Фарс, или Долой одиночество! - Страница 18

Первая головоломка, с которой я столкнулся, как только вступил на пост президента, состояла в том, откуда взять достаточное количество электроэнергии, чтобы обеспечить бесперебойную работу компьютеров, выдававших гражданам новые средние имена. Дело в том, что в стране была острая нехватка топлива.

Я отдал приказ по жалкому подобию армии, которую я получил в наследство от своего предшественника. Приказ состоял в том, чтобы совместными усилиями свезти тонны бумаг из Государственного Архива на электростанцию. Документы были нажиты, в основном, за время правления администрации Ричарда М.Никсона — единственного в своем роде президента, которого «попросили» с занимаемого поста.

Я собственной персоной следил за претворением в жизнь приказа. Я даже не поленился обратиться к солдатам и случайным прохожим с речью прямо со ступеней Архива. Я говорил, что мистер Никсон и его коллеги были сбиты с толку особо опасной разновидностью одиночества.

«Он обещал собрать нас всех воедино, а вместо этого разъединил как нельзя дальше, — сказал я. — А сейчас ему помимо собственной воли все же придется нас объединить.

Здесь, в этом здании, упрятаны концы стольких преступлений, совершенных членами правительства, страдавшими от одиночества, — говорил я, — что на его фасаде должны были бы быть написаны такие слова: «Лучше иметь преступную семью, чем не иметь никакой».

Так-то вот.

В честь радостного события я приказал выпустить для солдат специальный орден. Орден состоял из ленты бледно-синего цвета, на которой держался кружок из пластика.

Я пояснил полушутя-полувсерьез, что синяя лента символизирует «синюю птицу счастья». А на кружке, как вы несомненно догадались, было написано: «Долой одиночество!»

Утро уже занялось. Жизнь в Национальном парке небоскребов бьет ключом. Притяжение стоит ласкающе-нежное. Но несмотря на этот факт, Мелодия с Изадором сегодня не пойдут сооружать свою погребальную пирамиду.

Мы решили устроить небольшой пикник на самой вершине здания. Последнее время молодые люди ведут себя ужасно компанейски по отношению ко мне. Ведь до моего дня рождения остается всего два дня!

Что за радость!

Больше всего на свете они любят дни рождения!

Мелодия ощипывает цыпленка, которого утром доставил раб Веры Бурундук-5 Дзаппа. Кроме цыпленка раб принес еще две буханки хлеба и два литра густого пива. Жестами он указал нам на ценность своего визита. Он приложил к соскам бутылки, будто хотел этим сказать, что нацедил густое пиво прямо из собственной груди.

Мы посмеялись. Мы дружно похлопали в ладоши.

Да, вот и в моей памяти всплыл из потока голубой мечты, что называлась жизнью, знаменательный денек. В тот день я как раз получил пространное письмо от президента своей страны. Если помните, президентом был я сам. Я ничем не отличался от рядовых сограждан и, как на иголках, ожидал приговора компьютера. Мне не терпелось узнать, какое же он выдаст мне новое имя.

Мой президент поздравлял меня по случаю вручения нового имени. Он просил, чтобы я не забывал ставить это имя в своей подписи, а также поместил его на почтовом ящике, на листах печатных заготовок, в адресном справочнике… Он сообщал, что в основе выбора имени лежал безукоризненный принцип чистой случайности. Имя не содержало в себе ни малейшего намека на мой характер, внешность или прошлое.

В обманчиво-панибратской манере мой президент предлагал мне целый ряд идиотских примеров, как бы я мог проявить заботу о новых искусственных родственниках: а именно, поливать во время их отпуска комнатные растения, присматривать за детьми, чтобы дать возможность немного развлечься, порекомендовать действительно хорошего зубного врача, отправить за них письмо, сопровождать во время пугающего визита к врачу, навещать в тюрьме или больнице, составить компанию для просмотра фильма ужасов.

Так-то вот.

