Феникс Побеждающий (ЛП) - Страница 59

— Я вернусь.

И он ушёл.

Дафна смотрела ему в спину влюблённым взглядом, прощая всё.

А вот Фаэтон висит в невесомости — около сердцевины станции, в додекаэдре для посетителей. Со всех сторон белели, окружая, крупные пятиугольные панели. Одна из панелей транслировала окно. За ним на бархатно-чёрном фоне простирался его — его — Побеждающий Феникс.

То ли из уважения к эстетике Серебристо-Серых, то ли (что вероятнее) из желания поддеть, одну из панелей нарекли "полом", а противоположную — "потолком". С "потолка", вопреки всем космическим традициям, лил естественный, прямой солнечный свет. Он был куда ярче принятых в космосе ламп. Настолько ярче, что Фаэтону пришлось перестроить зрение.

А вот ещё шуточка — Викторианские кресла и козетки, совершенно бесполезные в невесомости, прикрутили прямо к полу, сквозь роскошный ковёр. Кружевные салфетки не удерживались на мебели и парили над спинками диванов. Рядом висел пузырь чая, удерживаемый поверхностным натяжением. Серебряный чайник окружали чайные капельки. Фарфоровый сервиз разметало по вентиляционным потокам. Хорошо хоть в сахарнице — не песок, а рафинад.

Прочие грани были обставлены в духе непривычных эстетик. Вещи непонятного смысла — подобия свечных огарков, вращающиеся стеклянные формы, мерцающие паутины лазерного света, от которых к центру комнаты тянулись струи тумана.

А в центре додекаэдра, недалеко от Фаэтона, гудел, вращался и бился пульсом столп пламени. Вафнир. Огонь простирался от одной стены до противоположной.

Рядом висели два других существа, по сравнению с Вафниром — совсем крохотные. Сфера тоскливого болотного цвета — Объективная Эстетика, уполномоченный суда по банкротствам. Парящее на магнитной подвеске хранилище разума, из которого тетраэдром торчали четыре чёрных манипулятора — представитель Коллегии Наставников. Нео-Орфей, или его парциал.

В руке Фаэтон сжимал кредитное кольцо. Камень кольца хранил номера времявалютных билетов — миллионы ссылок. В точку на сфере из кольца ударил луч. Платёж совершён.

К деньгам прилагалось соглашение с Нептунцами, настоящими хозяевами звездолёта. Фаэтон, наёмный капитан Феникса, представлял их сторону и, после ремонта и осмотра корабля, был обязан встать за штурвал и переправить корабль в Юпитерианскую точку Лагранжа, к посольству Нептуна.

Броня заметила, что Вафнир, Нео-Орфей и уполномоченный суда пересылали между собой немалые импульсы данных. Можно подслушать их сигналы, но зачем? И так всё понятно. Вафнир лихорадочно, Нео-Орфей последовательно — оба искали какую-нибудь лазейку, отсрочку — любой изъян в стальном монолите изначального договора Фаэтона с Вафниром, но в договоре не было привычного пункта об освобождении от ответственности, если вдруг одна из сторон подвергнется изгнанию. Ещё два века назад Фаэтон, собиравшийся покинуть Золотую Ойкумену, решил, что такая оговорка не нужна и настоял на её исключении.

Фаэтон обратился во весь голос:

— Теперь, господа, кто-то из вас по закону обязан объявить мне, что долг перед Вафниром считается выплаченным, и теперь его очередь исполнить свою часть обязательств. К счастью, его орбитальные фабрики и хранилища совсем недалеко от Феникса, а пару мастерских, помнится мне, разместили прямо внутри корабля — для упрощения стройки. Думаю, на дозаправку корабля и восстановление снятой обшивки уйдёт не больше ста часов, и я требую, чтобы Феникс вернули в изначальном виде — без отметин и грязи, чистым и отполированным. А теперь решайте, кто из вас отправится в ссылку за разговор с изгоем, а кого арестуют за неисполнение требования закона?

Из корпуса Нео-Орфея заскрипел оживший динамик:

— Указ Наставников не распространяется на тех, кто по закону обязан контактировать с вами. Обсуждение юридических вопросов также допустимо. Только добровольные контакты запрещены.

Фаэтон недружелюбно взглянул на костяк тетраэдра:

— Вы добровольно ко мне обратились. Добро пожаловать в изгнание.

