Фебус. Принц Вианы (СИ) - Страница 8

И хунту* свою сколачивать заранее, чтобы управление государством сразу перехватить. Ой-е… Это же не пушки отливать. Это…

И все это за год с небольшим… Цейтнот, однако.

И пусть маменька в Помплоне сидит – в большой политик играет, пока я перехват власти готовлю. «Мосты, вокзалы, телефон и телеграф…» В моем случае – это горные перевалы и ключевые замки.

К моей коронации подвижная легкая артиллерия и спецназ должны быть готовы на тряпочки порвать всех в Помплоне, на кого укажу. А потому родовитых туда не брать. Чтобы не расшаркивались с рикос омбрес*, прежде чем дать им в зубы. И в ступор перед вельможами не становились. Бояр надо давить, как их Петр в России давил, – сержантами гвардии из мелкопоместных дворян с лютой классовой ненавистью во взоре. А для этого нужна не феодальная вольница, а постоянная армия. С железной дисциплиной.

Альтернатива у меня одна – сидеть и ждать, пока эти рикос омбрес меня не отравят. У них-то рука не дрогнет. Проверено нашей историей. Поэтому приоритетная задача – выжить, а там война план покажет».

До обеда меня не трогали, и я, отлеживаясь, продолжал доить Микала на информацию, которой по определению много не бывает. Благо пажи отвлеклись игрой в чехарду. Кстати, Микал где-то уже разжился коттой с моим гербом – гербом принца Вианы: на красном поле – переплетенная золотая цепь. Вот жук. Уважаю. Теперь сержанту ему ухи драть хенде коротки.

После обеда конные стрелки шевалье д’Айю привезли лекаря, привязанного к седлу и с мешком на голове. Параноики. Но мне именно такие и нужны. Потому как если у вас нет паранойи, то это совсем не значит, что вас не преследуют.

Освобожденное светило средневековой провинциальной медицины долго ругалось. Потом, попив водички, лекарь резко поменял настроение и профессионально осведомился:

– Где раненый?

Подвели ко мне эту слегка полнеющую фигуру лет сорока с красным мясистым лицом одышливого гипертоника и большими набухшими мешками под глазами – у самого почки больные. Воистину: врачу – исцели себя сам. Глаза его были блеклыми и казались сонными. Одет он был в костюм из добротного и практичного коричневого сукна. Чулки у него тоже сработаны из коричневого сукна, но более тонкого. Пуфы совсем не пышные и без разрезов. На шее начинающий входить в моду белый пристяжной гофрированный воротник-фреза. Маленький такой, совсем не похожий на ту «голову на блюде», что я на картинах видел.

– Ну-с, – протянул он с ленцой, ну прямо как наш родной российский земский врач, – что у нас тут болит, юноша?

И грабарки свои толстопальцевые к моим повязкам тянет.

Тут я ему по рукам и зафинделил рукояткой кинжала.

Лекарь отшатнулся от меня и взвыл, баюкая ушибленную кисть, глазами взывая к окружившим нас рыцарям о справедливости.

– Руки помой, прежде чем в моей голове копаться будешь, – возмутился я.

– Зачем? – Лекарь сделал круглые глаза, в которых прыгали большие непонятки.

– Саншо, повесь этого шарлатана на ближайшем суку, – крикнул я инфанту, – он захотел отправить меня на тот свет!

Но первым был Микал, уже приставивший свой страхолюдный свинокол к горлу медикуса, а второй рукой державший его за оттянутые на затылке волосы. И смотревший на меня в ожидании команды прирезать этого славного представителя третьего сословия королевства франков.

– Что ты творишь, Феб, – прикрикнул на меня удивленный дон Саншо.

Остальные рыцари сделали вид, что это их совершенно не касается. Пусть принцы* развлекаются как хотят.

– Мы тебе лекаря с утра искали по всем окрестностям, – добавил дон Саншо с укоризной.

– Это не лекарь, а шарлатан, – заявил я убежденно. – Он руки не моет, когда пациента пользует. А убивает, как ты знаешь, не железо, а грязь в ране.

– Первый раз слышу, – округлил свой единственный глаз инфант.

– Теперь знай, – и повернулся к своему пажу: – Иниго, принеси мне сумку этого унтерменша.