Между прочим, мое новое имя привело меня в неописуемый восторг. Я приказал немедленно перекрасить Овальный зал Белого дома в бледно-желтый цвет. Сделал я это для того, чтобы подчеркнуть свое превращение в Нарцисса.

Да, вот и когда я отдавал своему личному секретарю Гортензии Щука-13 Мак Банда распоряжение о покраске, перед нами как из-под земли вырос мойщик посуды из кухни Белого дома. Было видно, что он явился по очень щепетильному вопросу. Он так сильно волновался, что слова застревали у него в горле.

Когда ему все-таки удалось справиться со своей нерешительностью и членораздельно изложить суть дела, я поспешил заключить его в свои объятия.

Он поднялся из чадных недр, чтобы отважно сообщить мне, что, как и я сам, он получил имя Нарцисс-2.

«Брат мой!» — воскликнул я.

Неужели, скажете вы, у новой социальной программы не было ни одного противника? Почему же, конечно, были и противники. И в точности так, как и предсказали когда-то мы с Элизой, мои враги настолько ополчились против создания искусственных разветвленных семей, что сами сплотились в разношерстную искусственную разветвленную семью.

Они нацепили свои отличительные значки и продолжали их носить даже после того, как я официально вступил на пост президента. А надпись на значках была предопределена с роковой неизбежностью. Она гласила: «Одинок, слава Богу!»

Даже когда моя собственная жена, урожденная Софи Ротшильд, нацепила этот значок, я не мог удержаться от смеха.

Так-то вот.

Получив вышеупомянутое письмо от своего президента, которым являлся я сам, Софи пришла в бешенство. В письме сообщалось, что она больше не является одной из представительниц рода Ротшильдов. Она стала полноправным членом семейства Земляной орех-3. Повторяю: мне было очень жаль, но я не мог удержаться от смеха.

Несколько недель Софи медленно закипала. А потом, в один из дней, когда стояло особенно сильное притяжение, она на четвереньках вползла в Овальный зал. Она хотела сообщить, что ненавидит меня. Я не был ни капельки уязвлен.

Я уже неоднократно говорил, что не питал на свой счет никаких иллюзий. Я понимал, что навряд ли представляю из себя подходящий материал, из которого лепятся счастливые браки.

Софи не пришлось задирать голову, чтобы заглянуть мне в глаза. Подобно ей, я распластался на полу, упершись подбородком в подушку. Я читал интересный репортаж о событиях в Урбане, штат Иллинойс. Я не мог посвятить ей все свое внимание, поэтому она спросила: «Что ты там такое нашел, что тебя волнует больше, чем я?»

«Видишь ли, — сказал я, — вот уже много лет я считал, что являюсь единственным американцем, которому за последние годы посчастливилось разговаривать с китайцами. Но это уже не так. Недель около трех тому назад китайская делегация нанесла визит вдове физика из Урбаны».

«Ни за что не позволю себе отнимать твое драгоценное время, — сказала она. — Наверное, тебе китайцы ближе, чем я».

На последнее рождество я подарил ей инвалидное кресло на колесах, чтобы она могла передвигаться в нем по Белому дому в дни с сильным притяжением. Я поинтересовался, почему она не пользуется креслом. «Мне ужасно грустно видеть, как ты ползаешь по земле».

«Но ведь я — Земляной орех, — сказала она. — А Земляным орехам не пристало отрываться от земли. Они и славятся-то низостью своего положения. Дешевле дешевого, ниже самого низкого!»

Мне казалось делом принципиальным не разрешать менять выданные правительством новые имена. На столь раннем этапе это могло погубить все мероприятие. Наверное, все же не стоило мне быть таким буквоедом. Ведь разрешены же сегодня любые замены и на Острове смерти, и в остальных местах. И это не принесло никакого вреда. Но с Софи я обошелся жестоко. «Ты, конечно, хочешь быть Софи Орел или Софи Бриллиант», — сказал я.