Фантастика восьмидесятых - причины кризиса - Страница 11

Кроме того, отмечу, что выпуск корчагина и де-спиллера никак не отвечает интересам советской книготорговой мафии.

Тогда, быть может, оддадим предпочтение другому варианту того же ответа? Все-таки мафия, но не книготорговая, а чисто издательская. Люди, связанные если не родством и круговой порукой, то знакомствами, личными отношениями, привелегиями. Замкнутый круг, благополучие членов которого зависит почти исключительно от того, что он замкнут, и создана монополия. Жесткая, не брезгующая никакими средствами борьба с теми, кто оказался за пределами круга своих, "не захотел или не смог войти в эту элиту, или не знал, что она существует."

Тогда очевидны причины застоя: издательская мафия заинтересована исключительно в выпуске книг своих авторов, а стрела аримана обеспечивает отсутствие среди таковых людей сколько-нибудь талантливых.

Мафия, безусловно, существует. Однако, она лишь вершина айсберга, выражаясь словами Л. Соболева - лишь накипь, пена на поверхности бака с грязным бельем.

В пеpиод застоя в каждом институте, в каждой отрасли науки и культуры, в каждом направлении искусства складывался тип взаимоотношений, подобный описанному. При всей распространенности явления, любая конкретная "мафия своих" обладала лишь локальным влиянием, и борьба с ней имела шансы на успех.

Против "молодогвардейцев" сложилась сейчас довольно мощная оппозиция. В нее входят почти все "фэны", многие писатели-фантасты, такие известные, как А. И. Б. Стругацкие, К. Булычев, В. Михайлов, редакторы (например, В. Гаков), некоторые критики. Однако, результата не видно.

Александр Казанцев получает "Аэлиту" "за вклад в фантастику". А Дмитрий Биленкин умирает, не получив никакой премии. А Виктор Жилин умирает, не увидев ни одного своего значительного произведения напечатанным.

А Владимир Михайлов уходит с поста журнала "Даугава", журнала, тираж которого он увеличил во много раз. В стране идет перестройка...

Итак, приходится признать, что издательская мафия - явление по крайней мере не случайное, и несколькими десятками фамилий лица, заинтересованные в ее существовании, не исчерпываются.

Тем самым, мы завершили первый круг анализа и вновь вернулись к исходному фундаментальному вопросу. Ответы, лежащие на поверхности, оказались или совсем неудовлетворительными, или неполными.

Попробуем подойти к проблеме с другого конца.

Глава 2.

В одной из предыдущих работ я опредилил фантастику, как создание абстрактных моделей действительности, связь которых с реальным миром осуществляется лишь косвенно - через исследуемую проблему. Но любые модели будущего, даже близкого, неизбежно абстактны, поскольку мы знаем, (или думаем, что знаем) лишь тенденции развития, но не точные законы. Соответственно, связка "настоящее-будущее" нашего мира познается почти исключительно фантастикой, в то время как связка "прошлое-настоящее" находится в ведении классической литературы.

Хотелось бы быть правильно понятым: любое литературное произведение, независимо от того происходит ли его действие в античной греции, на фронтах первой мировой войны или в фотонном звездолете конца III тысячелетия, исследует прежде всего современность. (Исключение составляет, пожалуй, только поздний Лем.) Но можно изучать настоящее в его связи с прошлым, а можно искать в сегодняшнем дне черты грядущего. Оба эти подхода необходимы, и литературное осмысление мира возможно лишь при их диалектическом взаимодействии. Вот почему люди, противопоставляющие классику фантастике, не только демонстрируют безграмотность (фантастами были Гете, Гофман, Маркес, в широком смысле - и Руставели, и Гомер), но и по сути призывают уничтожить культуру, расчленив единый литературный процесс.

Если сравнивать литературу с магическим зеркалом, в котором общество видит себя, то фантастика и реализм - два мира по ту, и по эту сорону зеркала. Уничтожте один, разбейте зеркало, и второй тоже сразу исчезнет.

