Фантастика и фэнтези польских авторов. Часть 1 (ЛП) - Страница 78
Все это появляется только лишь в виде надписей. Как второплановые, несущественные известия. Ибо — что признали почти все — теперь самым важным был мужик, который отрезал себе руки и накормил ими жителей деревушки. Прибавим, один из двух.
— Задавайте вопросы по отдельности, — отзывается усиленный микрофоном голос из-за спины миссионера. Ясное дело, по-английски. И, естественно, никто его не слушает. До времени…
Потому что сразу же после этого миссионер, которому явно осточертел весь этот балаган, поднял культи рук… и все умолкают. Действительно — застывают, словно все это была какая-то долбаная «Матрица», а не репортаж в реальном времени. Даже камера застывает — и вправду, под каким-то немного странным углом — и перестает трястись. Неожиданно делается настолько тихо, что слышится звук кондиционера.
— То, что мы сделали вместе с братом Ансельмом, это ни глупость, ни проявление слепого фанатизма, — через какое-то время говорит миссионер. Слова звучат вроде бы и по-английски, только мне кажется, что в одинаковой степени это может быть любой язык в мире. Словно одухотворенный апостол миссионер обращается на универсальном, понятном любому языке. — То было свидетельством веры и выражением преданности по отношению к Господу и Его планам. Нам были нужны слова Святого Отца, чтобы правильно понять, что имеет в виду наш Господь. Мы молились об откровении и о том, чтобы мы могли дать свидетельство. И Господь нас выслушал.
Он прерывается на мгновение и слегка поворачивается, глядя теперь прямиком в нашу камеру. Вновь он взмахивает культями.
— Вы все еще считаете нас безумцами, но сегодня ночью мне приснился Иоанн-Павел II и сказал, что не пройдет и трех дней, как я вновь обрету свои конечности. И то будет знаком от Господа для всех, которые еще не верят.
И в этот момент его конечности начинают заметно удлиняться. Вот так, сами по себе. Ведь чудо же, мать его за ногу?
Три дня. Ровно столько нужно было Иисусу, чтобы — как говорит Писание — отстроить храм тела своего. Ровно столько же миссионер из Уганды заставил ждать репортеров и людей перед телевизорами, прежде чем снова нормально помахать всем им. Впрочем, ровно столько же времени получил и я, чтобы написать свои письма. Просьбы о чуде и обещания чудес, выписки из мемуаров и сообщения, составленные для самых ближних родственников. Даже одно завещание. Всего же, семнадцать текстов, написанных, якобы, девятью абсолютно различными лицами — в том числе, понятное дело, Папой римским — в диапазоне всех восьмидесятых лет прошлого столетия.
И вот что читатель должен был из них вычитать: Люди болеют. Иногда, очень даже серьезно, а случается и так, что неизлечимо. И есть среди них такие, которые соглашаются с болезнью, смертью им всем тем дерьмом, но имеются и такие, которые — не важно, насколько грешно они жили — будут дергать Господа за штанину и требовать, курва, второго шанса. Дергать, понятное дело, это метафора, посредством усердных молитв, к тому же, возносимых не лично ими. Но, во всяком случае, не без солидной поддержки.
Так вот, мы имеем письма с просьбами — люди просят в них Папу замолвить за них словечко и помочь в организации чуда. Папа, в свою очередь, что все видели, был ужасно впечатлителен к страданиям других людей, и он отдал бы всего себя, лишь бы только помочь одному из тех братьев своих малых, о которых упоминал Христос в своих проповедях.
Ответы — это уже вторая часть писем; Папа отвечает в них, что он готов всем пожертвовать и соглашается помочь. Но тут же он замечает, что это дело исключительно между больным и Господом, так что громко говорить об этом не следует.
Но с людьми так уж случается, что им трудно соблюсти тайну, тем более, ту, что связанную с чем-то и вправду великим. Наиболее сильные ограничиваются к откровениям в дневниках и мемуарах, слабые ищут наиболее доверенных близких. Но есть и такие, которые считают, будто бы смерть освобождает их от необходимости хранить тайну. Эти исповедуются юристам и родственникам в собственных завещаниях.
