Фатальное колесо. Третий не лишний - Страница 14

Он этой весной учил, впрочем, до сих пор меня учит практической маскировке в полевых условиях. Ну, и иногда принимает самое живое участие в подборе для своего ученика повседневных «одежд». Потому что «таки, юноша, противник в этом деле мелочей не приемлет». По этой причине я стараюсь обычно посещать театральные закрома в отсутствие Хейфеца, благо такая возможность мне предоставлена. Нравлюсь я деду.

Теперь из-за новой вводной придется отложить визит к старику на пару часов. И позаботиться особо о сохранности своего парадно-выходного платья, лазая по скалам и норам. Дабы впоследствии не расстраивать родителей.

Опаньки!

Не ожидал я, что мы этой дорогой поедем. Ирина в свойственной ей манере просто срезала приличный крюк, достоинство которого заключалось в наличии твердого асфальтового покрытия. Не снижая скорости, мы неслись уже по каким-то задворкам, проулкам и балкам. Разумеется, без асфальта. Я посильнее сжал челюсти, заботясь о целостности языка, а то так и придется до конца жизни жестами разговаривать.

Зверская техника! Почему такие жесткие рессоры и неудобное сиденье? И ноги некуда пристроить. Никогда у нас не заботились об удобстве пассажиров! Я имею в виду – инженеров-проектировщиков. Враги рода людского. Впрочем… танки действительно у нас одни из лучших. Не самые комфортабельные, правда, но немцы в свое время писали кипятком…

Опля!

Это я предусмотрительно уперся руками в кожух коляски. Ирина заставила мотоцикл в мгновение ока встать как вкопанному. Как когда-то вставал Сивка-Бурка – «листом перед травою».

Адский водила.

– Дальше пешком, – сказала она, освобождаясь от шлема, – оглядимся, освоимся.

Причальная зона. Техническая.

Слева, чуть позади, виднеется плавучий док. «Slow speed». Это не название, не подумайте, что я сошел с ума. Детские ассоциации: первое иностранное выражение, которое я увидел в жизни и даже смог перевести, – достаточно было глянуть на плавдок чуть левее, там уже по-русски: «Тихий ход». Еще мысль тогда в детстве мелькнула: «И стоило ли строить такую огромную махину, чтобы перевести с английского два слова? Так, чтобы всем видно было. Странные люди».

Через главную городскую бухту, которая в этом месте становится совсем уж узкой, устье рядом – чумазый мол и так называемая «Нефтяная гавань». Морская мазуто-колонка.

Приблизительно я сориентировался, куда мы прибыли, и, надо сказать, слегка был расстроен. Эта дамочка вообще нормальная или нет? До Загайтанской скалы в Инкермане, где вырублены каменные кельи древнего монастыря, – километра четыре, не меньше. Час пехать! Но почему-то ни скулить, ни возражать мне не хотелось. Свежи были еще раны на душе. Я уже говорил, что Ирина – психолог от Бога? Если не по образованию, то уж по интуиции – точно.

– Пешком так пешком, – не очень жизнерадостно буркнул я, – чемодан не попятят? Из коляски?

– Тут сторож на причале – наш человек, присмотрит.

– Присмотрит он, – проворчал я по-стариковски, все равно застегивая тент на все крючки, до последнего.

Вообще, будь моя воля – я тоже начал бы поиски именно с Инкермана. Ирина здесь абсолютно права, и ворчал я совершенно напрасно. Из вредности.

– Любительница пеших прогулок, – не унималась моя желчь. – И райончик здесь еще тот. Ты хоть в курсе?

Места тут и правда глухие.

Мрачные и, официально выражаясь, криминогенно-опасные. В узкой «зеленке», тянущейся между морем и скалами вдоль южного побережья, там, где проходит нитка железнодорожной колеи, одиноко связывающая город с цивилизацией, в этой стихийно образовавшейся парковой зоне, воняющей мазутом и ржавым железом, любит собираться и весело проводить время самый разношерстный народ – синяки, нарики, бывшие зэки, как, впрочем, и будущие, цыгане, бичи, гоп-компании да всякий другой неспокойный люд. Они жгут здесь костры, жарят на ошметках металла мидий, сосут ханку и даже купаются! Вы не поверите – в небольшой заводи, куда сбрасывают отработанные воды из городской электроцентрали. А что? Зато тепло даже в непогоду. Отдыхают, короче, по полной. И нагоняют ужас на приличных граждан, глазеющих на этот беспредел из окон проползающих мимо поездов и электричек.

