"Фантастика 2024-47". Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Страница 2

Как вихрь налетел Олаф Торкланд на обидчика, страшно рубя секирой, но тот оказался тоже не из слабых, он ловко уворачивался и в свою очередь жестоко бил тяжелой палицей в вовремя подставленный Олафов щит. У того аж заболела рука, что вообще вещь весьма редкая в бою и на пиру. Так они носились по палубе друг против друга. И хирдманы и гардарики давно прекратили бой и, не желая случайно попасть под руку этой парочке, отступили на нос и корму корабля.

Вот детина, изловчившись, послал свое тяжелое оружие прямо в лицо морскому волку, а тот, в очередной раз подставив щит, с силой опустил секиру, большой хольмгардец, не успевая увернуться, опасно парировал удар своей булавой. Деревянная рукоять треснула, и топорище отлетело в сторону, успев все-таки оцарапать незащищенную шею, красная кровь здоровяка тут же окрасила кольчугу. Положение Олафа оказалось критическим - он стоял со щитом в левой руке и с обломком рукояти секиры в правой.

Несмотря на рану, хольмгардец ехидно ухмылялся, он смело пошел на обезоруженного Олафа, занося для удара большущую булаву - теперь он будет вести танец смерти на этой палубе. Для чужака было полной неожиданностью, когда опытный Торкланд в мгновение ока сбросил щит с предплечья и, перехватив его двумя руками за кромку, запустил прямо в грудь противнику. Хитрость удалась: щит врезался в руки, которыми еле успел прикрыть себя хольмгардец, и свалил детину на палубу. Булава вырвалась из рук и покатилась за борт.

- Уууйййаа! - заорали притихшие хирдманы и в порыве благодарности Одину за то, что спас от гибели их вождя, с воодушевлением начали резать уцелевших гардариков.

Сам вождь, подобно соколу, с воем бросился на поверженного и впился железной хваткой в его горло. Однако сей детина оказался в борьбе куда искуснее, чем во владении оружием, да и силы у него было, что у медведя, даже больше чем у самого Олафа. Несмотря на кровоточащую рану, он перехватил руки викинга и оторвал от своей шеи, поднатужившись, перевернул Олафа и подмял под себя, пытаясь задавить.

Со стянутыми руками и ногами храбрый Олаф Торкланд казался беспомощной жертвой в руках беспощадного тролля. Но Олаф сам был беспощаден. Лишь миг длились его сомнения, чувство безысходности в момент сменилось свирепой яростью, все тело запульсировало, ища выход из создавшегося положения, почерневшие в походах зубы нащупали плоть, Олаф стиснул челюсти и рванул изо всех сил. Ужасный вой разнесся над просторами Северного моря, противник ослабил хватку; фонтан крови брызнул из того места, где только что было ухо хольмгардца, и залил викингу лицо. Олаф подался вперед. Хотя руки противника держали еще довольно крепко и не давали освободиться, он все-таки умудрился извернуться и впился окровавленными зубами в горло врагу.

Ничего сейчас не существовало для бойцов, кроме инстинкта выжить, все мысли ушли из головы викинга, кроме одной: покрепче сжать челюсть, не выпустить шею, второй попытки может и не быть. Плоть хрустела на зубах, теплая кровь лилась в глотку, заставляя захлебываться, а враг рвался в последнем предсмертном порыве -еще миг, и он дернулся и затих. Олаф в порыве дикой радости легко сбросил с себя тяжелое тело и, вскочив на ноги, заорал:

- Ооооооооодин!

Хирд подхватил его приветствие хозяину Асгарда, и прибрежные скалы задрожали от этих криков, а море подняло пенящуюся волну и понесло в заоблачную даль, туда, где кончается мир, и океан, не обрамленный берегами, срывается с обрыва и течет в бездну, в пасть Мирового змея - Йормунганда. Море спешило рассказать богам об очередной славной победе, которую одержал Олаф Торкланд над своими врагами.

А он стоял, радостный, подняв лицо к небу, и кровь поверженного врага стекала по его усам и бороде на палубу захваченного корабля, совсем как с клыков волка, скалящегося с его победоносных знамен. Свинцовые тучи на небе разошлись, образовав прореху, и луч солнца пал на героя, осветив божественными лучами. Восторженное море трепетно заколыхалось...

