Феномен Солженицына - Страница 155

Пренебрегать «духовной историей тысячелетней страны», конечно, не следовало бы. Но не все и пренебрегали. И тут надо сказать, что наиболее проницательные мыслители ХХ века (правда, не западные, а наши, отечественные) именно в духовной истории России видели «истоки и смысл русского коммунизма»:…

После падения Византийской империи, второго Рима, самого большого в мире православного царства, в русском народе пробудилось сознание, что русское, московское царство остаётся единственным православным царством в мире и что русский народ единственный носитель православной веры. Инок Филофей был выразителем учения о Москве,как Третьем Риме. Он писал царю Ивану III: «Третьего нового Рима – державного твоего царствования – святая соборная апостольская церковь – во всей поднебесной паче солнца светится. И да ведает твоя держава, благочестивый царь, что все царства православной христианской веры сошлись в твоё царство: один ты во всей поднебесной христианский царь. Блюди же, внемли, благочестивый царь, что все христианские царства сошлись в твоё единое, что два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не быть; твоё христианское царство уже иным не достанется». Доктрина о Москве, как Третьем Риме, стала идеологическим базисом образования московского царства. Царство собиралось и оформлялось под символикой мессианской идеи. Искание царства, истинного царства, характерно для русского народа на протяжении всей его истории. Принадлежность к русскому царству определилась исповеданием истинной, православной веры. Совершенно так же и принадлежность к советской России, к русскому коммунистическому царству будет определяться исповеданием ортодоксально-коммунистической веры.

… … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … . .

Русский народ не осуществил своей мессианской идеи о Москве, как Третьем Риме. Религиозный раскол XVII века обнаружил, что московское царство не есть Третий Рим… И вот произошло изумительное в судьбе русского народа событие. Вместо Третьего Рима в России удалось осуществить Третий Интернационал и на Третий Интернационал перешли многие черты Третьего Рима. Третий Интернационал есть тоже священное царство, и оно тоже основано на ортодоксальной вере. На Западе очень плохо понимают, что Третий Интернационал есть не Интернационал, а русская национальная идея.

… … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … . .

…Либеральные идеи, идеи права, как и идеи социального реформизма, оказались в России утопическими. Большевизм же оказался наименее утопическим и наиболее реалистическим, наиболее соответствующим всей ситуции, как она сложилась в России в 1917 году, и наиболее верным некоторым исконным русским традициям, и русским исканиям универсальной социальной правды, понятой максималистически, и русским методам управления и властвования насилием. Это было определено всем ходом русской истории… Коммунизм оказался неотвратимой судьбой России, внутренним моментом в судьбе русского народа.

(Николай Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма. Париж. 1955)

Идею Бердяева о кровном родстве, чуть ли даже не тождестве этих двух доктрин – Третьего Рима и Третьего Интернационала – нетрудно оспорить. (Многие её и оспаривали). Но трудно, даже невозможно оспорить его утверждение, что приход к власти в России большевиков был определён всем ходом русской истории. Такой поворот событий былнеизбежен просто потому, что способ решения коренных проблем Российской государственности, предложенный и осуществлённый большевиками, более, чем какой-либо иной, соответствовал исконным – и неизменным – «русским методам управления и властвования насилием»:

Расплясались, разгулялись бесы

По России вдоль и поперек —

Рвет и крутит снежные завесы

Выстуженный Северовосток.

Ветер обнаженных плоскогорий,

Ветер тундр, полесий и поморий,

Черный ветер ледяных равнин,

Ветер смут, побоищ и погромов,

Медных зорь, багровых окоемов,

Красных туч и пламенных годин.

Этот ветер был нам верным другом

На распутье всех лихих дорог –

Сотни лет мы шли навстречу вьюгам

С юга вдаль на северовосток.

Войте, вейте, снежные стихии,

Заметая древние гроба.

В этом ветре – вся судьба России —

Страшная, безумная судьба.

