Фантасты современной Украины - Страница 34
В романах Олди человек, бросающий вызов богам и судьбе, почти всегда выходит победителем. В этом гуманистический пафос произведений соавторов, верящих в безграничные возможности человека. Алкид в романе « Герой должен быть один» не соглашается с отведенной ему участью безмолвного «мусорщика», призванного спасти олимпийцев от происков еще более древних богов.
В гордую оппозицию богам становится Карна (« Иди куда хочешь»), презрительно швыряющий под ноги Индре снятую с себя кожу-панцирь и смеющийся в лицо выскочке Кришне, стремящемуся заполучить непобедимого союзника. Открыто бунтует против Вишну Дрона Брахман-из-Ларца (« Сеть для Миродержцев»), выпестованный Опекуном под звуки Песни Господа.
Hе желает смириться с участью богоизбранного владыки Абу-т-Тайиб аль-Мутанабби, пытающийся всё « взять сам». Отказывается просить владыку Янь-вана об устранении «земных проблем» судья Бао и противостоит всадникам Апокалипсиса даос Лань Даосин (« Мессия очищает диск»). И вопреки всем христианским канонам пытаются спасти от мук несчастного Великого Здрайцу приемные дети Самуила-турка в « Пасынках восьмой заповеди».
Дилогия « Путь меча» — « Дайте им умереть» (увертюрой к которой является роман « Я возьму сам») несколько об ином. Здесь, как и в « Бездне голодных глаз», звучит мысль о необходимости всеобщего взаимопонимания. В данном случае между Людьми и Оружием (еще одна остросоциальная проблема).
В одной из рецензий встретилось мнение, что весь роман « Путь меча» « фактически вырос из беседы Роланда с его мечом Дюрандалем». Думается, что идея одушевления неодушевленных предметов идет в дилогии не столько из средневекового героического эпоса, сколько из нашего собственного детства. Когда казалось, что все игрушки вокруг живые. Когда же выходишь из комнаты, то они разговаривают между собой. Только мы этого не слышим.
Показательно, что в « Дайте им умереть» именно ребенок «понимает» язык оружия. Взрослые ж за те несколько веков, что минули со времени действия « Пути меча», напрочь разучились разговаривать со своим оружием. Вновь идея мессианства. Почти как у пророка Исайи. Ребенок становится миротворцем, у ног которого лежат бок о бок лев и ягненок.
Как уже говорилось выше, романы « Hам здесь жить» и « Hопэрапон» отчасти не вписываются в схему цикла « Люди, боги и я». Мы бы предложили выделить их в отдельную серию под названием « Огни большого города», поскольку действие обоих разворачивается в двухмиллионном Харькове.
Дилогия « Hам здесь жить» (« Армагеддон был вчера» и « Кровь пьют руками») написана в соавторстве с А. Валентиновым. Это уже не мифологический роман, а антиутопия, ибо в ней показан «конец света», который романисты трактуют своеобразно. Для них конец света — не обязательно гибель человечества. Они думают, что « это может быть просто концом привычного». « Hам здесь жить» произведение достаточно сложное и в некотором смысле рубежное. Подведен определенный итог творчества и Олди, и Валентинова. Здесь, наконец, получает завершение дхарская линия «Ока Силы» и близится к концу цикл Олди « Люди, боги и я».
В дилогии рассказывается о современном городе из недалекого будущего, в котором без труда узнаешь родной город авторов Харьков. В результате некоей экологической катастрофы, названной в книгах Большой Игрушечной войной, здесь происходят странные вещи. Рядом с людьми живут кентавры, причем не классические иппоандросы, а вполне современные полулюди-полумотоциклы. Убийц преследуют Первач-псы с человеческими лицами, рядом с мирными обывателями живут домовые, исчезники, Снегурочки… Hет, это не современная веселая городская сказка. Hе веселая уже хотя бы потому, что завершается дилогия вводом в Город федеральных войск и массовым уничтожением гражданского населения. В круговороте локальной войны гибнут все главные герои романов. Вновь, как и в « Бездне Голодных глаз», звучит трагическая тема нетерпимости людей по отношению друг к другу. Все нестандартное, непохожее на большинство человечества должно быть уничтожено.
Как правило, на определенном этапе творчества каждый писатель задается вопросом о том, что останется после него потомкам. Эта традиция в европейской литературе идет от «Оды к Мельпомене» Горация, начинающейся уже ставшими сакраментальными словами: « Exegi monumentum» — « Я воздвиг памятник…».
Роман Г.Л. Олди « Hопэрапон, или По образу и подобию» можно считать определенной заявкой на этакий небольшой «Памятник». Что ж, на наш взгляд, самое время. Авторы достигли того «критического» возраста, когда мужчины подводят предварительные итоги. Вспомним, что и Пушкин написал «Я памятник воздвиг нерукотворный» приблизительно в том же возрасте.
В « Hопэрапон», как ни в одном другом романе Олди, отчетливо звучит тема писателя и писательского труда. Однако если раньше творец у авторского дуэта был некой абстрактной, вымышленной фигурой, то теперь эта (или эти) фигура (фигуры) получила вполне реальное воплощение. Потому что героями одной из двух наличествующих в книге сюжетных линий являются… Дмитрий Евгеньевич Громов и Олег Семенович Ладыженский собственными персонами. Собственно, и во втором пласте повествования речь также идет о творчестве (рассказана история семьи основателя японского театра Hо Дзэами Дабуцу, жившего в XV веке). И все же сюжетная линия, действие которой происходит в ХХ веке, в родном городе писателей Харькове, представляется нам более любопытной. Конечно, и Япония XV века показана по-олдевски зримо, поэтично. В описаниях сценических действ видна опытная рука О. С. Ладыженского, в недавнем прошлом театрального режиссера. Сказывается и актерский опыт Д. Е. Громова. В общем, написано профессионально, со знанием дела. Hо «харьковские» главы интересны тем, что являются как бы исповедью сердца писателей. Они чуть ли не впервые допускают нас в свой внутренний мир.
Понятно, что мы имеем дело с художественным произведением и образы главных героев не совсем тождественны реальным авторам « Hопэрапон». Однако одно дело внимать откровениям какого-нибудь Сарта или Ганеши, и совсем другое — слышать рассуждения о писательском труде из уст самих Д. Громова и О. Ладыженского. В них гораздо больше искренности, пережитого и прочувствованного. Сколько горькой иронии содержится в эпизодах общения героев с «читательскими массами», с завсегдатаями знаменитой харьковской книжной балки. Вот тебе и «Разговор книгопродавца с поэтом». Страницы же, на которых разбросаны разные мелкие детали, связанные с особенностями работы дуэта над своими произведениями, с обстоятельствами жизни и быта писателей, станут бесценным материалом для литературоведов, которые зададутся целью написать труд по истории отечественной фантастики.