Фантастика и новое видение мира - Страница 4

"Гиперболоид" Гарина в романе А. Толстого казался беспочвенно фантастическим, пока не были изобретены лазеры. Голография подтвердила возможность "висящих в воздухе" объемных изображений в "Тени минувшего" и "Звездных кораблях" И. Ефремова. Даже в некоторых из новелл А. Грина, писателя, далекого от научной фантастики, неожиданно обнаружились предвосхищения загадочных психофизических состояний, ныне получающих свое объяснение ("Сила непостижимого", "Таинственная пластинка"), предчувствия опасности порабощения сознания технизированным бытом, фетишизации предметного мира ("Серый автомобиль") - всего того, что выразилось в наше время в обличительной антимещанской теме "хищных вещей века".

Можно не сомневаться, что и в новейших произведениях фантастики таятся те или иные предвидения, которые когда-нибудь сбудутся, но когда и какие именно пока еще трудно сказать. Тем не менее, достоверность фантастических образов соотносится с логикой исторического развития, с перспективами науки и техники и других общественных факторов независимо от того, действительно ли окажутся прогностическими высказанные фантастом предположения.

Вернемся к Чехову.

Изумляют и поистине вещие строки, набросанные в том же черновике письма Григоровичу без малого сто лет назад, в феврале 1887 года, когда НТР в ее нынешнем понимании маячила где-то за горами времени и никого не волновали проблемы взаимодействия науки и искусства.

"Я подумал, - размышляет Чехов, - что чутье художника стоит иногда мозгов ученого, что то и другое имеют одни цели, одну природу, и что, быть может, со временем при совершенстве методов им суждено слиться вместе в гигантскую чудовищную силу, которую трудно теперь и представить себе".

Так ли это будет в действительности? Произойдет ли на пути движения к синтезу полное слияние научного и художественного познания? Сохранит ли и в условиях взаимопроникновения каждая из обеих сфер относительную или полную самостоятельность? Как бы то ни было, уловленная Чеховым тенденция становится все более ощутимой.

4

Стремительный взлет научной фантастики с середины столетия и пережитые ею метаморфозы (о них мы и будем говорить) по-своему преломляют необратимые последствия, вызванные научно-технической революцией и грандиозными социальными потрясениями, изменившими политическую карту планеты.

Литература отражает жизнь, но и жизнь по-своему отражает литературу, способную стать началом организующим - формировать интересы, настроения, вкусы, заражать вдохновляющими примерами, влиять на выбор призвания. Превращение фантастики в заметное явление современной культуры и ее воздействие на сознание - факты, с которыми нельзя не считаться.

Будущее рождается в настоящем. Сегодняшние дети и подростки встретят третье тысячелетие в расцвете творческих сил, будут жить, работать, принимать ответственные решения в совершенно новых условиях. Способность фантастики рассматривать жизненные процессы как бы сквозь волшебные стекла, убыстряющие бег времени, психологически готовит молодые поколения к восприятию грядущего мира.

Один из аспектов активной роли фантастики - ее обратное воздействие на науку, в частности на космические исследования. Началось это с романов Жюля Верна, пробудивших стремления Циолковского. Фантастика, по признанию космонавтов, вдохновляя научные искания, приблизила наступление космической эры. Писатели-фантасты подготовили своих читателей к мысли о предстоящем выходе в космос и верно наметили основные этапы проникновения в мировое пространство - от искусственных спутников до освоения Солнечной системы, предусмотрев даже некоторые экстремальные ситуации, с которыми космонавтам пришлось столкнуться на практике.

И, может быть, самое существенное - фантастика, активно воздействуя на сознание, укрупнила масштабы видения. Помогла нам почувствовать себя землянами, отвечающими за нашу планету, за весь человеческий род как феномен биологической эволюции - единственный в Солнечной системе, а может - кто знает! - и в значительной части Галактики, уникальный очаг Разума, который мы, люди, обязаны сохранить на вечные времена.

Когда-то Эдгар По записал в своих "Маргиналиях": "Бесконечность ошибки прокладывает свой путь в нашу философию, благодаря привычке человека рассматривать себя лишь как гражданина одного мира - только одной отдельной планеты - вместо того, чтобы по крайней мере хоть иногда созерцать свое положение как настоящего мирогражданина - как жильца Вселенной".

Но и сегодня многие люди чувствуют себя жильцами даже не "одной отдельной планеты", а всего лишь своего региона. Расширение средств коммуникаций, почти повсеместное распространение телевидения сближают, а не разъединяют народы. Достижения науки и техники уменьшили земной шар, сделав его всеобщим достоянием, которым никому не дано распоряжаться по своей прихоти!

Историческая неизбежность космизации мышления была чутко уловлена научной фантастикой. Едва ли не главную заслугу автора "Туманности Андромеды" можно усматривать именно в том, что он впервые приобщил (хронологически это совпало с запуском первого спутника) миллионы людей к космическому мироощущению, художественно воплотив в дерзновенной гипотезе Великого Кольца Миров давнюю мечту Циолковского: "Каждая планета, с течением времени, объединяется, устраняет все несовершенное, достигает высшего могущества и прекрасного общественного устройства... Объединяются также ближайшие группы солнц, млечные пути, эфирные острова и т. д.".

С. Снегов в романе-трилогии "Люди как боги" раскрывает не декларативно, а в действии кредо людей будущего: "Человек всему разумному и доброму во Вселенной - друг". Интернациональные идеи нашего времени возвеличены до вселенской гиперболы. Национальное (культура каждой планеты) воспринимается как частица Всеобщего. Человечество в своем движении в космосе сталкивается с иными разумными цивилизациями, отличными и по социальной структуре, и по формам мышления, и даже по биологической жизнедеятельности. Весь пафос романа направлен на то, что и в таких непредсказуемо многообразных условиях есть нечто, как говорят физики, инвариантное при всех переменах. Это, во-первых, общее стремление разума познать "природу вещей" и, во-вторых, единообразующие и всюду себя утверждающие законы нравственности. Удивительные приключения героев романа являются лишь сюжетным раскрытием этих всеобщих законов, определяющих суть замысла.