Фауст и физики - Страница 8

Изменить размер шрифта:
Я брошусь в вихрь мучительной отрады,
Влюбленной злобы, сладостной досады;
Мой дух, от жажды знанья исцелен,
Откроется всем горестям отныне:
Что человечеству дано в его судьбине,
Все испытать, изведать должен он!
Я обниму в своем духовном взоре
Всю высоту его, всю глубину;
Все счастье человечества, все горе —
Все соберу я в грудь свою одну,
До широты его свой кругозор раздвину
И с ним в конце концов я разобьюсь и сгину!

Фауст сам знает, что ему предстоит. Он уже набросал программу своей второй жизни, в конце которой его ждет конец. Фауст зто прекрасно понимает. Ибо третьей жизни уже не будет.

Зачем ему третья жизнь? Даже если бы черт пожелал дать ему ее, она была бы лишней. В двух первых Фауст исчерпывает все возможности человека. На что же третья?

Мефистофель резонно шутит:

И даже, не успей он душу мне продать,
Сам по себе он должен провалиться.

Значит, дело не в фантастическом договоре. Он условен, ибо человек «сам по себе» должен провалиться. Изведав все, что ему отпущено природой, он обязан это сделать.

Так мыслит черт.

Но человек, естественно, мыслит иначе. Провалится он, Фауст, но исчезнет ли желание знать? Провалится ли надежда, вера, сам человек?

В своей жажде духовного удовлетворения он стремится к всезнанию. Он, по существу, стремится к Мефистофелю, ибо Мефистофель знает все. Но в том-то и разница между чертом и человеком, что человек никогда не узнает этого всего. И у него останется просвет для веры, для надежды, для любви.

Ибо любовь — это тоже неизвестность. Это движение к желанному, но не проясненному, к любимому, но непознанному. Любовь — это всегда незнание, догадка, домысел, фантазия.

Но о чем фантазировать черту? Куда кинется его мысль, если все тайны открыты? Если под колпаком, абсолютного знания не светит ни одна звезда?

Спор человека и черта — не только спор философский. Это и спор нравственный. Всезнание Мефистофеля — это и безверие его и его аморальность. Зная все обо всем, он смеется над честью, над совестью, над добром. Он — одно Знание — без сочувствия, без любви. Он бессмертный циник, которому безразлично все.

Конечно, живой Мефистофель — не одно голое Ничто. У Гёте он приближен к человеку. Часть человека, выделившаяся из него, он персонифицирован, наделен чертами живого лица. И он тоже живет, он играет в придуманную им игру, надеется, ждет, хитрит. Зная конец, гётевский Мефистофель все-таки не знает его.

Но тем не менее он очень жестко исповедует свою, «мефистофелевскую» идею. Это идея Знания, свободного от Морали, Знания, живущего в себе и для себя.

Нравственности для Мефистофеля не существует. Что такое обман, правда, ложь? Это философские категории, которые выдумал человек. Черт отбрасывает их без жалости.

Впрочем, это делает уже не Мефистофель, а Фауст, ибо Фауст уже принял условия Мефистофеля, он начал жить.

Первой жертвой на житейском пути Фауста оказывается Маргарита.

Маргарита боится черта. Она догадывается, кто Мефистофель. Она свободна в присутствии Фауста, и она свертывается, холодеет, когда появляется Мефистофель.

Тень черного Ничто, как облако, накрывает ее душу. Мефистофель — враг Маргариты, потому что он отрицает ее. Для него она лишь девчонка, которая должна удовлетворить похоть Фауста. Он подкидывает ей ларец с драгоценностями, уверенный, что она не устоит перед ними. Он подсыпает яд в питье для ее матери, он направляет шпагу Фауста, когда тот закалывает ее брата Валентина.

Душа Маргариты для Мефистофеля не существует. «Она не первая», — бросает он Фаусту.

