!

– Об этом я подумаю по истечении первого срока, – отвечала Фея Хлебных Крошек, – боюсь, однако, что предстоящее тебе испытание куда серьезнее, чем ты думаешь. Искать это средство придется по всему свету, ибо я сама не знаю, где именно поместила его премудрость Господня; ты еще очень и очень молод; лицом и обликом ты можешь соперничать с принцами; по дорожному костюму, который я тебе приготовила, никто не скажет, что ты простой плотник; и хотя ты еще не бывал в свете, лишь только ты там появишься, все обратят на тебя внимание, потому что у тебя есть два бесценных качества, которым вежливое обращение служит лишь условленной формой выражения: постоянная доброжелательность и совершенная скромность. В странах, по которым ты будешь путешествовать, полным-полно любезных и прекрасных женщин: тебе придется, если только ты не захочешь прослыть грубияном и невежей, обращаться с ними так же приветливо и даже нежно, как и они с тобой. Тебя полюбят, Мишель, а любовь нуждается во взаимности. Иногда она ее даже требует. Учти также, друг мой, что меня рядом с тобою не будет и что я не смогу по вечерам укреплять твой дух теми серьезными и нежными беседами, какими я до сих пор помогала тебе разрешать тревожившие тебя сомнения. Больше того, в течение всего этого времени ты не сможешь видеть Билкис, которая вправе посещать тебя по ночам лишь под супружеским кровом, и черпать утешение тебе будет позволено лишь в немом созерцании ее портрета.