Фея Бориса Ларисовна
(Повесть) - Страница 2
— Разрешите, Лариса Борисовна, забрать этого молодого человека на некоторое время?
— Куда? — испугался Лутиков, но тут же взял себя в руки, дёрнул плечом и буркнул: — Отпустите! Сам пойду!
Вера Васильевна взглянула на него осуждающе, но плечо отпустила. Она пошла вперёд, а Юнька поплёлся следом. Он сначала думал, что Вера Васильевна ведёт его в кабинет музыки, но нужный поворот они прошли. Тут Юнька испугался по-настоящему. Дальше по коридору был кабинет директора. Он назывался смешно — «приёмная». Лутиков знал, потому что один раз ходил туда с мамой за справкой.
Вера Васильевна шла прямо к кабинету директора и не оглядывалась. Юнька засопел и начал отставать. От страха ноги сами собой заплетались.
Вера Васильевна оглянулась и подождала его. А потом крепко взяла за руку. Лутиков понял, что пропал. Он зажмурился и решил, что в дверях приёмной растопырится, как ёж, ухватится руками и застрянет. И никто не сможет его туда втащить!
Он даже не сразу понял, что они мимо прошли. Вздрогнул, когда Вера Васильевна сказала:
— Лутиков, открой глаза, а то с лестницы упадёшь!
Они и вправду уже до лестницы добрались! Юнька повеселел немного и с опаской оглянулся на кабинет директора. Стоявшие у дверей старшеклассники засмеялись: они-то поняли, почему Юнька зажмурился. Лутиков взглянул на них с презрением. Он приободрился и дальше уже спокойно шёл. Только головой крутил от любопытства: куда же Вера Васильевна его ведёт?
Она привела его в актовый зал. Лутиков снова оробел немножко. С Еленой Сергеевной и с классом он только три раза здесь был. А главное, Юнька совсем не понимал, зачем сюда? Кабинет директора — и тот был понятнее. Вера Васильевна сразу на сцену прошла. Лутиков переминался у входа.
Вера Васильевна отдёрнула тяжёлый занавес, и Юнька увидел рояль. Он и раньше его видел. Ребята в прошлый раз даже бряцали по клавишам — баловались. Но сегодня всё было по-другому. Вера Васильевна провела рукой по полированной крышке так, словно инструмент был живой. И Юнька готов был поклясться, что рояль тихонечко вздохнул, как будто обрадовался, что наконец её дождался.
Тут Вера Васильевна впервые посмотрела на растерянного Лутикова.
— Как ты думаешь, Юний, музыка — это важно? — спросила она.
Честный Лутиков пожал плечами. Он никогда об этом не думал. Но мама как-то сказала, когда Юнька в школу вставать не хотел, что сегодня легкие уроки — музыка и физкультура. И он с ней в общем-то был согласен. Музыка — это тебе не математика. Она так, для общего развития.
— Помнишь, на классном часе Елена Сергеевна вам рассказывала о войне и блокаде Ленинграда? — спросила Вера Васильевна.
Лутиков кивнул.
— А что ты запомнил? — поинтересовалась Вера Васильевна. Голос у неё сейчас был совсем не строгий, но Юнька насупился. Он не понимал, к чему этот экзамен.
— Там… есть было совсем нечего, — нехотя ответил Лутиков. — И бомбили часто…
— Молодец, запомнил… — Вера Васильевна задумчиво кивнула. — Голод был такой, что люди падали от слабости и умирали прямо на улице. Зима, мороз, бомбёжки… — Она замолчала на мгновение, будто видела то, о чём рассказывала. — В домах было совсем холодно. Почти всю мебель давно разломали и сожгли в печках, чтобы согреться. И жила в блокадном Ленинграде вместе со своей мамой одна девочка. И был у них рояль.
Юнька моргнул и посмотрел на рояль другими глазами. А что, он большой, дров много выйдет! А потом Лутиков взглянул на Веру Васильевну и заметил, как та чуть усмехнулась уголками губ, но не весело, а, наоборот, очень грустно.
— Нет, Лутиков, они его не сожгли. Они просто не могли так поступить. Потому что каждый день ровно в девять часов девочка садилась за рояль и начинала играть. Она не слышала гудков, которые предупреждали о том, что надо спрятаться в бомбоубежище. Однажды бомба упала так близко, что вся комната содрогнулась. Из окон вылетели стёкла, и погас свет. Но девочка всё равно продолжала играть в полной темноте.
— Она что, совсем не боялась? — недоверчиво спросил Лутиков.
Вера Васильевна улыбнулась. Она спустилась со сцены, положила руку Юньке на плечо и сказала:
— Я думаю, когда она играла, она просто была не там.
— Как это?
— Понимаешь, музыка — это ведь не просто ноты. Это жизнь. Не та, которую видишь глазами, другая…
И когда девочка играла, то жила в этой другой жизни и забывала о войне, о смерти. И те, кто прятались от бомбёжек в подвале и слушали, как она играет, — забывали тоже.
Юнька молчал. Он думал. Какая такая другая жизнь?
Лутиков быстро взглянул на Веру Васильевну: может, разыгрывает? Но та смотрела серьёзно, не улыбалась.
— Скоро звонок, — сказала она, — беги в класс, а то на урок опоздаешь.
Юнька попрощался и вышел. Он брёл один через всю школу и думал о той девочке, которая не боялась бомб и играла в темноте. Она, наверное, была очень смелая. Он бы с такой дружил. А потом Юнька вдруг понял, что не спросил главного, и понёсся назад, в актовый зал.
Вера Васильевна ещё была там. Она сидела за роялем, но не играла. Руки её лежали на коленях. А лицо было такое усталое, что Юнька испугался.
— Её не убили? — спросил Лутиков срывающимся после быстрого бега голосом.
Вера Васильевна понимающе улыбнулась и покачала головой.
— А как её звали?
— Марина. Марина Дранишникова. Она выросла и стала известной пианисткой.
Юнька шумно выдохнул и хотел ещё о ней спросить, но Вера Васильевна остановила его жестом.
— Мы поговорим об этом на следующем уроке музыки, — пообещала она. — А сейчас давай-ка поспешим, а то точно опоздаем!
Глава 3
ТАИНСТВЕННАЯ ФЛЕШКА
Тут до него дошла учительница, посмотрела в Юнькины прописи и покачала головой. Лутиков независимо пожал плечами.
— Вот скажи, куда ты спешишь? — спросила Бориса Ларисовна. — Что это за каракульки? Их же прочитать невозможно!
— Ну и что! Зато я на компьютере красиво печатаю, — надулся Юнька.
Лучше бы он этого не говорил. Бориса Ларисовна ка-ак начала ругаться! Лутиков голову опустил, а прописи рукой закрыл, чтобы Анька не подсматривала. Та всё равно захихикала, и Юнька её по спине треснул. Немножко. Чтобы не вредничала.
Ну и ладно, в угол так в угол! Там даже веселее.
Хотя, если честно, в углу была та же скучища. Юньке быстро стоять надоело. Почему-то в углу больше устаёшь, чем когда в футбол играешь или на коньках катаешься.
Урок всё тянулся и тянулся. Лутиков заподозрил, что гардеробщица Марь Ванна просто задремала и забыла звонок дать. Можно бы сбегать и проверить. Он давно знает, где кнопка. Только ведь Бориса Ларисовна не отпустит!