Фантом - Страница 24

События последних суток настолько измотали меня эмоционально и физически, что я, приехав домой, проспал несколько часов, не среагировав на даже телефонные звонки, и лишь верный друг будильник заставил меня подскочить на постели.

Был понедельник, шесть утра. Надо было собираться на работу.

Улица как будто окунулась в раннюю осень: было ветрено и прохладно. Озябшее солнце блистало соломенными лучами. Самолетами и бабочками летели первые коричневатые, немного скукоженные, листочки.

Я жалел, что вчера сонным не смог подняться, чтобы ответить на звонок. Вероятно, звонила Наташа, и это сейчас меня волновало.

Весь день, сваривая детали в дымном цехе, я размышлял, и в голове моей проносились подробности рассказа Романа Тайна…

В конце смены, освеженный душем, переодетый, я в толпе рабочих прошел вахту и поспешил к ближайшему телефону – автомату с намерением позвонить Наташе. Как назло, за стеклом будки уже стоял рабочий. Нервно постучав двухкопеечной монеткой по стеклу, я отошел и тут же был окликнут Никодимычем.

Седоголовый и приземистый, он подходил важно, как и подобает олимпийскому богу и предложил по пивку. Я отказался.

Тогда он, подправив пышные усы, сказал:

- Тогда пойдем присядем. Есть разговор.

Мы сели в небольшом скверике у фонтана, недалеко от завода. Гуляли голуби.

Никодимыч спокойно открыл сумку и, достав книгу, завернутую в обложку из газеты, протянул мне.

Я открыл книгу и увидел название. Это был редкий сборник Вениамина Каверина «Мастера и подмастерья» изданный артелью писателей «Круг» в 1923 году. Да ведь это издание, подаренное моему отцу Данчевым! Вот почему его не было на полке!

- Почитать брали? - спросил я.

- Нее, - протянул седоусый толстяк. – Твой батя мне дал. Просил, вдруг что с ним случится, передать тебе эту книженцию, но не раньше, чем пройдет двадцать дней... Вот я, значит, и отдаю.

- Вот так неожиданность! - говорю я. – Получается, он предчувствовал, что с ним что-то случится?

Никодимыч поднял вверх пушистые седые брови.

- Да он вообще странноватым был в последнее время… Действительно, как будто чувствовал…. Наверное, потому и попросил. Но, странное распоряжение…. Зачем эту книгу нужно тебе передавать через двадцать дней? Что в ней такого? Ну, он просил – я исполнил.

Никодимыч кашлянул, извлек из котомки початую бутылку и складной пластмассовый стакан.

- Ну, что помянем...

После того, как я кивнул, не желая огорчать печального олимпийца, тут же, волшебным образом, этот бог с пшеничными усами, извлек из недр металлического судка два кусочка хлеба с салом.

Мы жевали хлеб с салом и смотрели, как голуби поклевывают крошки.

Никодимыч говорил, причмокивая:

- Я тут рассказики некоторые из книжки прочитал. Надо сказать – удивительные рассказики. Непривычные. Помню один - «Столяры» называется. Про то, как столяр сына себе из дерева соорудил, а потом какой-то колдун в это деревянное чучело мозг вставил. Занимательная сказка! У меня дед тоже столяром был. Так он все сына, то есть моего отца, пытался к делу приучить! А все не выходило. Отец –то мой в город подался, на завод, значит. Работал токарем, и я потом пошел к нему учеником. Вот значит, как оно в жизни – то бывает. А твой отец все истории необычные, сказочные собирал. «Готика» - говорил… Да еще на юг в последнее время начал ездить…

- На юг? – спросил я удивленно. – А я ничего не знал.

- Так он у меня деньги одалживал. Говорит, поеду на пару деньков, дела кой-какие надо уладить. А потом отдал…

Никодимыч еще долго рассуждал в общем, а толком - ни о чем, поэтому я, воспользовавшись первой же паузой, поблагодарив седоусого бога, пошел домой, раздумывая по пути над новыми загадками.

