Феномен Солженицына - Страница 151

Уже само имя «этруски» дает основание говорить, что были они древнеславянским племенем руссов – «Это-руски».

Римская Курия – это всего лишь «курилка», а философ Эпикур – переосмысленное опий куре.(Там же. Стр. 343)

А вот как объясняется происхождение слова «Прованс»:…

«Прованяси», что, вероятно, объясняется «пикантным» запахом продуктов, изготовленных в Провансе: прованские сыры, капуста «провансаль» и т. п.

(Там же. Стр. 344)

Все это, конечно, не заслуживало бы особого внимания (мало ли такого приходилось нам читать уже в те времена, а чем дальше – тем больше), если бы на обложке и этой книги тоже не красовалась рекомендация Александра Исаевича:…

Многоуважаемый Петр Петрович!

Могу представить себе Ваше отчаяние от предложения Вашей работы западным «славянским» специалистам. Ещё независимо от истины – само направление Вашей трактовки им отвратительно и является одним из самых осудительных, что только можно придумать в современном мире.

Ну, во всяком случае, это очень дерзко и несомненно – талантливо.

Желаю Вам не приуныть, но преуспеть!

Александр Солженицын.

(Там же. Стр. 342–343)

Прочитав эти две «рекомендации» Александра Исаевича, я вспомнил обращённую к нему Борисом Заходером – тогда ещё скорее в шутку, чем всерьёз – знаменитую отповедьБелинского Гоголю: «Апостол невежества, поборник обскурантизма и мракобесия – опомнитесь! Что Вы делаете!»

Теперь эти слова уже можно было обратить к нему с полным на то основанием. И не в шутку, а на полном серьёзе. *

До Александра Исаевича, как видно, дошло, что с этими своими рекомендациями он, что называется, сел в лужу. И он всё-таки решил – не то чтобы оправдаться, но – объяснить, как вышло, что он поддержал всю эту очевидную – и не такую уж безобидную – чепуху….

…Сколько непроизвольных фраз неоглядчиво утекает через письма. Пишут, кажется, самые честные люди и с самыми честными намерениями – как можно, стиснув зубы, промолчать? как можно не протянуть руку поддержки? Вот М. Г. Трубецкой, из тех самых Трубецких, следующее поколение, шлёт воспоминания отца, я читаю, отзываюсь – а он отрывки из моих писем помещает как «предисловие» к своим публикациям (один – спросив разрешения, другой – уже и без). – Игорь Глаголев, перебежчик 1976, надрывается в борьбе против Советов, отвечаю ему сочувственным письмом – вскоре узнаю, что я, заочно и без моего ведома, избран в «почётные председатели» их политической коалиции. – О. А. Красовский ездит по Штатам и Европе и, в утвержденье своего новообразованного журнала «Вече», читает вслух моё совершенно частное к нему письмо. – Художник Дронников издал книжечку статистики о старой России, верного и полезного направления, прислал мне, – ну как промолчать бесчувственно? Шлю ему всего две-три фразы в письме – в следующем его выпуске они уже напечатаны как реклама на обложке! – Какой-то молодой человек П. Орешкин шлёт мне альбом своего исследования об этрусском языке, я не могу вникнуть в суть, но так ему нужна духовная поддержка, все его отвергают и смеются, – я пишу письмо с сочувственными словами, нельзя же истуканом замерзать в холодной высоте, – он выхватывает из письма благоприятное, опускает невыгодное, ещё переставляет фразы, как ему ладней, – и эту подделку печатает предисловием к своей книге!

Так что, я уже и писем никому не должен писать, так получается? Замкнуться до того, чтоб – и ни единого письма? Только так в этом эмигрантском кишении можно устоять?

(А. Солженицын. Угодило зёрнышке промеж двух жерновов)

Тон этого объяснения вроде как оправдывающийся. Но черносотенная книжечка Дронникова всё равно остаётся для него сочинением «верного и полезного направления». Может быть (хочу надеяться), и не потому, что в ней благосклонно говорится о Гитлере и неблагосклонно о евреях, проникавших в самое сердце России, а потому, что она каким-то другим образом способствует благородному делу «отстаивания истины о нашей заплёванной родине».