Обе ветви литературного познания существуют независимо друг от друга, питают друг друга, непрерывно переходят друг в друга (поскольку абстракность модели есть величина количественноя), однако, характер их взаимодействия зависит от конкретных исторических условий.

Рассуждая логически, в обществе, завершающем какой-то значительный этап своего развития, должно преобладать стремление к осмыслению достигнутого и господствовать классическая литература. В обществе же, находящемся на переломе своей истории, особое значение приобретает познание сладких и страшных искушений будущего; тенденция к осмыслению мира сменяется тенденцией к его изменению, и интерес к фантастике, предлагающей и анализирующей самые разные варианты этого изменения, неизмеримо усиливается. Реализм классика начинает казаться скучным и устаревшим, и он действительно будет таковым, пока маятник не качнется в обратную сторону. А тогда в свою очередь фантастика станет восприниматься как наивное и неглубокое развлекательное чтение.

Данная идеальная схема имела бы место, если бы литература развивалась совершенно свободно, и борьба школ никак не затрагивала бы интересы правящих кругов. Но для этого как минимум необходимо отсутствие упомянутых кругов. В реальном обществе все иначе.

Помните "Сказку о мертвой царевне и семи богатырях"?

Да всю правду доложи:

Я ль на свете всех милее..."

Разве царица желала узнать всю правду? Она сразу разбила зеркальце, лишь услышав:

"Ты прекрасна, слова нет,

Но царевна все ж милее..."

У нас нет основания считать, что общество - во всяком случае те, кто выступает от его имени, отнесется к своему магическому зеркалу лучше.

Здесь мы коснулись весьма деликатной темы взаимоотношения искусства и власти, художника и системы управления. Насколько я могу судить, они всегда антагонистичны.

Правящая группа должна подчинить социум своим интересам. Как правило, эти интересы не совпадают с устремлениями большинства. Противоречие можно снять силой, принудив людей выполнять приказы, но при этом быстро нарастает внутренняя напряженность. Опыт истории показал, что на штыках долго не удержишься.

Есть, однако, другой путь: убедить народ в том, что его цели совпадают с желаниями руководства., Подменив в сознании людей реальные общественные отношения выдуманными, идеальными. В рамках такой системы каждый человек считает себя полностью свободным, и опасные противоречия не возникают. Однако, подлинная свобода выбора определяется информированностью граждан, которая в данной социальной модели стремится к нулю. Общество настолько опутано последовательным, продуманным, многоуровневым обманом, что едва ли даже сами сотрудники аппарата управления понимают, какова же ситуация в действительности. Тем более, что гораздо приятнее верить собственной пропаганде.

"Правду... Я сам себе не говорил правду уже столько лет, что забыл, какая она..."

Общество уподобляется человеку, сознание которого спит. Функция искусства совпадает с функцией страшного сна: разбудить, во что бы то ни стало разбудить! Причем, не имеет особого значения, верит ли сам художник официальной пропаганде. Если он мастер и честный человек, то его творчество познает реальный мир, и исходные установки не способны повлиять на результаты исследования.

- "-Видите ли, - сказал Зурмансор, - статья, которую ждет от вас господин бургомистр, у вас все равно не получится. Даже если вы будете очень стараться. Существуют люди, которые автоматически, независимо от своих желаний, трансформируют по-своему любое задание, которое им дается. Вы относитесь к таким людям. (...) Собственно, я хотел вам польстить.

- В таком случае, я польщен, - сказал Виктор. - Однако, все эти разговоры к написанию пасквилей никакого отношения не имеют. Берется последняя речь господина президента и переписывается целиком, причем "враги народа" заменяются словами "так называемые мокрецы", или "пациенты кровавого доктора", или "вурдалаки из лепрозория"... Так что мой психический аппарат учавствовать в этом деле не будет.