Фантастика и Детективы, 2013 № 06 - Страница 2

Я хмыкнул и опрокинул стакан вискаря.

— Не веришь, значит? Молодой еще. Эта грязь — и есть чудо. Из нее можно вылепить все! Даже лепить уметь не надо — ты только загадай, а Грязь тебе поможет. Ты когда ее в пальцах мял, чувствовал — теплая? Как остынет, предмет станет настоящим. Неживое — оживет. Но лучше, конечно, брюлики делать — маленькие, а стоят дорого.

Я хмыкнул и толкнул пальцем слоника.

— Вон я их сколько наваял, да что-то никто не ожил.

Командир сгреб слоника в горсть, сплющил. Провел себе по пальцу ножом — капля крови слегка окрасила комок глины.

Несколько движений, и весь ком стал розовым. Старик быстрыми движениями вылепил бабочку, и через пару минут лимонный Махаон кружился под потолком.

— Далеко не улетит, крови мало. Чем больше, тем лучше — такие дела. А про Тхукан потому и не говорит никто — дураков нет. Ты подумай пока. Всю грязь не трать — сперва в голову глупости одни лезут.

Капитан вышел.

Я переводил взгляд с бабочки под потолком на грязеглину в тряпке. Здоровый кусище! Теперь я богат. Что, что мне сделать — брюлики? Я могу наляпать их целую гору! Ло, а чего хотела ты, когда просила меня раздобыть эту штуку?

Девочка моя, капли пота на восковом лбу, тусклые рыжие волосы, спутавшиеся на подушке… И тут я понял, что сейчас вылеплю.

Распахав ножом палец, я замесил глиногрязь. Чуть щиплет — пустяки! Пара минут — и вот она — Ло — босоножка, чокнутая хохотушка, так любившая дождь — стоит на краю стола. Завороженный, я смотрел, как застывает белая субстанция, как бесцветная фигурка становится яркой.

Но больше ничего не происходило. Фигурка не двигалась, не увеличивалась в размерах. Сжал ее в ладонях: нет, не живая плоть, резина. Вместо женщины моей жизни вышла кукла. Но почему? Ведь я наконец, впервые в жизни стал готов полюбить. А оказалось — некого.

Рванулся к двери каюты — заперто.

Ну, да. Капитан же предупредил, что будет за мной «присматривать».

Набрал его номер:

— Кэп, у меня ничего не вышло! Вместо Ло — идиотская барби.

— Так ты подружку себе решил слепить? — засмеялся старик. — Мечтатель! Говорил я, не торопись, не трать грязь. У чудес есть предел: лепить объект надо в натуральную величину. И лишь то, что существует на твоей планете. Ни-ка-ких фантазий. Спать ложись, утром приду, доскажу про Тхукан.

Неплохой совет.

Я нажал отбой связи, прилег и тут же провалился то ли в сон, то ли в бред. Вроде, спал, но в то же время видел все вокруг.

Как открывается дверь.

Как входит капитан.

Как взмахивает ножом.

Как делает шаг и спотыкается, подскользнувшись в лужице пролитого мной виски.

Бабочка садится мне на нос, щекочет лапками ноздрю — этого мне хватает, чтобы очнуться и, перехватив нож, успеть вонзить его в живот нападавшего…

Я не хотел его убивать, клянусь. Или… хотел? Обрадовался возможности, тому, что «он первый начал»? Да нет же, черт подери, я не виноват!

Но еще раньше была Ло. И в ее смерти тоже нет моей вины?

Подняв голову, я начинаю выть.

Сколько крови на полу… Сколько грязи на столе, сколько грязи в душе. Сколько возможностей.

Капитан стонет — он еще жив, хотя это ненадолго. Разве что… Трясу плечи, обтянутые фирменной курткой.

— А оживить, оживить человека с помощью грязи можно?

В глазах старика мелькает надежда, но ненадолго.

— Нет, — с сожалением шепчет он.

— Капитан, а вас как звали родители… в детстве?

— Гошей. — Кэп хмыкает сквозь силу. — Георгий я. Как обидно ум… мирать. Никого после себя не оставил — ни ребенка, ни котен… ка… Бес попутал, прости… Не удержался я…

Через несколько минут я закрываю покойному глаза.

Думаю еще чуть-чуть, провожу лезвием себе по левой руке, чтобы хлынула кровь, смешиваясь с кровью Георгия. Мне кажется, так честнее. Мои руки — красные, липкие, и это хорошо.

