"Фантастика 2023-147. Книги 1-28 (СИ) - Страница 1648

Так, за работой и разговорами, не заметили наступление вечера. Только умопомрачительный запах из подъехавших полевых кухонь отвлёк людей от обустройства позиций. Вениамин Павлович, как гостеприимный и хлебосольный хозяин, предложил Папе Римскому отведать и оценить скромный ужин в походных условиях. Его Святейшество и раньше слышал о чудесах русского военно-полевого питания, но вживую видеть всё это не довелось. Ну как тут упустить случай и не попробовать то, что господь послал?

Господь сегодня вечером был традиционно щедр, и послал опекаемому православному воинству гороховую кашу с копчёной свининой, пшеничный и ржаной хлеб в количествах по аппетиту и желанию каждого, а ещё сладкий отвар из смеси сушёных фруктов, к которому полагалось три больших бублика с маком. Вооружённые огромными половниками повара в белых передниках и белых колпаках охотно раздавали добавку самым ненасытным, и по секрету рассказывали, что утром на завтрак будут какие-то макароны по-флотски. Новость вызвала всеобщее одобрение, и Его Святейшество клятвенно пообещал себе не отказываться от утренней трапезы.

Вот чего не было, так это вина. На удивлённый вопрос Папы стало ответом ответное удивление господина Конева:

— Какое вино? Оно всё уходит на разбавление питьевой воды, а государева боевая чарка выдаётся перед сном. Но и там крепкая настойка на травах, а не вино. Так и для здоровья полезнее, и времени на поиск добавки не остаётся.

После этих слов понтифик покосился на своих наёмников и ватиканских гвардейцев, из которых половина уже была изрядно навеселе, а вторая половина стремительно доходила до кондиции. Где они взяли вино в ровной как столешница степи? Вот где чудо из чудес, сравнимое с манной небесной.

Войско Папы Римского расположилось отдельно, чуть поодаль, стараясь не только не перемешиваться с русскими воями, но и близко к ним не подходить. А то не далее как вчера произошёл случай, когда задиристый италийский дворянин решил затеять ссору с десятником судовой рати и вызвать его на дуэль. Поссорился, для чего наступил на ногу, толкнул, и обругал грязными словами. На дуэль тоже вызвал, но поединка не получилось — русский десятник вытащил из поясной кобуры многозарядный пистоль и всадил обидчику пулю в лоб. А на возмущённые крики только пожал плечами и ответил:

— Кто первый начал, тот и виноват.

И вообще в армии государя-кесаря Иоанна Васильевича многое не как у людей, то есть, не как в привычных европейских армиях, но есть очень многое, чему стоит поучиться. Одни только вот эти полевые кухни на колёсах чего стоят! Дорого стоят, причём сразу в нескольких смыслах, как в финансовом, так и в плане удобства.

И знаки различия в виде золотых или серебряных звёздочек на правом оплечье. Глянешь, и сразу виден чин собеседника. Тоже удобство, что ни говори.

Так же немалую роль играет однообразие оружия. Вроде бы мелочь, на которую никто и не обращает внимания, но… Но если приучен действовать пехотной пищалью с примкнутым штыком, то в случае поломки или утери в бою получаешь точно такую же, не отличающуюся от других ни весом, ни внешним видом. Не нужно переучиваться или заново привыкать, как если бы вместо алебарды бойцу вручили глефу или копьё. Там и работать ими нужно чуть иначе, и длина может быть разной, а вес так тем более…

Но это всё мечты… даже грёзы, причём никогда и ни при каких обстоятельствах не осуществимые.

Утро началось с ранней побудки, обещанных макарон по-флотски с неизменным фруктовым отваром, и с сигнала тревоги, прозвучавшего сразу после сытного завтрака. Неприятель заявился на запах вкусностей, осталось только его угостить, напоить, да под дерновое одеяльце уложить.

Во главе вражеского войска шла тяжёлая кавалерия — ливонские орденские рыцари, польская и литвинская шляхта, сборная солянка из остатков русских княжеских дружин, и немного венгров, которых отнесли к тяжёлой коннице из-за добротных доспехов, где железо преобладало над вываренной кожей.

За ними аж до самого горизонта протянулись многотысячные вооружённые пешие толпы. Именно толпы, потому что ни о каком построении и речи не шло.

— Нет, ну ты глянь на них, Беркун Евсеевич, — Жила Баянович пренебрежительно скривился. — Ни тебе дозора передового, ни бокового охранения. Как по собственному огороду в нужный чулан идут — ничего не боятся.

