Фантом для Фрэн (СИ) - Страница 1
========== Глава 1 ==========
“У меня все хорошо, мама. Вчера вечером Дон водил меня в синематограф, картина называлась…” - Фрэн нахмурилась, вспоминая, и ее рука замерла над столом; с пера тут же сорвалась капля, расцветшая черной снежинкой на дешевой бумаге.
- Дьявол, - выругалась молодая женщина, осознавая, какие чувства у матери вызовет такое письмо.
Матери неинтересен будет пересказ “страшной” картины, из тех, которые так любил Дон; мама вообще не любит “язычество”, а особенное отвращение вызовет такая “дешевая профанация”, как приключения восставшей мумии. Фрэн, в отличие от Дональда, знала, отчего эта тема стала в последние годы так популярна. Все просто влюбились в Древний Египет несколько лет назад, после того, как в газетах напечатали об открытии нетронутой гробницы этого молодого египетского царя… Тутанхамона… и о том, как всех, кто ее открыл, постигло проклятие.
Фрэн и саму приятно волновали такие истории – приятно переживать ужасы, к которым ты не имеешь отношения, как она для себя открыла. Но она почему-то с некоторого времени почувствовала, что Древний Египет имеет к ней отношение. Об этом девушка не говорила ни бедной матери, ни тем более Дональду.
Она скомкала испорченный лист и отправила его в корзину, потом вытащила другой и начала письмо заново, решив ни словом не упоминать о том, как прошло ее свидание с Доном. Но на середине второй фразы Фрэн передумала. Миссис Грегг очень беспокоили ее свидания с Доном. Она считала, что пора бы дочери выйти замуж - особенно теперь, когда подрастают брат и сестра. То, что у Фрэн с Дональдом оказалось мало общего – и с течением времени этого общего становилось все меньше и меньше – было далеко не так важно. “Это твой долг, Фрэнсис, - буквально услышала молодая женщина слова матери, прикрыв глаза. – Подумай, как мы будем жить, когда твоя сестра пойдет в школу… И не забывай, что Честеру требуется постоянное лечение, а средства, оставленные нам твоим отцом, тают с каждым днем”.
Отец погиб на войне*.
Поэтому Фрэн должна выйти за Дональда – ради денег?..
Молодая женщина увидела, что посадила вторую кляксу, и мысленно прокляла небо. И если бы Дональд спешил звать ее замуж!.. Он, правда, вел себя с ней как джентльмен, но их отношения становились с каждым днем все холоднее. Фрэн и сама понимала, что на ее зарплату машинистки ее семье не прожить, но…
- Будь что будет. Надоело, - буркнула она и, сжав губы, закончила письмо Джейн Грегг несколькими сухими фразами, не отражавшими никакого чувства, кроме усталости.
Фрэнсис Грегг уже давно никто не понимал и не понял бы – потому что, однажды рассказав матери о том, что с ней происходит, девушка наткнулась на полное непонимание и испуг. Миссис Грегг была католичкой, и поэтому тут же заставила дочь прочесть молитву об исцелении; но, кроме того, она была образованной женщиной, и, не откладывая, повела Фрэн к врачу.
Доктор выслушал девушку, не перебивая; потом выслал ее из кабинета и долго говорил наедине с ее матерью. Семнадцатилетней Фрэн не было нужды подслушивать, чтобы понять, что врач считает ее сумасшедшей.
Когда миссис Грегг покинула кабинет, она ни словом не обмолвилась дочери о том, какой диагноз поставил ей врач; мать вымученно улыбнулась Фрэн и взяла ее за руку, как маленькую. По дороге домой она неловко попыталась разговорить Фрэн, и Фрэн ей отвечала. Обе понимали, что думают вовсе не о том, о чем говорят.
Дома мама окружила дочь повышенной заботой, но вскоре поняла, что Фрэн от этого только хуже. Девушка и сама начала казаться себе неизлечимой опасной сумасшедшей.
Тогда мама оставила ее в покое и положилась на Бога. Фрэн надеялась, что миссис Грегг в конце концов поверила в ее выздоровление… или улучшение. Потому что – или средств от ее болезни не существовало, или они были Греггам не по карману. Греггам, младший из которых уже был болен…
Фрэн свернула законченное письмо, положила его в конверт и запечатала. Она отправит его завтра, когда пойдет на службу.
