Фата-Моргана 4 (Фантастические рассказы и повести) - Страница 145

— Зачем?

— Нам не нужно, чтобы она разговаривала, когда вырастет, — ответила женщина. — Поразительно, от скольких неудобств избавляет один небольшой надрез. Теперь отнесите младенца в емкость номер семь.

— Я не…

С этим невозможно было бороться. Они резали детям языки, чтобы те не могли говорить. Новое поколение обладало интеллектом, и ему поголовно, не спрашивая, резали языки.

Он сам, с лучшими намерениями, принес ребенка в это чудовищное место.

Ему стало дурно.

Сестра-хозяйка нетерпеливо вздохнула.

— Ну, конечно, ты здесь новичок. Очень хорошо, я покажу, что делать, чтобы ты знал в следующий раз. И обязательно запомни, я слишком занята, чтобы показывать дважды.

Слишком занята тем, что калечит невинных детей? Но он промолчал, как будто острый скальпель прошелся и по его языку.

Она поднесла ребенка к резервуару, не обращая внимания на капающую кровь, и открыла крышку. Емкость была наполовину заполнена жидкостью, с одной стороны была приделана маленькая сбруя. Удерживая ребенка на локте, она вставила ручки, ножки, головку в петли, которые затянула так, чтобы из жидкости торчала одна голова. Когда она погружала ребенка, немного жидкости попало на руки Хитчу, и он понял, что это ка- кое-то теплое масло.

Ребенок закричал, забился, то ли от страха перед темнотой, то ли от того, что резали ремни, но результатом было лишь немного кровавой пены на поверхности да несколько слабых всплесков ручонками. Сбруя надежно удерживала его.

Матрона опустила крышку, предварительно удостоверившись, что воздушные вентили открыты, и жалобные крики стихли.

— Зачем вы так? — спросил заикаясь Хитч. — Она…

— Важно, чтобы окружающая среда контролировалась, — пояснила женщина. — Первые шесть месяцев тактильные, звуковые и визуальные ощущения должны полностью отсутствовать. Через какое-то время они становятся слишком крупными, чтобы держать их в емкостях, и мы перемещаем их в темные камеры. После этого их можно воспитывать практически без опасений. Но, как правило, мы выдерживаем их там, для верности, еще год, до шести лет. Уменьшаем содержание белков в их рационе, потом опять увеличиваем до нормы, поскольку нам нужно, чтобы они набирали вес.

— Я… я не понимаю.

Но он прекрасно понимал. В сознании его всплыла не совсем адекватная, но очень похожая картина — пчелиный улей. Рабочие пчелы росли в тесных шестиугольных ячейках.

— Разве тебе не известно, что белок — основная пища для мозга? Мозг, как правило, развивается в основном первые несколько лет, поэтому мы вынуждены внимательно следить за их питанием. Если белка слишком мало, они становятся настолько тупыми, что не могут выполнять даже простейшие команды, а если его слишком много — то чересчур сообразительными. Мы здесь выращиваем прекрасных коров и контроль за качеством у нас на высоте.

Хитч посмотрел на ряды закрытых резервуаров. Контроль за качеством. Что он мог возразить? Он знал, что жесткое ограничение питания в раннем и подростковом возрасте может тормозить умственное, физическое и эмоциональное развитие. Как пчелы в улье, так и люди в обществе не могут полностью реализовать свой потенциал, если в раннем детстве они лишены соответствующего ухода. Пчелам, которые должны стать рабочими, намеренно давали мало сиропа, и они становились бесполыми, тупыми насекомыми, а из тех немногих, которых выбирали в пчелиные матки и кормили по-королевски, вырастали полноценные насекомые. Пчелы не отличаются высоким интеллектом, поэтому ограничение сказывалось только в физическом и половом развитии. Что же касается людей, то ограничения отразятся на специфической особенности человека — мозге. При продуманной системе питания, если тело будет получать достаточное количество белков, оно быстро восстановится, а мозг — никогда.