— У них нет нужных чуланов, не делают их там. А что не боятся, тут согласен, — кивнул старый товарищ. — Хотя чего им бояться таким-то числом? Любого стопчут.

— Ну, мы как раз не любые.

— А они об этом знают?

Жила Баянович задумчиво почесал затылок, сдвинув в сторону крашеный зелёный шлем и стёганый подшлемник, и кивнул:

— Вообще-то да, нас же совсем не видно. Кроме нас нынче никто в землю не закапывается. Хотя могли бы и привыкнуть за столько-то лет.

— Мы же для них дикари татарские, зачем к нам привыкать, — Беркун Евсеевич поправил чахлую веточку на бруствере окопа и потянулся, чтобы подтянуть шнурок маскировочной сети. — Но ничо, щас как дадим из винтарей патронов по двадцать, так сразу и начнут привыкать.

— Ага, только поздно будет.

— Ну а я про что?

Только старый вояка не угадал, и первыми начали пушкари, расположившиеся позади окопов на заботливо насыпанных валах. Невысоких валах, всего метра по три, но этого достаточно, чтобы палить над головами своих стрелков без опасения задеть их. Послышались команды, и к орудиям подтащили деревянные ящики с ядрами, почему-то окрашенными в ярко-красный цвет.

— Отравляющие, — со знанием дела заметил Беркун Евсеевич. — Ну щас супостат точно пердеть смешается.

Жила Баянович с опаской оглянулся:

— А нас они не того самого?

— Не, не накроет. Ядро по меньше мере на две версты летит, да ветерок небольшой аккурат нам в спину дует. Да ты сам должен помнить, как мы на Оловянных островах ихние аббатства брали. Десяток ядер, и уже никто ни с кем не воюет.

— Там вся отрава за стенами оставалась.

— Значит здесь побольше постреляют, а там ветром сдует. Потом мы добивать да пленных вязать пойдём.

— Твои бы слова, да богу в уши, Беркун Евсеевич.

— Услышит нас боженька, Жила Баянович, обязательно услышит.

И тут сзади послышался громкий и возмущённый голос командира пушкарей:

— Какая сука притащила шрапнель вместо «Черёмухи»? Было же ясно сказано — отравляющими заряжать! «Черёмухой», мать вашу за ногу и об стену башкой, два раза через лафет и банником в дупло! Поменяйте ящики этим полудуркам!

Глава 18

Окрашенные в красный цвет ядра со спецвеществами отличались от обычных ещё и тем, что в полёте издавали душераздирающий вой, переходящий в низкий рык на самой грани слышимости. Может и за гранью, тут никто из пушкарей не мог сказать точно, потому что находились они с правильной стороны траектории. А там, на той стороне, этот рык заставлял противника пачкать штаны в самом буквальном смысле слова. Бац, и в сапогах захлюпало! А то и сердце от испуга остановилось.

И вместе с начинкой всё это оставляло незабываемые впечатления!

Бух! Бух! Бух!

Ядра улетели, чтобы взорваться белыми облачками точно над ничего не подозревающей конницей.

Бух! Бух! Бух!

К орудиям судовой рати коммерческой экспедиции присоединились пушки соседей. Ядра красного цвета и только они. Казнозарядная артиллерия со сменными коморами заряжена картечью и пока молчит — это на крайний случай, если обезумевшие кони понесут своих седоков прямо на окопы со стрелками.

Бух! Бух! Бух!

Кавалерию противника затягивает белесым туманом, потихоньку сдвигающимся в сторону пехотной толпы под действием лёгкого ветерка. В этот полупрозрачный туман летят новые ядра, благо бездымный порох не мешает собственной стрельбе.

Ещё не родившийся поэт когда-нибудь напишет про смешавшихся в кучу коней и людей. Или он никогда не родится и не напишет эти строчки. Но в протяжный вой в его поэме слились залпы тысячи орудий, а не дикое ржание внезапно ослепших и взбесившихся коней. Реагировали одинаково — что огромные, откормленные овсом и ячменём рыцарские дестрие, что сухощавые и легконогие венгерские скакуны, что похожие на лохматых собак-переростков татарские животинки. Так же сбрасывали с себя седоков, катались по земле, подминая под себя, калеча и убивая ударами копыт не успевших или не сумевших спрыгнуть с седла наездников, и ржали, ржали, ржали…