"Фантастика 2024-7". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Страница 1254

— А говорить о чем-то другом мы не умеем, — как-то грустно закончил мою фразу фабрикант. — Что случилось с лордом Гордием? В последнее время я не вижу его около вас.

О, с его светлостью произошла просто сказочная история! Леди Рада вовсю развернулась на новой должности: начав с полномасштабной проверки доставшегося ей городского хозяйства, она все никак не могла ее завершить. Сэр Бэзил завещал ей богатое «наследство» своих прегрешений и назначенцев. Теперь общение пожилой дамы с сыном сводилось к полным праведного гнева фразам типа: «Гордюша, ты себе представить не можешь, что он намудрил с городскими счетами!» Или к совсем уж длинному и несдержанному: «Была сегодня с инспекцией на почте. Мальчик мой, этот укушенный лешим за пятку предводитель брал лишнюю плату за доставку почты! Я просто обязана выступить с докладом на следующем заседании! Как думаешь, эта шляпка будет не слишком рискованно смотреться в зале общественных собраний? Да знаю, ничего не говори. Но портной, подлиза, утверждал, что она идет мне так же, как и должность мэра». К слову, сам сэр Бэзил в данной ситуации затаился, припорошился илом и даже разговаривал теперь каким-то ласково-извиняющимся тоном. Поэтому каверз с его стороны некоторое время опасаться не стоило. Лорд Гордий же, получив вожделенную свободу и вместе с ней (неожиданно) положение хозяина собственных земель, как и следовало ожидать, потерял ко мне всякий интерес. Тридцатилетнему подростку предстояло стать взрослым в кратчайшие сроки, потому что дела поместья, приказчики и прислуга остались без контроля и твердой руки леди Рады и не могли ждать, пока лорд достигнет состояния интеллектуальной зрелости.

Все это я пересказала фабриканту чуть более сжато, не забывая вставлять забавные комментарии.

— Положение не так уж плохо, — посмеиваясь, ответил господин Клаус, — возможно, с самим лордом мне будет договориться проще, чем с его матерью.

— Вы были правы, — вздохнула я с веселым притворством.

— В чем?

— Вы не умеете ни говорить, ни думать ни о чем, кроме своего дела.

И хоть сказано это было полушутливым тоном, фабрикант отчего-то вдруг сильно смутился и поспешил распрощаться, сославшись на неотложные дела. Причем при новом упоминании о делах смутился еще больше.

В начале сентября случилось то, что должно было случиться: марь созрела. Мне доставило большое удовольствие взрезать один из высоченных стеблей и, почувствовав горький запах, увидеть густой желтый сок, выступивший на мясистой поверхности. Растения вымахали не хуже, чем у катонцев, а то и лучше. Кто-то скажет: «Конечно, ведь сеяли их чужеземцы и учили, как ухаживать, тоже они!» Но я отвечу, что в этом только половина заслуги. Греладские батраки порой и ленивы, но заслуживают равного, если не большего уважения за свою природную смекалку.

Весов у нас в хозяйстве не водилось, но и без них, на глаз, можно было сказать, что даже при таком хорошем урожае мари едва-едва могло хватить для выполнения условий контракта. Наш приказчик с сияющими глазами сообщил, что, должно быть, мы достигли урожайности в восемнадцать центнеров с гектара, но у меня поводов для оптимизма было мало. Последней отчаянной мерой стала попытка минимизации потерь мари при сортировке и перевозке. На контроль за сбором урожая я подрядила всех братьев без исключения. Как ни странно, особенно удавалось командовать Ивару: он так изобретательно проклинал работников, которые обрезали и вязали растения, что те, принимая сии конструкции за искусную брань, невольно прониклись к нему уважением. Лас чуть не потерял целую вязанку мари, и если бы не Ерем, вовремя остановивший телегу и разбудивший растяпу, наследник не только не привез бы собранного урожая, но и сам очнулся бы где-нибудь на границе с пустыней. Оська и Ефим умудрились подраться. Не знаю, что послужило причиной (никто из двоих так и не сознался), но, несмотря на старшинство и преимущество в росте, с фингалом домой почему-то заявился именно Ефим. Он называл младшего брата манипулятором и актеришкой, из чего я сделала вывод, что Оська изловчился-таки найти себе в поле заступников.

