Фантастика и Детективы, 2013 № 11 - Страница 7

— Бриллиантовый мой, — сказала она. — Тяжелый рок висит над тобой. Чем я могу помочь? Я не знаю, что такое Шелл.

— Да мне плевать, что такое Шелл! — взорвался я. — Помогите мне выбраться из того дерьма, в котором я оказался!

— А вот тут помогу, — кивнула она. — Подожди.

Она вышла в другую комнату и вынесла оттуда сомнительный флакон из-под майонеза, полностью заполненный белыми таблетками.

— Держи, — сказала она. — Это таблетки удачи. Теперь твоя жизнь исправится.

— Сколько я должен вам? — спросил я, принимая банку.

— Сколько твоя душа подскажет.

Я отдал ей все деньги, оставив только мелочь на проезд.

— Только не переборщи, яхонтовый, — предупредила она. — Три-пять таблеток в день — максимум. По одной, обильно запивая. Выпьешь сразу десяток — протянешь ноги.

Я тут же выпил одну. Она была безвкусна. На выходе я вдруг понял, что я счастливчик. Я прошел сложный и извилистый путь, но я нашел то, что искал. Эти таблетки. Это настоящая удача.

Я вернулся в домик и обнаружил, что моя подруга-333 ушла, оставив записку: «Я так больше не могу». Я проглотил пару таблеток и запил бормотухой. А ведь это удача, что она ушла так просто — без упреков и разборок. Я просто счастливчик, ведь она давно уже была в тягость мне.

Засыпая, я курил и, по-видимому, уронил не затушенный окурок. Я вовремя проснулся и, выворачиваемый кашлем, успел выбраться из пылающего дома, прихватив с собой только банку с таблетками. Сидя под забором и любуясь заревом, я проглотил сразу три таблетки. Моя удача просто зашкаливала: я не сгорел в пожаре, и я избавился от этой постылой хибары.

Я поднялся, доковылял до бочки с дождевой водой и вволю напился. Потом подумал, отвинтил крышечку банки, высыпал на ладонь десяток таблеток, бросил в рот, тщательно разжевал и проглотил всю пригоршню, жадно запивая поразительно вкусной железистой водой. Врёт ведьма. Не могут эти чудо-таблетки мне навредить.

Я вернулся к забору, улегся под ним и стал любоваться заревом на фоне ночного неба. Такой красоты я не видел еще никогда. Да я просто счастливчик! Если бы я был художником, я бы нарисовал это. Внезапно я почувствовал головокружение, и меня словно подкинуло в воздух. Нет, не меня, а только мою душу. Сверху я наблюдал за тем, как мое тело бьется в агонии.

Выходит, я все-таки умираю? Так это же удача! Боже, как мне хорошо! Это великая удача, Вадик, что ты выдумал «Kukaracha Muertes», удача, что ты, Безумный Лео, такой проницательный, и что я знаком с тобой. Великая удача — раскрыть все главные темы моей жизни и смерти одновременно: «Kukaracha Muertes»… случайные числа… можжевеловая флешка… таблетки удачи… Всё в одном флаконе.

Вот она, моя дорога на Шелл.

Я в последний раз оглянулся по сторонам, расправил крылья и, переполненный счастьем, устремился ввысь.

Владимир Марышев

15 марта 1961 г.

«Протей» бесшумно скользил на силовой подушке в полуметре от земли. Время от времени он пригибал днищем то колосья странных злаков с широкими узорчатыми листьями, то кричаще-алые головки местных цветов. Жизнь сохранилась здесь лишь местами. С момента, когда боевые машины впервые начали крушить друг друга, от сплошного зеленого ковра остались лишь длинные рваные лоскуты и небольшие островки, окруженные бурой каемкой жухлой травы. Большая часть Территории была усыпана пеплом, изрыта воронками или покрыта спекшейся серой коркой, из которой торчали оплавленные куски металла.

Сейчас «Протей» походил на большой автоматический глайдер. Заостренная передняя кромка, изящный каплевидный корпус — само совершенство! Не зная наверняка, ни за что не догадаешься, что под этими тщательно зализанными обводами таится смерть.