Бинтов в нашем понимании термина у этого, мягко выражаясь, врача в сумке не было. Валялось там на дне несколько скрученных полос льняной ткани, вместе со всяким сором вперемешку. Убил бы! Несколько горшочков с завязанными крышками из пергамента без надписей. Бронзовый ланцет зверского размера и еще какая-то железная хрень, вся изогнутая.

– Это что? – спросил я, показывая лекарю эту изогнутую хрень.

– Бандаж для прижигания ран, – ответил тот дрожащим голосом.

– Sadist, – обругал я его за такие методы лечения, но уже осознал, что ни он, ни вообще никто вокруг меня этого слова не поняли – маркиз де Сад родится только через триста лет. А сам термин появится еще через век.

– Филипп, Иниго.

– Мы тут, сир.

– Разведите небольшой костер здесь, неподалеку от меня, и поставьте кипятить большой котел воды. И еще один котелок приготовьте, поменьше.

– Сержант, – поискал я глазами.

– Нет его, сир, на разведку поехал, – ответил мне Микал.

– Осмелюсь заметить, ваше высочество, что кровь пустить сможет и мой цирюльник, – сказал безбородый сьер Вото.

Лицо лекаря стало цвета свеклы, когда он услышал мое титулование.

– Давай его сюда скорей. Пусть пустит кровь этому лекарю, а то он тут мигом lasty skleit.

Лекаря быстро освободили от кафтана, камзола и рубашки. А прибежавший цирюльник, который по совместительству был у сьера Вото лучником, медной бритвой с шипением пустил доктору кровь прямо на землю.

– Ne ponos, tak zolotucha, – констатировал я это безобразие.

Лицо медикуса приобрело здоровую бледность, и угроза инсульта его вроде как миновала.

– Положите его подальше и присыпьте его дурную кровь землей, чтобы не воняла.

Цирюльник с Микалом утащили лекаря за шатер, с моих глаз долой, и там перевязали его рану его же грязной тряпкой.

Вскипела вода в котелке над костром, который разожгли паж и оруженосец. Я приказал побросать в маленький котелок бинты и ланцет и продолжать кипятить. Заодно и бритву цирюльника, который так неосторожно ее оставил в пределах моего зрения. А большой котелок – поставить охлаждаться в тень.

Пришел цирюльник, глазами ища свою бритву.

– Тебя как звать? – спросил я его.

– Хулио Эскаланте, ваше высочество.

– Твоя бритва, Хулио, кипятится, – просветил я его. – Брось также в котелок свой ланцет.

– Зачем, ваше высочество?

– Потому что я так хочу!

Уф… Приказать все же легче, чем объяснить. А главное – быстрее.

– Микал, намочи мою повязку.

– Как намочить, сир? Всю? – уточнил тот у меня.

– Нет, только там, где присохла кровь, а то отдирать будет трудно.

Без боли не обошлось. Пришлось терпеть – теперь я рыцарь! Эбенть! Ноближ оближ, епрть! Кровь склеила волосы и приварила их к коже и тряпке. Пришлось цирюльнику аккуратно обрезать их ножом. Эх… Побрить бы сейчас голову, да невместно: аристократия тут ходит с длинными волосами. Пережиток прошлого, когда шлемы были маленькими, а туго заплетенная коса на затылке – дополнительная защита от рубящего удара.

– Рана не страшная, ваше высочество, чистая, – сообщил свое авторитетное мнение Хулио. – Свезло кожу, и только в одном месте обнажилась кость. Крови, конечно, много пролилось, но с головой всегда так. Сейчас мы лишнюю шкурку обрежем. Положим мазь и снова замотаем. И все быстро заживет. Гноя нет, хвала Иисусу.

– Кипяченым бинтом вяжи, – предупредил я цирюльника, по совместительству врачевателя. – Тем, который уже высох. И остальные бинты заверните в чистую холстину, как высохнут. Не дай бог, пригодятся.

И я перекрестился, вовремя вспомнив, что с левого плеча надо. Все у них на западе через назад да наоборот делается.

– Всенепременно, ваше высочество. Ваше желание для нас – закон.

Продувной рожи Хулио я не вижу, но затылком чую, что глумится надо мной этот кантабр. Как бы сказали в двадцать первом веке – прикалывается.

– Сьер Вото.

– К вашим услугам, ваше высочество.

– Дайте лекарю обещанные деньги и отвезите его обратно, – распорядился я.