Чем я сама занималась в это нелегкое для семьи время? Продавала подсолнечник. Привлечь покупателей было нетрудно: окрестные фермеры строились в очередь. Но вот с получением оплаты оказалось сложнее: я не учла, что покупатели такие же земледельцы, как и мы, и заплатить смогут только после того, как начнут реализовывать свой собственный урожай. А для полной уверенности в нашем будущем деньги мне были необходимы уже сейчас.

С этой невеселой мыслью я и въехала во двор фабрики на последней телеге, заполненной марью. Приказчик фабриканта уже вовсю подсчитывал и описывал наш урожай. Самого господина Клауса нигде не было видно. Но во мне почему-то крепла уверенность, что он обязательно появится в кульминационный момент, как в самых страшных книжках. Я спрыгнула с повозки и, предоставив фабричным рабочим, словно муравьям, растаскивать привезенную марь, заглянула в дом фабриканта, желая поздороваться с леди Филиппой, а когда снова вернулась во двор, приказчик со своей неизменной планшеткой в руках уже спешил мне навстречу.

— Леди Николетта, мы закончили с подсчетами! — Господин Феликс еще раз сверился с записями, потер крючковатый нос, испачканный в чернилах и липком маревом соке, затем нахмурился и с неудовольствием почесал карандашом за ухом. — Не хватает одного центнера.

Несмотря на то что подобный исход был ожидаем, сердце ухнуло вниз. Феликс же, не тратя времени на фальшивые сантименты, подозвал к нам фабриканта, словно по волшебству показавшегося на ступенях конторы. Я вся съежилась, пока господин Клаус внимательно выслушивал приказчика и проглядывал его записи. Затем он перевел взгляд на меня… очень строгий взгляд:

— Леди Николетта, могу я с вами поговорить?

Он еще спрашивает! Я послушно последовала за фабрикантом, который направился к зданию конторы, в свой кабинет. Хорошо хоть выбрал укромное место для расправы, а то, боюсь, без разговора на повышенных тонах не обойтись. Он-то думает обсуждать юридические формальности по передаче земли, а у меня в планах приврать и добыть себе немного времени. Так что расхождение в намерениях налицо.

— Садитесь, пожалуйста, — галантно предложил господин Клаус, видимо подозревая, что рабочий стол, разделявший нас, помешает мне совершить преступление из-за нахлынувшего разочарования. — Разговор будет сугубо деловой. — По лицу фабриканта проскользнула едва сдерживаемая улыбка, и я подумала, что он мог бы приличия ради не так явно радоваться моей неудаче. — Как вы понимаете, из-за недостачи центнера мари, учитывая штрафные санкции, оплата по договору не покроет сумму займа. И поэтому заложенная часть вашего имения отойдет ко мне.

Он подкрадывался очень мягко, но это не внушало мне никаких иллюзий, поэтому я поспешила вмешаться, пока оппонент не прыгнул:

— Я думаю, мы могли бы договориться…

— Я позвал вас сюда именно за этим. У меня предложение. — Опять эта едва сдерживаемая улыбка! Кончики скрещенных на столе пальцев фабриканта слегка подрагивали — скорее всего, от предвкушения. — Я мог бы преподнести вам центнер мари в качестве подарка в честь нашей помолвки.

— И что ты ответила? — Алисия забылась и стала жевать чайную ложечку, на которой уже давно не было варенья.

— Я попросила несколько дней на размышления.

— Почему?

— Потому что я стою гораздо больше, чем центнер какой-то травы!

— Николетта, мне иногда хочется тебя задушить! — Подруга вскочила с кушетки, на которой сидела, и в крайнем расстройстве забегала по комнате. — Ну что тебе стоило скромно опустить глаза и сказать «да»?! Это же так просто!

Я почувствовала себя занудой, но не могла не сказать:

— Просто — не значит правильно. Будет он меня потом на старости лет, сидя в кресле-качалке и меховых тапках, попрекать тем, что выменял на мешок мари. А надо было брать землю! — наверное, мне очень удачно удалось изобразить старика-фабриканта, потому что Алисия остановилась и со смехом вернулась обратно на кушетку: видимо представив Клауса в меховых тапках.