Усилившееся волнение вывело воинов из состояния эйфории. Искалеченный вражеский кнарр мог в любой момент зачерпнуть воды в зияющую пробоину и затонуть, а викинги даже не успели заглянуть в трюм и порыться в барахле хольмгардцев.

Возвышенное настроение тут же сменилось на деловито-практичные действия, и хирдманы зашуршали кожаными сапогами по палубе, выискивая ценную добычу.

Они, выстроившись в цепочку, вытаскивали из трюма вещи, если те имели ценность в их глазах, передавали их на "Йормунганд" и бросали там на палубу. Если, по всеобщему мнению, вещь была малоценной, ее просто выкидывали за борт, в жертву Ньерду, морскому богу.

Работа спорилась, трюм ладьи пустел на глазах. С грубыми мужскими шутками и суровыми скандинавскими песнями викинги прикарманивали чужое добро, после войны и пира грабеж был самым любимым делом для хирда Олафа Торкланда, от этой работы никто не отлынивал, она несла свет и радость в души этих просоленных, угрюмых морских владык.

Сам Олаф никогда не любил рыться в вонючем, сыром трюме. Как подобает вождю, он ходил по палубе и носком сапога расшвыривал тюки, плотоядно рассматривая добро.

К великому сожалению предводителя, на этом корабле не оказалось ничего заслуживающего внимания доблестного воина.

- Ну что это такое? - причитал победитель.- Каждый второй корабль напихан мусором. О Великий Один! - бурчал Торкланд, задрав голову к небу.- Зачем же ты послал мне столь славную победу, если не хочешь наградить меня за это бурдючком ароматного эля, за что гневаешься, о Великий, чем я тебе не услужил? Уж я-то принес тебе жертв больше, чем все урманские ярлы, вместе взятые.

Он досадливо пинал ногой связки соболиных шкурок, сбрасывая их за борт.

Хирд, замерев, стоял вокруг вождя, благоговейно слушая молитву, возносимую Одину. В такие минуты никто не смел шевельнуться, боясь нарушить священное слово их ярла, обращенное к своему покровителю.

Наконец Олаф устал говорить. Слова кончились, и он утомленно опустился на скамью. Воины нетерпеливо двинулись ко второй ладье, накрепко пришвартованной крюками к борту "Йормунганда".

В бою хирдманы легко расправились с командой этого корабля, смело бросившейся на помощь своим товарищам, но не успели обследовать трюм, увлекшись поединком Олафа и гардарикского великана, теперь они спешили наверстать упущенное.

- Один с нами! - раздался приглушенный крик из трюма ладьи.- Один услышал голос нашего вождя!

Расстроенный Олаф сначала даже не разобрал сказанного, но тут его чуткий слух различил до боли знакомый скрип палубы, подобный тому, который издает катящаяся по палубе полная бочка.

Он встал со скамьи, не веря своим ушам. Действительно, его хирдманы выкатывали из трюма здоровенную дубовую бочку. Ее перевернули на попа, и хирдман Хельдвйг кулаком высадил донышко.

- Эль! - воскликнул он коротко, обмакнув лохматую бороду в пахучую жидкость.

Нетерпеливые взоры обратились в сторону Олафа. Тот медленно перелез через борт на палубу захваченной ладьи и твердым, широким шагом направился к сгрудившимся вокруг бочки воинам.

Один услышал просьбу своего любимца! Ну а как же могло быть иначе, так было всегда и так будет вечно. Теперь Олаф в этом почти не сомневался.

Хирд расступился, пропуская вождя, право первого куска добычи было незыблемо. Олаф подошел, обхватил бочку руками и, покряхтев, отступился.

- Тяжеловата для вас, братцы, будет, упьетесь, надо отлить,- сказал он, важно потирая усы.

Хирдманы удивленно переглянулись. Что еще задумал их предводитель?

- Ну что стали? Йорхан, бегом за ковшом!

Йорхан был младший в хирде, и на его долю приходилось выполнять подобные поручения. Он стрелой пронесся над палубами обоих кораблей и мышью юркнул в трюм "Йормунганда". Через мгновение появился снова, с огромным ковшом на плече, крепко обхватив обеими руками длинную ручку. Он, сопя, перебрался через борт и, подойдя к бочке, зачерпнул эль по самый край посудины. Потом, уперевшись двумя ногами в палубу, с трудом поднял ковш и, тяжело ступая, направился к краю ладьи.