Фантомас и пустой гроб - Страница 17
— Да, я слышал эту печальную новость, — вставил Жюв. — Но чем вам могу помочь я?
Задавая тот вопрос, полицейский действительно испытывал искреннее желание прийти на помощь доктору Дропу. Тот помолчал несколько секунд, как бы собираясь с духом, и продолжал:
— Я только что сказал, что моя семейная жизнь началась с унижения… Я поясню, о чем идет речь. У моей будущей жены, когда она была еще совсем молодой девушкой, был любовник. И она была беременна. Только по этой причине меня и приняли в качестве претендента на ее руку. Я был тогда в таком положении, что пошел на это… И я был действительно влюблен! Но моих чувств хватило не надолго… Некоторое время спустя Амели произвела на свет ребенка мужского пола. Его назвали Юбером. И с тех пор его пребывание в доме стало для меня постоянным упреком, постоянным напоминанием о совершенной мной низости.
У меня не было неприязни к ни в чем не повинному ребенку. И по мере того как он рос, я стал испытывать к нему все большую привязанность. А потом случилось несчастье, о котором вы, возможно, слышали. Мы вместе с Юбером попали в железнодорожную катастрофу… И ребенок исчез. Увы, у меня нет сомнения, что он погиб и оказался в числе тех несчастных, тела которых были так искалечены, что их не удалось опознать… Вы можете себе представить, месье, какие я испытал страдания, боль и отчаяние!
Но как мне вам описать, господин Жюв, во что превратилась после этого моя семейная жизнь! Как описать горе несчастной матери? Я ожидал с ее стороны встретить град упреков, гнев, далее ненависть. Вместо этого она впала в глубокую прострацию… Я старался проявлять максимальный такт и внимание. И она, какое-то время спустя, тоже стала выражать мне свою симпатию и сочувствие, но эти знаки нежности с ее стороны были мне особенно мучительны… я потом объясню почему…
А потом у нее произошла вспышка ревности, в ней родилась настоящая ненависть к тому, кто был ее мужем. Она выдвигала против меня такие обвинения, которые просто не укладывались у меня в голове. И в один прекрасный день она обвинила меня в исчезновении ее ребенка… Правда, она не дошла до того, чтобы обвинить меня в убийстве. Но всячески давала мне понять, что считает меня виновным в случившемся несчастье. Причем обвинения были столь же категоричными, сколь и неопределенными, так что я был лишен возможности оправдаться… И вот восемь дней тому назад это закончилось тем, что она потребовала развода… Между нами произошло бурное объяснение, в ходе которого она заявила, что у меня есть любовница… И бросила мне в лицо то, что долго оставалось недосказанным: «Это вы, — крикнула она мне, — убили моего ребенка!»
Это чудовищное обвинение заставило меня еще раз обдумать все обстоятельства исчезновения Юбера. И прийти к выводу, что в них, действительно, не все ясно. Начать с того, что среди жертв катастрофы все-таки не было найдено трупа, который мог бы быть опознан как труп Юбера. И у меня возникли сомнения, действительно ли мальчик погиб, или, может быть, остался жив и сейчас находится где-то, в неизвестном мне месте… И если такая возможность существует, господин Жюв, надо сделать все возможное и невозможное, чтобы его разыскать и вернуть матери… Вот об этом я и хотел с вами поговорить.
— Вы можете рассчитывать на меня, — просто ответил Жюв. И, подумав, добавил: — В случае необходимости, готовы ли вы, вы лично, продолжить с вашей женой совместную жизнь, которую она в настоящий момент хочет разорвать?
Доктор ответил без колебаний:
— Безусловно готов! Хотя, к сожалению, между нами уже не может быть тех отношений, которые составляют главную прелесть семейной жизни… Я уже не могу любить Амели всем сердцем, всей душой, потому что и мое сердце, и моя душа отныне и навеки принадлежат… принадлежат другому существу…
Жюв с удивлением увидел, что хирург, до сих пор сохранявший полное самообладание, вдруг задрожал и его лицо исказилось сильнейшим волнением. Полицейский понял, что его собеседник целиком сосредоточен на одном чувстве, одном переживании. Что это было за чувство? Было видно, что Поль Дроп колеблется, что уже готов открыть Жюву свою тайну до конца. Но в последний момент он вдруг передумал и снова скрылся за маской невозмутимости.