Робот-охотник не зря носил имя изворотливого морского божества. Подобно мифическому Протею, он мог принимать десятки обличий, выбирая оптимальное для выполнения задачи. В отличие от конфигураций корпуса, задача никогда не менялась. Она была предельно проста: находить и уничтожать себе подобных.

Нового врага охотник обнаружил за конусовидным валуном-гигантом с раздвоенной макушкой. Сканирующий луч «Протея» с трудом пробивался сквозь толщу камня и мог выдать лишь смазанные очертания противника. Но даже этого хватило, чтобы оценить степень угрозы.

Не тратя времени понапрасну, охотник ударил струей раскаленной плазмы по валуну. Тот раскололся на дышащие жаром куски, и стало видно, что за ним скрывался робот, похожий на чудовищного дикобраза. Весьма продвинутая модель, хорошо вооруженная и тоже способная к трансформации. Но всего лишь продвинутая, тогда как «Протей» был уникален.

«Дикобраз» сбросил иглы, и они, обернувшись ракетами, с воем ринулись на врага. Реакция охотника была мгновенной. Каплевидный корпус словно расплескался от центра, превратившись в огромное колесо с тонким ободом. И ракеты, не успев сбросить скорость для разворота, пронзили пустоту.

Но «дикобраз» пережил первую неудачу легко, словно ничего не случилось. Поднявшись в воздух, он сменил округлое приземистое тело на стройное и обтекаемое. Спереди выдвинулась лазерная пушка, на боковых пилонах — две поменьше. Сражение только начиналось…

Оба противника проявляли чудеса трансформации. Превращение следовало за превращением: из тора — в плоское, как лист, «летающее крыло», из «летающего крыла» — в длинный шнур с разогретым до звездных температур жалом на конце, из шнура — в мерцающую сеть, от прикосновения которой плавился металл… Охотник безвозвратно потерял несколько базовых модулей, но это была привычная плата за победу. А вот бывший «дикобраз» получил смертельный удар: он лишился главного силового блока и оказался прикованным к земле. Там «Протей» его и добил, раскроив лазером на нежизнеспособные фрагменты.

Как всегда, сознание хорошо выполненной работы наполнило охотника гордостью. Ему не казалось странным, что робот-воин способен испытывать чувства. Напротив, он считал, что его напрочь лишенные эмоций соперники — творения ограниченные, чуть ли не ущербные. Но гордись — не гордись, а до конца зачистки было еще далеко.

«Протей» убедился в этом, наткнувшись на выскакивающих из-под земли «кротов». Их оказалось десятка полтора, и отличались они совсем не кротовьей прытью. Конечно, серьезной опасности эта модель не представляла. И все же охотнику пришлось изрядно повозиться, прежде чем он расстрелял последнего прыгуна кассетными боеприпасами.

— Ловко он их! — Мерфи кивнул на парящий над столом виртуальный монитор. — Чистая работа. Представляю, Полак, как вы гордитесь своей машиной. Я бы гордился. По правде говоря, человек с такими мозгами должен был бы давно работать на правительство. Удивляюсь, как они вас упустили.

Полак ответил не сразу. Он разглядывал стоящую перед шефом бронзовую фигурку Вулкана — символа СКС. Смотреть на бога-кузнеца было приятнее, чем на совиную физиономию начальника Базы с круглыми тугими щеками и застрявшим между ними маленьким крючковатым носом. Неспроста подчиненные Мерфи за глаза называли его Филином.

— Я работал на правительство, — пожевав тонкими губами, сказал Полак. Видно было, что ему не доставляет удовольствия копаться в прошлом. — Возглавлял серьезный проект. Но был отстранен, потому что не сошелся взглядами с чиновниками. Они слишком многого от меня хотели. Включая то, чего я не мог позволить себе по этическим соображениям.

Мерфи окинул взглядом долговязую фигуру конструктора и удивленно поднял брови. Точнее, поднялись только их внешние уголки, придав шефу еще большее сходство с филином.

— Вот как? Это они явно сглупили. Но Стефания — не Земля, и упертых чиновников здесь нет. Пусть кусают локти, что «Протей» работает не на них, а на нас. И как работает! — Мерфи прищелкнул языком. — Надеюсь, тут вы всем довольны, и вашим… м-м… этическим соображениям ничто не угрожает?