Это уже третья категория препарированных мною писем — сообщения о чудесах, написанные для посторонних личностей. Рассказы о том, как Папа лично приезжал в дома тех, которые просили помощи, а потом — после прочтения молитв — закрывался в кухне и готовил для больных какие-то необычные блюда. Все они, якобы, обладали изумительным вкусом, а содержащееся в них мясо всегда было первоклассным.
В каждом из этих писем упоминалось, что Папа выходил из кухни с забинтованной рукой, и все выглядело так, словно ему не хватало пальца. Только он всегда утверждал, что это только так кажется, что он всего лишь порезался, такой уж он стал старый недотепа.
Письма из третьей группы различались между собой. В некоторых из них делались очевидные выводы, другие ограничивались предположениями. Но чтение всех их не оставляло никаких сомнений. Папа кормил людей собственным телом и подобным образом возвращал им здоровье. И тут вы должны согласиться, что ксёндз и компания очень даже хитро все это придумали, так?
Ранее я уже говорил про три дня, но, как оказалось уже на следующий день, столько времени у меня не было. То есть, результаты работы после первой ночи вступали в акцию уже утром. Соответствующим образом постаревшие, помятые, заправленные грязью и пропитанные запахами пыли и немытых рук, они быстро направлялись в те места, где, якобы, лежали множество лет. Как тот фильмец, в котором я играл вождя людоедов. Часть из них, обнаруженная уже к полудню того же самого дня, попадала уже в вечерние выпуски новостей. Все они были прекрасным дополнением к чуду в Уганде.
И как раз эти письма в чертовых новостных программах привели к тому, что Патриция сделала то, что сделала. Они и Кшиштоф, который… Нет!
Как там говаривал тот мужик в исторических программах? Не будем опережать факты.
— Я почти что поверила в то, что то чудо было настоящим, — заявила Патриция, когда мы уже закончили смотреть «Известия». Она потянулась, давая тем самым понять, что устала, и что будет ложиться на осажденном нами диване.
— А что ты имеешь в виду, говоря «почти»? — полюбопытствовал Червяк. — Все это было по-настоящему. Такую штучку нельзя сделать на глазах стольких телезрителей. Просто у него начали отрастать грабли.
— Ну, — согласился я, становясь стеной за приятеля. При случае я защищал еще и собственную веру с убеждениями, жаль только, что на стороне Червяка, но нельзя же иметь все и сразу. — Сегодня чудо дошло до запястья.
Патриция печально покачала головой.
— Эх вы, наивные дети! Да если бы то было истинное чудо, оно бы не нуждалось в подкреплении вашими письмами. Чудо способно защитить себя само. Именно потому, среди всего прочего, оно чудом и является.
— А что, если это всего лишь хорошая реакция? — спросил я. — То есть, наши гости увидели чудо и решили под него подписаться?
— Да нет, это шито слишком уж толстыми нитками, — подумав, заявил Червяк. Предатель. Мой личный долбаный Брут! — Тем более, что нам работу заказали до того, как чудо произошло.
— Да нихрена не заказали! — взорвался я. — Ты же сам объявился.
— И все равно, до репортажа о чуде, — это уже Патриция. Я уже упоминал про амбивалентность? Тогда прибавьте туда же еще и хренову неблагодарность. Я чувствовал себя так, словно бы проходил ускоренный курс знаний о женщинах. Трехдневное обучение, а на шару к диплому разбитое сердце.
Я только махнул рукой и поплелся к столу, чтобы закончить начатое письмо. Не хватало нескольких предложений, написанных округлыми, пузатыми каракулями, с похожей на восьмерку большой буквой «В», с «Т», где вершинка изогнулась волной. Автором письма, якобы, был мужик с раком поджелудочной железы, для которого Папа из собственных пальцев — указательного и безымянного — приготовил котлетку с лучком.
Я вовсе не собирался ссориться по поводу событий в Уганде. Говоря по правде, я перегорел. И даже сердцем чувствовал, что нет там никаких трюков. Вы скажете, чудо взяло начало с обмана? Так что с того, святой Павел тоже не с самого начала носил нимб[42]! То же самое и со святым Августином, Франциском или Игнатием из Ио… Лойо… ну, тем самым иезуитом. Ведь как там все шло? Не важно, как начинается, главное — как заканчивается, правда? У нас все началось с обмана, но довольно скоро дошло до настоящего чуда. И тогда это направление верное, разве не так?