Дома, немного отдохнув, собрался было звонить Наташе, но потом все же вновь взял книгу Каверина и пролистал ее. Почему отец отдал ее Никодимычу с просьбой передать мне? Что это – одна из его странностей, которых у него было достаточно? Или он чего – то, или кого-то опасался? Кого? Лягушина и его подручных? Романа Тайна? Но что в этой книге такого необычного?

Я еще раз пролистал сборник Каверина. Ничего особенного. Книга как книга, правда, редкая, а потому ценная. Закладка заложена на предпоследнем рассказе «Пурпурный палимпсест». А я ведь так и не прочел эту книгу! Что за странное название?

Я углубился в рассказ. Вот оно в чем дело. Палимпсест — так в древности и в раннем средневековье называли рукопись, написанная на пергаменте по смытому или счищенному первичному тексту. Иногда бывает, что сквозь новый текст палимпсеста проступает прежний текст. В рассказе чувствовалась своеобразная неуловимая философия, скользящая между строк мудрость, так называемое «двойное дно». Такие произведения не прочитываются сразу, бегло и с налету, а требуют возвращения, второй пристальной читки. Только так, слоем за слоем, можно добраться до истины, вскрыть скорлупу твердого ореха, чтобы добраться до золотого ядра.

В ночном лесу сталкиваются две повозки — ученого Вурста (мечтающего о переплетном деле) и переплетчика Кранцера (мечтающего о научной деятельности). Пока ругающиеся кучера ремонтировали поломки, пассажиры разговорились. А затем в темноте перепутали повозки и поэтому умчались туда, откуда ехали. Мало обратили внимания лишь на то, что в свете луны мелькнула чья-то тень и «чей-то плащ, как крылья, закружился в воздухе».

По ходу дальнейших событий можно догадаться, что это волшебник Гаусс и его колдовство помогло героям поменяться местами в жизни.

Вурст стал с удовольствием заниматься переплетным делом, а Кранцер поселился в каморке ученого. В дальнейшем Гаусс является к Вурсту и просит произвести перевод редкого пергамента — палимпсеста, у которого под новым текстом, есть и старая запись, раскрывающая тайну того, что случилось когда-то в древности на Востоке…

Закончив читать, я откинулся на валик дивана.

Ну и что? Что это дает? Рассказ, конечно, очень интересный, но он ничего не подсказал… Хотя… отец любил разбрасывать разные загадки. Палимпсест – это новая оболочка, но имеющая под собою нечто другое, тайное, первозданное, скрытое.

Я осмотрел внимательно книгу. Эта странная газетная обложка. Так обычно делают, чтобы не испортить оригинальную обложку. Ну, да. Отец давал книгу в руки токарю Никодимычу, книга редкая, он боялся, чтобы тот не испачкал ее, вот и завернул.

Но, сейчас - то она уже не нужна! Я решительно снял обложку. Вот он – оригинальный рисунок обложки художника Г.Васильева, созданный художником в далеком 1923 году!

Я осмотрел ненужную теперь газетную обложку, на ощупь – достаточно плотную. Развернул ее. Здесь было несколько маленьких листов, исписанных мелким почерком. Вот оно – окончание послания отца!

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. ОКОНЧАНИЕ ИСПОВЕДИ ОТЦА

Я давно размышлял о том, как выполнить обещание, данное Щедрову в лагере. Напомню, что во время нашего лесного похода, он просил меня найти его рукописи, спрятанные в городе Еловске, на монастырском кладбище. Но я все откладывал поездку, дожидаясь более благоприятных времен и удобного случая. И эти времена наступили.

Либерализация, «оттепель» в стране, вернули народу тысячи имен, несправедливо втоптанных в грязь.

Сначала о Щедрове написали в «Правде», как о видном ученом и литераторе.

Затем вышла монография, принадлежавшая перу Сергея Вишневского, тоже бывшего политзаключенного. Имя Щедрова появилось даже в вузовских учебниках. И я решил, что лучшего времени для исполнения задуманного плана мне не найти.

Отпуск мне дали на заводе лишь осенью.

Стояло «индейское лето» … Было необыкновенно тепло и солнечно, видно было даже, как на кустиках дрожала паутинка. Но листья уже плавно опадали с деревьев и шелестели под ногами, когда я отправился в путь.

До Еловска нужно было добираться сутки.