На Земле такие исследования проводились для того, чтобы выращивать крупных, умных и здоровых детей и взрослых. На планете № 772 та же самая информация использовалась для того, чтобы превращать женщин в коров. Не требовалось никаких специальных препаратов, никакой медицины, лишь надрез, один надрез скальпелем. Не оставалось ни малейшей надежды сохранить или вновь приобрести здравый рассудок, если режим соблюдался в течение всей жизни. Не удивительно, что у него ничего не вышло с Йотой. Он слышал, как кричали дети. Какой же ценой заплачено за благополучие этого мира!

— А мог бы кто-нибудь из этих детей вырасти таким же умным и жизнеспособным, как мы, при правильном воспитании? спросил Хитч, когда сестра отвернулась.

— Могли бы, но это противозаконно. И конечно, их нельзя было бы использовать в качестве дойных коров. Им здесь и в самом деле очень хорошо. Мы о них заботимся. И мы очень гордимся, что разработали такую систему! Можно ли себе представить настоящих, грязных животных, содержащихся на ферме?

А он доил этих коров и даже пытался поразвлечься с Йотой…

Он пошел прочь. Душа и тело ныли, когда он проходил мимо вопящих резервуаров. В каждом плакал человеческий ребенок. Они находились в условиях, убивающих разум, лишенный всякого стимула к нормальному развитию, они постоянно недоедали. Ни здоровья, ни удобств, ни будущего — каждый из них рожден в коровнике. В коровнике…

Хитч ничего не мог сделать, по крайней мере, сейчас. Если он начнет скандалить, как чуть было не начал поначалу, к чему это приведет? Разве что к уничтожению детей. А ведь это всего лишь один коровник из многих миллионов. Нет, потребуются поколения и годы, чтобы искоренить гнездящееся здесь зло.

Он остановился у резервуара номер семь. Крик ребенка стал непереносимым, ребенка, которого он принес сюда по своему неведению. Ребенка Эсмеральды. Ответственность, от которой он отказался. Последняя и самая страшная ошибка.

Новорожденный, привязанный во тьме и окровавленный, никогда не узнает свободы, он обречен на пожизненный кошмар… пока идиотизм не возьмет над ним верх.

Внезапно Хитч понял, что имела в виду Иоланта, когда говорила о единстве цели по сравнению с другими мировыми критериями. Существовали рамки, вне которых личные амбиции и долг теряли всякий смысл.

Он подошел к резервуару и открыл крышку. Крики стали громче. Он схватил свободной рукой щиколотку и нащупал спрятанное там лезвие. Достал его, опустил руку в емкость и перерезал все ремни.

— Эй! — резким голосом крикнула сестра-хозяйка.

Он уронил нож, схватил барахтающегося ребенка и вытащил его. Он прижал его обеими руками к рубашке и рванулся вперед. Когда подоспел надзиратель, Хитча уже не было в детской и лишь на полу остался масляный след.

Убедившись, что его никто не видит, он неловко поправил ребенка в руке и нащупал на голове кнопку. Это был риск, так как у него не было гарантий, что в этом месте на Земле есть свободное пространство, но другого выхода он не видел.

Прошло пять секунд… и невидимый оператор вернул его в родную цивилизацию. Благополучно!

Торжественной встречи не было. Оператор лишь ввел межмировые координаты и открыл полог при помощи пульта дистанционного управления. Хитчу придется самостоятельно добираться до штаб-квартиры, чтобы сделать там свой сенсационный доклад. Следствием этого было бы приведение армий в боевую готовность, но у него не было настроения.

Эти резервуары…

Теперь он еще бережнее держал ребенка, искал, куда бы его положить, чтобы снять остатки сбруи и поаккуратней запеленать. Он не знал, что можно было еще для него сделать, разве что согреть. А ребенок… Боже мой, он опять спал, доверчиво воткнувшись в грудь Хитча, только на щеке оставались следы засохшей крови. Язык, изуродованный, немой…

Хитч находился в коровнике.

И не удивительно. Коровники на разных планетах земного типа похожи до мелочей и располагаются в одних и тех же местах. На планете № 772 коровников было немного больше, чем на Земле, но все они чем-то отличались друг от друга. Тот коровник, в котором он сейчас очутился, земной коровник, был старомодным сооружением из красного кирпича. Он был построен по тому же плану, что и те, другие, но в нем держали коров. Или овец… или лошадей…