Фэнтези-2017: Финал. Судейский обзор (СИ) - Страница 1

Кузнецов Бронислав: Мёртвые душат

Позор на мои седины! На этапе преноминации я не распознала самой очевидной, лежащей на поверхности параллели этой книги - с "Мёртвыми душами" Гоголя.

Итак, рыцарь Чичеро из Кройдона, существо-загадка, отправляется по великанским замкам земли Цанц собирать в коробочку мёртвые души. Вполне узнаваемы встречающиеся ему типажи: туповатый, но милейший Ом из Мнила; панибратствующий лихой исследователь Плюст, которого должны были бы звать Ногером; Ногер, которого, наоборот, должны были бы звать Плюстом - патологический скупец-собиратель. Жадная Бокси. Подозрительный Югер. И всё это - на фоне разворачивающейся перед читателем панорамы абсурдного, гротескного мира, наполненного живыми мертвецами.

Помнится, начало текста, прочитанное к преноминации, показалось мне перенасыщенным смыслами - в ущерб сюжетной и художественно-эмоциональной наполненности. Не знаю, виновато ли в том моё восприятие, или действительно начало не слишком удачно - но надо признать, что книга в целом читается значительно лучше, уверенно вовлекая в своё пространство. Примерно с истории убийства и восстановления Чичеро текст уже держит, в том числе эмоционально, сюжет обретает логическую стройность и лёгкость. В связи с чем вопрос: не затянут ли период, где акцент внимания - помимо философских вбросов - приходится на постоянно дерущихся карликов, почему-то вынужденных составлять одно тело? Кстати, далее по тексту они дерутся гораздо реже и не с такой жестокостью. Стоило ли в самом начале так утрировать?

Так о чём эта книга? Да о нас. По сути, это памфлет - но не только и не столько политический. Это роман-зеркало, демонстрирующий людскую глупость, жадность, убийственное сочетание инертности и лени с разрушительным стремлением урвать своё. Хотелось бы сказать - кривое зеркало, но... увы. Напрашивается другой фразеологизм - нечего на зеркало пенять, коли рожа крива.

Что мертво в этих мёртвых, которые душат? Автор не даёт готового ответа - лишь заставляет задуматься. К примеру, карлики Великой Отшибины, которые в начале книги живы, но завидуют мёртвым - живы ли на самом деле? А Дрю из Дрона, на которого снисходит озарение, и незаметно меняющийся Чичеро - мертвы ли? Вообще, автор так часто и охотно жонглирует понятиями "живые" и "мёртвые", что напрашивается вывод - ответ здесь не один.

Язык текста - хорош, образен, в целом удачно стилизован, наполнен аллюзиями. Запомнилось:

"Полно, Чичеро, что ты ищешь в замке этого полоумного великана, созданном тебе на погибель? В этом замке никто ничего не находит, и никому ничего не найти..."

Присутствует толика литературного хулиганства:

" ...встать - или не встать? Достойно ль...

Плясать под плетью воли некроманта?

Служить ему, не ведая покоя...

И свой позор посмертьем величать?"

" Белеет замок одинокий в тумане неба голубом..."

Хороша игра словами и смыслами:

"Чичеро же, подобрав забытую кем-то кирку, принялся высекать в чёрном камне какие-то пока одному ему ведомые линии. (...) Кричала, указывая на Чичеро: "Это он во всём виноват, он меня высек! Да не одну меня, он высек всю Отшибину в моём лице!". И взбегала Бокси на высокий утёс по соседству, и ломала свои прекрасные руки, и бросала их вниз с утёса. И наломала она тех рук добрую сотню, и ещё у неё осталось."

Удачны своей едкостью меткие фразы:

"Живому сейчас - не прокормишься. Кроме того, всё равно же умирать..."

"А ведь говорили, что добрых великанов не бывает. Бывает, когда ума не хватает."

"Вот ведь - дурак дураком, а сам знает, что он дурак, потому его не проведёшь..."

"Впрочем, и расщедриться на этот пир Вроду Занз-Ундикравну вряд ли удастся: ну не щедрые люди составляют Великий народ, и вождь у них не исключение."

"Ему казалось, что ничего хуже и быть не может! Зря ему так казалось."

"- Трусливые тени, - определил Зунг.

- Да, подходящие, - кивнул Лимн."

"- Чего ты ищешь, вышедший из болота? - спросил у Пендриса Дрю.

Пендрис искал покоя. Он был уже и тем счастлив, что обрёл твёрдую почву под ногами.

- Возможен ли покой? Возможна ли твёрдая почва? - усомнился Дрю.

Пендрис не хотел сомневаться."

Вот это сильно:

"- Держите себя в руках! Стихотворная речь - опасный симптом! Я не хотел вам говорить, но есть сведения о существовании кошмарных существ - Демонов, говорящих в рифму. Они бесплотны, принадлежат к таинственной Пятой расе и склонны нападать на представителей иных рас, вызывая одержимость и помешательство...

- Не беспокойтесь, Флютрю, - отвечал Чичеро, - я со своими демонами уже договорился."

И о политике тоже, конечно:

"Все версии, предложенные ими, сводились к решению вопросов довольно частных и не новых по постановке: "кто виноват?", "что делать?" и "как долго ему мучиться?". Кажется, именно эти вопросы некогда сгубили Восточно-Человеческую империю."

"У-у, империя! Отшибина от неё так ловко и вовремя отстранилась, что могла надеяться на лучшую долю."

"Город Цанц нам теперь придётся называть "Занз", Дрон - "Дрын", Клям - "Глям", Карамц - "Кырымць", Уземф - "Юзюмф""

Так что же карлики? А карлики в результате получили ровно то, за что боролись.

Серьезная претензия к тексту у меня только одна, и она снова лежит в сфере эмоциональной. Помнится, художник Илья Репин писал когда-то о Гоголе - вот нашла цитату: "Всею силою души, - писал Репин, - Гоголь ненавидел невежественный мрак своей родины..." Вот ещё одна нить, которая связывает эту книгу с великой поэмой. Ненависть к мраку сознания просматривается здесь очень хорошо. Но если у Гоголя ненависть эта объединена парадоксальным образом со столь же неистовой любовью - к стране и людям, её населяющим, то в "Мёртвые душат" любви я не увидела. Совсем. Я сейчас не о романтических чувствах, разумеется. Позиция автора в книге - это в значительной степени позиция отстраненного наблюдателя, глядящего сверху, а может быть, даже через лупу - настолько неприятно ему то, что он видит.

Наверное, такая мрачность социальной сатиры оправдана в наше непростое время. С другой стороны - а когда оно было проще? И хотя бы луч света хочется видеть в книге. По крайней мере, в фэнтези.