Девушка отправилась в ванную комнату; только в коридоре она вспомнила о том, что хозяева спят и нужно приглушать шаги. Фрэн снова сочно выругалась про себя. Мать бы ее не одобрила. С каждым днем Фрэн становилась все меньше и меньше похожа на то, чем миссис Грегг хотела бы ее видеть.
Фрэн умылась, почистила зубы, а потом, решившись, забралась в хозяйскую ванну. Было очень поздно и шум воды мог разбудить всех, но Фрэн терпеть не могла ложиться спать немытой.
Ей повезло – хозяева спали крепко.
Отжав над ванной намокшие каштановые волосы – узел начал распускаться – девушка облачилась в ночную рубашку и вернулась в свою комнату. Она села на стул перед туалетным столиком, и в зеркале отразилась усталая молодая женщина лет двадцати семи.
Двадцати пяти, прошептала Фрэн, правда, уже почти двадцати шести. Она грустно усмехнулась. Под глазами обозначились круги, делавшие ее старше. Фрэн была хороша собой – большие голубые глаза, густые каштановые волосы, которые даже немного вились, как у матери. Но с кавалерами ей не везло. Как видно, ей чего-то не хватало для любви.
А может, чего-то не хватало им.
Фрэн закончила расчесывать волосы и со стуком бросила щетку на туалетный столик. Сжала губы, снова запоздало вспомнив о том, что все спят. То, что было у нее внутри, слишком часто стало преобладать над тем, что снаружи…
Девушка задула свечу, оставленную на письменном столе, и легла в постель, закрыв глаза. Она вдруг подумала, что сегодня ее опять настигнет то же самое – то самое, неизлечимое. Еще эта египетская картина, будь она проклята…
Фрэнсис Эдна Грегг стояла посреди залитого солнцем двора – очень странного двора. Ее со всех сторон окружали высоченные светлые стены, земля под ногами была вымощена каменными плитами, а прямо перед ней стоял высокий загорелый бритоголовый мужчина в белой распашной одежде. Мужчина был почти обнаженный, на взгляд Фрэнсис Грегг – но сама она была совершенно голая!..
Конечно, разве можно считать одеждой эту тряпочку вокруг бедер!
Но Фрэнсис Грегг почему-то не стыдилась ни этого человека, ни себя. Наоборот, она качнула бедрами, переступила с одной босой ноги на другую и улыбнулась, опустив ресницы. Мужчина улыбнулся в ответ и оглядел ее с ног до головы. Это был красивый человек – мускулистый, с большими черными глазами и безукоризненно правильными чертами лица.
- Я возьму ее, - сказал он, но не Фрэн, а кому-то позади нее. Фрэн резко обернулась и увидела другого мужчину, совсем не такого красивого: низенького, в чепце, как у младенца, и с заметным животом, нависавшим над набедренной повязкой. Мужчина низко, подобострастно поклонился тому, кто оценивал Фрэн. Он был счастлив, что ее “берут”.
- Пойдем со мной сейчас, - произнес ее покупатель.
Фрэн низко поклонилась, воздев руки, ощутив колыхание своих смуглых грудей; ее черные волосы коснулись щек. Не оборачиваясь на своего отца, она отправилась следом за своим господином. Откуда-то она знала, что человек, оставшийся позади - ее отец, а человек, идущий впереди – ее господин. Как откуда-то знала и язык, на котором они разговаривали, хотя это был не английский. Она стала домашней рабыней у этого важно выступавшего древнего египтянина, и такое положение было верхом ее мечтаний…
Фрэн открыла глаза, как будто ее толкнули снизу. Сердце часто колотилось в груди, сорочка вымокла от пота. А ведь это было еще достаточно “невинное” видение.
Ей снились вещи и похуже – ее мама умерла бы от ужаса, если бы узнала, что снится ее незамужней дочери. И не только эротические сны. Еще и другое – вещи намного страшнее тех, что показывали в глупых картинах Дональда…
Фрэн с некоторых пор поняла, что от этого не излечиться – и постепенно это стало занимать все большее место в ее жизни.
Она села в постели и посмотрела сначала в окно, потом на часы. Было пять утра; вставать ей только через два часа. Фрэн легла снова и попыталась заснуть, но не смогла. Такие сны всегда не только пугали, но и слишком возбуждали; ее сморил сон только за полчаса до подъема.