Кем же она заплёвана, несчастная наша родина?

На этот вопрос А. И. отвечает подробно, возвращаясь к ответу на него чуть ли не в каждом из своих эмигрантских выступлений – как устных, так и письменных:…

В длинном ряду выступлений, искажающих облик России, характерна хотя бы книга Ричарда Пайпса «Россия при старом режиме». (Richard Pipes. Russia under the Old Regime. New York: Charlea Scribner's Sons, 1974, p. 361). Пайпс вовсе пренебрегает духовной жизнью русского народа и его миропониманием – христианством, рассматривает века русской истории вне зависимости от православия и его деятелей… Этот народ и эта страна представлены как недоразвившиеся до духовной жизни, движимые одними лишь грубыми материальными расчётами, от мужика и до царя… Автор произвольно игнорирует события, лица и стороны русской жизни, которые мешали бы его концепции: что вся история России никогда не имела другогосмысла, как создать полицейский строй. Он отбирает только то, что помогает ему дать пренебрежительно-насмешливое и открыто-враждебное описание русского тоталитаризма…

Все учёные и публицисты этого направления с каким-то тупоумием повторяют из книги в книгу, из статьи в статью два имени: Иоанн Грозный и Пётр I, подразумеваемо или открыто сводя к ним весь смысл русской истории. Но и по два, и по три не менее жестоких короля можно найти и в английской, и во французской, в испанской и в любой другой истории, – однако никто не сводит к ним полноту исторических объяснений. Да никакие два короля не могут определить историю 1000-летней страны. Однако рефрен продолжается. Таким приёмом одни учёные хотят показать, что коммунизм только и возможен в странах с «порочной историей», другие – очистить и сам коммунизм, переложив вину за его дурное исполнение на свойства русской нации. Подобный взгляд повторился и в серии недавних статей, посвященных столетию Сталина, например у профессора Роберта Таккера (R. С. Tucker, New York Times, 21.12.79).

Короткая, но энергичная статья Таккера изумляет… Мы снова встречаем всё те же неувядшие идеалы революции, которые загубил гнусный Сталин, потому что уроки брал неу Маркса, а у гнусной русской истории. Профессор Таккер спешит спасти социализм тем, что Сталин, оказывается, не был настоящим социалистом! – он действовал не по теории Маркса, а по стопам всё тех же настрявших Иоанна Грозного из XVI века и Петра из XVIII. Что будто вся сталинская эпоха есть радикальный возврат в прежнюю царскую эпоху, а совсем не последовательное применение марксизма к современным реальным условиям, что Сталин разрушал большевизм (а не продолжал его)… Я, по авторской скромности, не смею просить и надеяться, чтобы профессор Таккер прочёл хотя бы 1-й том «Архипелага ГУЛАГа», а лучше бы все три. Это может быть освежило бы у него в памяти, что коммунистический полицейский аппарат, промоловший потом 60 миллионов жертв, создали Ленин, Троцкий и Дзержинский… Что Ленин собственным пером сформулировал 58-ю статью уголовного кодекса, на которой и был основан весь сталинский ГУЛАГ. И весь красный террор и миллионные подавления крестьянства сформулированы Лениным и Троцким… В СССР верно говорилось: «Сталин – это Ленин сегодня», и действительно: вся сталинская эпоха есть прямое продолжение ленинской… Никакого «сталинизма» никогдане существовало ни в теории, ни на практике, ни такого явления, ни такой эры, – это понятие придумала после 1956 левая западная мысль для спасения «идеалов» коммунизма.

(Александр Солженицын. Публицистика в трёх томах. Том 1. Статьи и речи. Ярославль. 1995. Стр. 342–343)

В высшей степени сомнительно почти всё, что – в запале – наговорил А. И. в этих своих полемических заметках. Но то, что он нагородил тут о Сталине, – просто смехотворно.

Никакого «сталинизма», оказывается, не существовало ни в теории, ни на практике, ни такого явления, ни такой эры. Сталин все годы своего правления всего лишь честно выполнял все ленинские предписания, разве только «ограниченно по своим умственным возможностям»…