Впрочем, он мог бы сказать ему: ты сам хотел этого. Испив зелья ведьмы, Фауст сам попросил Мефистофеля: «Нельзя ль меня избавить от морали?» Он сам предложил черту склонить Маргариту для любви в первую же ночь. Он пришел в мир наслаждаться, он пришел узнать, что это такое, и ему некогда ждать! Он подгоняет черта: «Скорее!»

Даже черт дивится его торопливости. Он урезонивает Фауста, говорит, что для того, чтобы соблазнить девицу, нужна подготовка. Но Фауст настаивает: сегодня же! Сейчас же!

Он не брезгует способами Мефистофеля. Подкинь ей драгоценности, говорит он черту, обмани, надуй, но пусть она будет моя!

Но Фауст — человек, и он любит Маргариту. Он чувствует, что в нем просыпается душа.

И вместе с тем он безжалостен. Он забирает все у нее, зная, что не отдаст ей всего своего. Он отнимает у нее чистоту, совесть, страх, отнимает мать, брата, дочь.

Нет, не может Фауст остановиться на Маргарите!

Он бежит в горы и клянет там свой разум. «Бедный ум» и «бедный дух» Маргариты не способны удовлетворить его. Он переступает через них, чтоб идти дальше.

Что заставляет его это сделать? Все тот же «знанья светлый луч… то высшее, чем человек могуч…».

Но что стоит это «высшее»? Уже тремя жизнями заплачено за них. Не много ли?

В поединке ума и души, который развертывается в первой части трагедии, верх берет ум. В конце концов Фауст покидает Маргариту, покидает этот город, где в темнице ждет казни брошенная им любовь. Только стук копыт слышится в последней части: это быстрые Кони уносят Фауста и Мефистофеля прочь. И из темницы слышится голос сумасшедшей женщины: «Генрих! Генрих!»

Маргарита сходит с ума. Она не выдерживает меры страдания, определенной ей разумом. Слишком много он потребовал от ее «бедной души». То, что смог перенести Фауст, не смогла перенести Маргарита. В последние минуты, когда Фауст все же пришел за ней, она спросила его: «А совесть?»

Совесть — вот что оставляет Маргариту в тюрьме. Сначала она думает, что Фауст разлюбил ее. Потом ей кажется, что это не так. И она говорит о «совести», не позволяющей ей бежать. И, наконец, она видит за спиной Фауста тень Мефистофеля.

И Маргарита все понимает. В ее помешавшемся уме очень точно отпечатывается одна мысль: Фауст не весь с ней, он — с тем. Это мысль-чувство, это мысль женщины, которая поняла, что ее не любят. Фауст не расстался с Мефистофелем. Он пришел к ней не один — он с тем, а с тем Маргарита не может сосуществовать. Она не может любить и быть любимой, раз есть тот. Тот — ее враг, ее отрицание, черт.

Снова «две души» Фауста сталкиваются в «одной» и «жаждут разделенья».

У его ног лежит любимая женщина, женщина, которая погибнет, если он ее оставит, а за спиной маячит Мефистофель. Это дышит ему в затылок свобода, его вторая душа, рвущаяся прочь. Мефистофель обещает новые города и новых Маргарит. За стеной темницы лежит неизведанное. Там — простор для насыщения ненасытившегося духа Фауста, для нового дела и новой жизни.

Фауст должен сделать выбор. Диалог то вспыхивает, то затухает. Маргарита, принявшая сначала Фауста за палача (а он и есть палач), узнает его. Она верит ему и тянется к нему. И, узнавая его, чувствует, что там, у дверей, стоит еще кто-то другой. «Злой дух там стоит», — догадывается Маргарита.

Злой дух и добрый дух сталкиваются под сводами тюрьмы. «Сквозь крики бесовские» Маргарита различает «голос друга». Это голос Фауста. Но этот голос зовет ее туда, а там стоит ок.

И Маргарита восклицает: «Свободна я, свободна!»— и боится этой свободы. Ибо здесь, в тюрьме, она свободнее. Там, где стоит злой дух, свободы нет.

Без свободной совести нет свободы для Маргариты.

Фауст этого не понимает и не может понять. Он освободился от морали, он стоит вне ее. Он свободен от самой совести.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com