Потому что пешком сюда приличные люди не ходят!

Про это я и хотел намекнуть Ирине. Которая, кстати, я только сейчас обратил внимание, была одета в легкомысленный сарафанчик. Из коллекции «мини-бикини». И держался он если не на честном слове, то все равно эти две нитки и бретельками трудно было назвать. И… впрочем, ладно. Об отсутствии некоторой части купальника под сарафаном я лучше упоминать не буду. В конце концов, это ее личное дело.

– Не простудишься? – мрачно поинтересовался я.

Вообще-то в тени под сорок. Скалы плавятся. Вон камень аж почернел. Но Ирина правильно поняла мой сарказм. Она вообще все правильно понимает. И даже умеет быть лаконично убедительной.

– Так надо.

«Значит, надо так». Это из какой-то песни, не помню точно.

Вот, значит, что!

Если теперь я правильно понял, Ирина сейчас будет изображать шашлык в голодном доме. Листок капусты в козлином царстве. Подсадную утку!

Смело. Только зачем? Спросить – гордость не позволяет. Сам догадаюсь. Войти в контакт с криминогеном? Чтобы пощупать тела в наколках на предмет странных ребятишек, прыгающих по каменным кельям Инкерманского монастыря? Скорей всего. Что может быть крепче тесной дружбы, начавшейся с пары зуботычин? А за свои бретельки Ирина и мамонта разорвет пополам.

Только все равно – опасно очень. Народ здесь с мозгами не дружит. Особенно когда под алкогольными парами или под маковой дурью.

Я скептически покачал головой.

Мы шагали по узкой тропинке вдоль железнодорожного полотна. Иногда эта путеводная нить витиевато углублялась в заросли кустарника, выныривала в неожиданных местах, напоминающих руины Помпеи, но затем упорно возвращалась к облюбованным рельсам.

– А ты знаешь, сынок, почему эту балку справа называют Сушильной? – неожиданно громко спросила Ирина каким-то неестественно жизнерадостным и звонким голоском. – Потому что раньше, еще в прошлом веке, здесь, на склонах этого оврага, снасти сушили. От старинных кораблей. Паруса, канаты. А еще это место называли Пороховым оврагом. Знаешь почему?

Умники и умницы. Викторина для идиотов.

– А потому, мамочка, что здесь еще, ко всему прочему, и порох хранили! И сушили!! И кое-кому кое-куда засовывали!!! – таким же радостно-писклявым голосом проорал я в ответ. – Правильно я угадал?

Значит, просто козленка подсунуть тираннозавру – мало! Надо, чтобы бедное животное заблеяло выразительно. Голос подало. Погромче и полегкомысленней.

А вот, кстати, и он. Допотопный ящер. Точнее – группа ящеров, выползающих по одному из впереди виднеющихся развалин. Четверо хмырей исключительно недружелюбного вида. Что особо опасно – молодняк, лет по восемнадцати-двадцати, плюс-минус. Самая сложная категория: мышцы выросли, мозги – нет. А вместе с мускулатурой подросло еще кое-чего. Что жить спокойно не дает.

– А ну, стоять!

К нам не спеша приближался тип в разодранной майке, засаленных трениках и шлепках на босу ногу. Явный вожак в этой компании. За ним маячили еще три аналогичных рожи. В таких случаях первое слово всегда за лидером. Стая должна молчать, внимать и быть готовой к выполнению оперативно поставленных задач.

– Ой, мальчики, – растерянно продолжала блеять Ирина. – А мы тут заблудились… с сыночком…

Меня сейчас стошнит от ее голоса.

– Гы-гы. Нормалек такая! А ну, шкет, погуляй пока…

Надо сказать, что отсутствие прелюдий типа «Девушка, не скучаете ли?» или «А не нужен ли зять вашей мамочке?» – явный признак совершенно недвусмысленных намерений с поправкой на глухую местность. Что, без всякого сомнения, добавляет злоумышленникам излишней самоуверенности. И ощущений абсолютной безнаказанности.

– Сам ты шкет, – по инерции буркнул я, некоторым образом смазывая задуманную Ириной мизансцену.

– Чего? – сразу же перенацелился на меня вожак. – Косяк, а ну задвинь сопляка подальше. Чтобы я шукал его долго. Та потремай его там, минут так пару. Мы тут с гражданкой швыдко добазаримся. Правда, красивая?