И в этом корпусе ютился тот, кто когда-то был тем самым Орфеем, вдохновителем нового романтизма! Именно его команда создала технологию спасения человеческой души после смерти тела — не стыдно ли ему выбирать настолько безобразные оболочки? Робот-тетраэдр, похожий на колючку против конницы, не относился ни к Объективной Эстетике, ни к какой другой. Голая функция, ничего человеческого.

— Моё последнее замечание относилось к разряду необходимых разъяснений, касающихся вашей отправки, поэтому оно допустимо.

— Ага. Вынужден спросить, а ваше самое последнее пояснение добровольно? Необходимости в нём не было. Спасибо, что разделили мои тяготы!

Нео-Орфей до ответа не снизошёл.

Заговорил Вафнир:

— Фаэтон! Я хочу расправиться с этим делом поскорее и не видеть тебя больше. Поэтому — сим удостоверяю, что передаю Фаэтону не только склады с материалами, но и всех прикреплённых к ним рабочих, весь персонал, всех надзирателей, всех решающих информатов, всех парциалов — вообще всё. Передаю как дар — без гарантии — всех нужных операторов. Они твои. Сам указывай, как им натереть и заправить этот несуразный корабль, я за них больше не отвечаю. Ты признаёшь, что я свою часть контракта выполнил?

В панели слева открылось окно. На нём показывали Побеждающего Феникса, замершего посреди космоса. Подгоняемые вспышками-импульсами склады приблизились, из них начали выплывать сферы горючего — они вереницей летели к жаждущему кораблю, напоминая нить жемчуга.

Справа и слева от исполина открывались новые хранилища, к каравану сфер присоединился второй, третий, двадцатый, сотый. Огромные отсеки Феникса оживились, открылись, охотно заглатывая дары.

Зажглись габаритные огни — левый борт красным, правый — зелёным, киль — сверкающим белым. Корабль воскресал.

— Не думайте, Фаэтон, что вы победили нас, — ледяным звуком сказал Нео-Орфей.

— Простите, уважаемый, я так вовсе не думаю. Я это ясно вижу.

Один за другим появлялись буксиры, толкающие носами километровые пластины золотого адамантия. Бреши в великанском корпусе заполнялись.

Медленно, но верно, тонна за бесчисленной тонной, корабль наполнялся материей, топливом, биоматериалами, вычислителями. Пластины обшивки, как снегопад, валили на корпус, открывший золотые двери дарам.

Фаэтон сказал про себя:

— Воскресай, Феникс, и неси жизнь пустым мирам. Кто может бояться столь благородного корабля?

Только сейчас Фаэтон понял, что Феникс слишком похож на остриё копья — гладкий, прекрасный, смертоносный. Просто, слишком просто, с умопомрачительной лёгкостью он может превратить создающие миры орудия в разрушающее мир оружие. Фаэтон находил, что такая мысль ему нравится больше, чем стоило бы.

И, поскольку бригады и грузчики теперь полностью его (в отличие от материалов корабля, принадлежащих Неоптолему), роботов можно было отправлять куда заблагорассудится.

Один мысленный приказ — и полсотни лодок перешло к Дафне. Теперь у неё есть запасные убежища — с горючим, компьютерами и медицинскими системами. Теперь она хотя бы не в цистерне полетит. А его ждал Побеждающий Феникс. Его корабль.

Фаэтон висел в пустоте. Рука сжимала пику обратной связи, сердце сжимало дух поэта, в глазах — золотой мираж. Он находился посреди корабля, в тридцати километрах от носа, и из сотен глаз наблюдал за последними приготовлениями.

Корабль — его, что бы ни говорил закон. Адамантий, антиматерия, энергия, углеродные композиты, молекулярно усиленная сталь — всё воплощало именно его мечту.

Без Ментальности осмотр пришлось проводить, руководствуясь протоколом подпитки и заправки в необитаемых системах.

Электромагнитные волны не проникали через корпус, и лодок-операторов на такую громаду не хватало. Приходилось не отправлять сигнал вкруг корабля, по цепочке ретрансляторов, а лететь самому, в теле, и спрашивать, говорить, соединять разум с механиками и макроманекенами напрямую. С каждой машиной был нужен зрительный контакт. Каменный век.