В этом ветре – гнет веков свинцовых,

Русь Малют, Иванов, Годуновых –

Хищников, опричников, стрельцов,

Свежевателей живого мяса –

Чертогона, вихря, свистопляса –

Быль царей и явь большевиков.

(Максимилиан Волошин. Стихотворения. Том первый. Париж, 1982. Стр. 310–311)

Поэма Волошина, начало (пока только начало) которой я тут процитировал, называется «Северовосток».

Так же называлась центральная, ключевая глава солженицынского «Письма к вождям Советского Союза». Русский Северо-Восток, – говорил он там, – «наша надежда и отстойник наш».

Тему эту он более подробно развернул тогда же (в ноябре 1973 года) в большой, программной своей статье «Раскаяние и самоограничение как категории национальной жизни»:…

СЕВЕРО-ВОСТОК – это Север Европейской России – Пинега, Мезень, Печора, это и – Лена и вся средняя полоса Сибири, выше магистрали, по сегодня пустующая, местами нетронутая и незнаемая, каких почти не осталось пространств на цивилизованной Земле…

Северо-Восток – тот ветер, к нам, описанный Волошиным:

В этом ветре – вся судьба России…

Северо-Восток – тот вектор, от нас, который давно указан России для её естественного движения и развития…

Северо-Восток – это напоминание, что мы, Россия – северо-восток планеты, и наш океан – Ледовитый, а не Индийский, мы – не Средиземное море, не Африка, и делать нам там нечего! Наших рук, наших жертв, нашего усердия, нашей любви ждут эти неохватные пространства, безрассудно покинутые на четыре века в бесплодном вызябании. Но лишь два-трн десятилетия еше, может быть, оставлены нам для этой работы: иначе близкий взрыв мирового населения отнимет эти пространства у нас.

Северо-Восток – ключ к решению многих якобы запутанных русских проблем. Не жадничать на земли, не свойственные нам, русским, или где не мы составляем большинство, но обратить наши силы, но воодушевить нашу молодость – к Северо-Востоку, вот дальновидное решение. Его пространства дают нам выход из мирового технологического кризиса. Его пространства дают нам место исправить все нелепости в построении городов, промышленности, электростанций, дорог.(Из-под глыб. Сборник статей. Париж, 1974. Стр. 148–149)

Упомянув и даже процитировав тут (одной строкой) Волошина, Солженицын изображает его своим единомышленником. Но какой он на самом деле ему единомышленник, ясно видно даже из начальных строк этой волошинской поэмы, – тех, что я только что цитировал.

А чем дальше – тем больше:

Что менялось? Знаки и возглавья?

Тот же ураган на всех путях:

В комиссарах – дурь самодержавья,

Взрывы Революции – в царях…

Ныне ль, даве ль – все одно и то же:

Волчьи морды, машкеры и рожи,

Спертый дух и одичалый мозг,

Сыск и кухня Тайных Канцелярий,

Пьяный гик осатанелых тварей,

Жгучий свист шпицрутенов и розг,

Дикий сон военных поселений,

Фаланстер, парадов и равнений,

Павлов, Аракчеевых, Петров,

Жутких Гатчин, страшных Петербургов,

Замыслы неистовых хирургов,

И размах заплечных мастеров,

Сотни лет тупых и зверских пыток,

И еще не весь развернут свиток,

И не замкнут список палачей…

(Максимилиан Волошин. Стихотворения. Том первый. Париж, 1982. Стр. 310–311)

Рассуждая о том, что коммунизм оказался неотвратимой судьбой России, «внутренним моментом в судьбе русского народа», Бердяев мимоходом замечает:…

В статье, написанной в 1907 г. и вошедшей в мою книгу «Духовный кризис интеллигенции», СПБ, 1910 г., я определённо предсказал, что если в России будет настоящая большая революция, то в ней неизбежно победят большевики.

(Н. Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма. Париж, 1955. Стр. 93)