— Я очень надеюсь на вас, господин Жюв, — сказал он уже обычным тоном. — Постарайтесь узнать, жив ли ребенок моей жены, и, если да, разыщите его…
…На следующий день, примерно в тот же час, Жюв, не торопясь, шел по улице, направляясь к острову Сите. Перейдя мост Сен-Мишель, он свернул в сторону Дворца правосудия. Внутри этого обширного здания он ориентировался, как у себя дома, и несколько минут спустя уже входил в приемную председателя суда Перрона, где служитель Доминик занимался тем, что сортировал бумаги. Передав ему свою визитную карточку, Жюв сказал:
— Благоволите сообщить господину председателю, что я в его распоряжении.
Про себя же он подумал: «Поистине, есть святой — покровитель полицейских! Мне как раз надо было поговорить с этим сановником, — и вот он сам пригласил меня для беседы…» Жюв знал, что именно судья Перрон занимался предварительным рассмотрением дела о разводе супругов Дроп. А как раз накануне вечером он обнаружил среди своей корреспонденции письмо, в котором судья просил его зайти к нему по делу чрезвычайной важности. Это было как нельзя более кстати, так как комиссар, начав заниматься делом Поля Дропа и его жены, не хотел задавать судье Перрону прямых вопросов на эту тему.
Свой разговор с комиссаром Себастьян Перрон начал с извинений:
— В сущности, по правилам, я должен был бы пригласить вас не сюда, а к себе домой, ибо я сейчас обращаюсь к вам не как должностное, а как частное лицо…
Жюв поклонился и, придав лицу выражение профессиональной невозмутимости, сказал:
— Я в вашем полном распоряжении, господин председатель.
— История, которую я вам расскажу, — продолжал сановник, — в наше время может показаться слишком литературной и романтической, но прошу вас поверить, что она истинна с начала до конца… Жил в провинции один чиновник, который познакомился с девушкой и стал ее любовником. Обстоятельства разлучили, их на некоторое время, а когда он увидел ее вновь, то узнал, что, во-первых, его подруга беременна в результате их связи, а во-вторых, собирается выйти замуж за другого. И действительно, вскоре она стала женой медика, в то время никому не известного, но которому предстояло стать знаменитым хирургом. У нее родился сын, которого все считали плодом законной любви двух супругов. Но чиновник знал, что истинным отцом ребенка является он, и страдал в глубине души… В один прекрасный день ему неожиданно представилась возможность завладеть ребенком, который был его сыном…
— Что вы подразумеваете под словом «завладеть»? — спросил Жюв, с невозмутимым выражением лица слушавший рассказ.
— Я хочу сказать, что чиновник, о котором идет речь, воспользовался неожиданными обстоятельствами… скажем, железнодорожным крушением… и физически завладел ребенком, решив сохранить его вдали от недостойной, как он считал, матери и мнимого отца…
— Это сделали вы, сударь? — спросил Жюв.
— Это сделал я, — ответил судья Перрон дрогнувшим голосом.
Он побледнел, понимая, что сознался в поступке не только предосудительном в моральном отношении, но и наказуемом по закону. Что касается Жюва, то, хотя он и сохранял внешнюю невозмутимость, но был поражен тем, что драматическая история супругов Дроп совершенно неожиданно раскрылась перед ним с противоположной стороны.
— Что вы сделали с ребенком? — спросил он.
— Я поместил его к добрым людям, чете фермеров в окрестностях Лизье, и был счастлив, пока… пока…
— Что с вами, сударь?
— Я не могу продолжать… я плачу… так как два дня назад мне сообщили, что ребенок исчез… утонул… может быть, его убили…
Жюв почувствовал жалость к сидевшему перед ним человеку. Он расспросил его обо всех подробностях, которые могли помочь, в расследовании дола, сложность и, запутанность которого постепенно открывалась перед знаменитым детективом.