Грязи не хватит, чтобы слепить взрослого человека. А на невзрослого — с лихвой. Даже на двух, если делать совсем младенчиков. Девочку и мальчика.

Ло и Гошу.

Хорошо, что стены каюты звуконепроницаемы. Вот бы удивился экипаж, услышав на рассвете залп: «Ааааа!» в две глотки.

Ничего, удивятся чуть позже.

Не знаю, что будет со мной дальше, но тетю Дашу надо постараться успеть обрадовать — в ближайшие годы у нее будет работенка.

Аминь.

^{Майк Гелприн}

08.05.1961 г.

Олег присел на корточки, расстелил на траве клеёнку и вывалил на неё содержимое мешка с подарками. Аляповатые пластиковые заколки, броши из дешёвого стекла, примитивные перочинные ножи — весь запас, что приволок с Земли вернувшийся из отпуска Луис.

— Хорошие вещи, полезные, — подбодрил Олег аборигенов. — Ну, что стоите, налетайте.

Аборигены, как обычно, не отреагировали. Все трое смиренно стояли в ряд и безмолвно переминались с ноги на ногу, будто солдаты карликового войска, которым уже скомандовали «вольно», но забыли добавить «разойдись».

Луис почесал в затылке, поморщился.

— Примитивы, — прокомментировал он. — И какому олуху пришло в голову классифицировать их сапиенсами?

— Сам ты примитив, — рассердилась Глория.

Она решительно отстранила Луиса, присела рядом с Олегом, выбрала из кучи безделушек стеклярусные бусы и протянула ближайшему аборигену.

— Возьми, — принялась уговаривать Глория. — Смотри, какие красивые, подаришь своей девушке. У тебя есть девушка?

Абориген помялся, затем нерешительно протянул верхнюю конечность и немедленно её отдёрнул.

— Трусоват, — констатировал Луис. Он повернулся спиной и двинулся в лабораторию. — Только время с ними терять, — бросил Луис через плечо.

Глория досадливо фыркнула.

— Погляди, какая красота, — вновь взялась она за уговоры. — Чудесные бусы, замечательные.

— Постой, — Олег выудил из груды барахла перочинный ножик с изогнутой перламутровой рукояткой. — Что ты мужику бабские финтифлюшки предлагаешь. Нож, — объявил Олег торжественно. — Держи. Нет ничего лучшего для мужчины, чем вспороть брюхо врагу, — Олег полоснул лезвием по клеёнке. — Ну, как вам? — оглядел он аборигенов. — Правда, классная штука?

Демонстрация брутальных свойств ножа энтузиазма не вызвала. Потоптавшись с минуту, аборигены синхронно развернулись и закосолапили в лес.

— Ты всё испортил, — набросилась на Олега Глория. — Они миролюбивые, смирные, а ты — «враги, брюхо, вспороть»… Не удивлюсь, если они больше не придут.

— Ну, и не придут, велика важность, — виновато бормотал Олег, едва поспевая вслед за Глорией к лабораторной двери. — Я, между прочим, и так не понимаю, чего они ходят.

Понять и вправду было затруднительно. Аборигены наносили визиты два-три раза в неделю. И были они друг от друга неотличимы. Одного роста, Олегу по колено. Одного окраса, цвета чёрного кофе. И с одинаковым спокойно-грустным выражением круглых карих глаз в пол-лица. Луис, впрочем, уверял, что не лица, а морды, и в разумность аборигенов верить отказывался.

Ни на один земной вид были они не похожи, а скорее сочетали черты полудюжины разных видов, словно причудливый гибрид, выведенный затейником-селекционером. Поэтому применить биологическую систематику к аборигенам в лаборатории не пытались и ни к одному отряду плацентарных млекопитающих их не относили.

— Лемуроподобные медвежата, — шутил иногда Луис. — А то и медведеобразные кроты.

На лабораторном пороге Олег оглянулся. Аборигены достигли опушки и один за другим втянулись в чащу. Олег на секунду замер, любуясь буйством местной флоры. Лес покрывал девяносто процентов суши этой планеты, был он величественным и в буквальном смысле непроходимым и непролазным. За полтора года, что существовала лаборатория, исследовать удалось разве что малую его толику. Да что там малую — ничтожную, подумал Олег, а то и вовсе никакую.