Фантастика 1984 - Страница 61
И тут в руки мне попалась “Калевала”. Предание о Лемминкайнене, вспахавшем на огненном коне властителя гор Хийси змеиное поле… Это было как молния! Мысли мои тогда спутались в невообразимый ком. “Пусть совпадение, наитие. Но “Калевала” - карело-финский эпос… Тоже случайность? Не слишком ли много? Не сон!… А что же тогда?” Словом, сплошной хаос. Стал я замкнутым, настороженным, однокашники (а учился я в политехническом) не знали, что и подумать.
Неизвестно, сколько бы продолжалась моя подавленность, если бы этот кошмар не оборвала скромная заметка в весьма солидном журнале. Один историк - жаль, не запомнил я его фамилии! - отыскал в старинных русских документах середины XVII века, названных “Отписями Кирилло-Белозерского монастыря”, невероятные, но вполне конкретные свидетельства о появлении гигантского метеора над одним из северных озер.
Я пробегал взглядом сухие строки, а в груди неясно шевелилось ощущение чего-то до боли знакомого, оно росло и росло…
Да! Да! Пламенный шар… Сегозеро. Кипящая вода, гибнущая рыба. Все сходилось! К тому же в заметке историк бесхитростно и неопровержимо доказывал, что “метеор” был инопланетным кораблем!
Честно вам признаться, я успел тогда измучиться ото всяких загадок и тайн. Другой бы пришел в восторг, но мною овладело свинцовое, безразличное оцепенение. А когда я узнал, что “огненное диво” явилось в Карелии, мне сильнее захотелось забыться и окончательно махнуть рукой.
В конце концов, зачем эти мучительные гадания, поиски, бесконечные предположения? Не окружил ли я сам себя выдуманными миражами, добровольно заключившись в воздушный замок иллюзий? Чего ради эти метания во мраке?! Зачем и доколе?…
бремя - самый лучший целитель. Много воды с тех пор утекло; я обзавелся семьей, закончил институт, стал главным инженером - вот оно как! И юношеский дурной сон растворился, пропал медленно, но верно позабылся. Много неприятного и страшного приходится забывать в нашей жизни… Без этого и нельзя.
До сих пор бы я пребывал в своем благополучном спокойствии, отшлифованном долгими годами и житейскими думами, но две недели назад грянул гром.
Славка, с которым мы ни разу не встречались за столько лет и лишь изредка перезванивались (звонил всегда, он - из Петрозаводска), прислал коротенькое письмо. Вот оно!
Мужчина резким движением достал из кармана клетчатый листочек и протянул мне.
– Прочтите сами, мой дорогой, и вам все будет понятно. И посоветуйте что-нибудь. Я кончил…
Почерк оказался крючковатым и не совсем разборчивым.
Дрожа от нетерпения, я начал читать.
“Здравствуй, Толя!
Совсем я завертелся со своими делами. Поэтому долго не мог позвонить. Решил вот лучше написать письмо.
Я понимаю, не стоит ворошить прошлое. Может, и зря я тебя сейчас потревожу, но не рассказать о том, что произошло, выше моих сил.
Приключилось великое горе - пожар. Лее к югу от Попова Порога выгорел на несколько гектаров. Я в то время по срочным делам отлучился в Медвежьегорск. Вернулся - у Сегозера суматоха: вертолеты, пожарники, парашюты над горящим лесом, пихты пылают… То ли какой-то негодяй костер землей после себя не засыпал, то ли еще что - так никто и не знает. Но выжгло порядочно.
Когда уже все потушили, я отправился взглянуть, не спалило ли сторожку. Шел я мертвым лесом, и только вышел на черную поляну - окаменел.
Не было на той поляне безлистного дерева. Помнишь его?
Так вот, даже обугленного ствола не уцелело. А вместо этого - огромная стеклистая лужа, темно-красная, дымящаяся.
Не успел я и опомниться, как лужа за,стыла, затвердела, превратилась во что-то ледяное. Сколько ни старался я потом, но даже крошечного кусочка не сумел отломить. За неделю весь Попов Порог у меня побывал: дивились безмерно. А затем из Петрозаводска лрибыл один журналист, за ним специалисты…
И вышло чудное дело: нету в природе нашей подобного вещества, просто не существует. Ученые наговорили кучу премудрых слов, но я-то в них разобрался. Обучался все-таки не зря.
Говорят, входят в это вещество кремнийорганические полимеры, но их только одна пятая часть, а остальные части вовсе неизвестны”.
Дальнейшие рассуждения читать я не стал. К чему?
Мужчина печально глядел в темень, отодвинув занавеску.
– Вы, значит, возвращаетесь из Попова Порога? - осторожно спросил я.
– Да, - очень тихо ответил он.
– И убедились во всем своими глазами?
– Не совсем, - мужчина замялся, - остатки дерева давно увезли… Но Слава и впрямь писал чистую правду. Однако, если это действительно случилось…
Вид моего попутчика был ужасно растерянный. Руки бесцельно шарили по крышке столика, теребили и мяли друг друга, лицо покрылось легкой испариной, губы были приоткрыты, и через них вырывалось напряженное дыхание.
Человек просил о помощи. Он ненамного облегчил душу.
Была слабая надежда. Полеты в космос, конгрессы, дискуссии, гипотезы, жажда звездной встречи… Встреча могла состояться и тут, на Земле.
Но Дерево погибло.
– Я понимаю ваше потрясение, - сказал я, озаряясь внезапно нахлынувшими мыслями. - В этой истории недостач единственного звена. Я отыскал его, пока слушал, и попробую вас утешить хотя б немного.
– Да?! - голос мужчины сорвался.
– Пожалуй, - проговорил я.
У финно-угорских племен, живших в седой древности на Урале, бытовала легенда о священном древе памяти, хранившем все отзвуки прошлого и изредка дарившем их людям, которые черпали уверенность, и бесстрашие, и веру в будущее счастье. Затем угорский народ покинул места предков, ипути его разветвились. Одних угров дорога привела в страну Коми, других - в далекую срединную Паннонию, третьих - в болотисто-лесные края, названные Карелией, Эстляндией и Финляндией. Но лишь последние торжественно взяли с собой веточку с древа памяти, срезанную жрецами, и сама родина, сами предки незримо поддерживали их на всем трудном пути, а древо пустило корни в новых землях…
Не одни угры сохранили сказания о древе памяти. Целый эпос о нем создали затерянные в пространствах Северной Америки индейцы зуни. Как они могли обожествлять дерево, живя среди пустынь и прерий, на первый взгляд нелегко понять, но зуни верят в Святое древо и поныне, и якобы растет оно в горах Колорадо.
…Поезд летел на юго-восток. Или на северо-запад? В темноте невозможно было разобрать.
СЕРГЕЙ МОГИЛЕВЦЕВ ПАМЯТЬ
Теплый и влажный летний вечер. Недавно прошел дождь, трава зеленая, яркая.
Берег моря плавной дугою уходит за горизонт, теряется в тончайшей голубой дымке, стоящей в воздухе.
Над глубокой, укрытой горами долиной, в северной ее части поднимает двуглавую вершину древняя седая Демерджи.
На северо-западе возносится под самые облака, раздвигает их своими могучими плечами огромный шатер Чатырдага.
Тишина, штиль, безмолвие. Редкая волна лениво накатит на мокрый, покрытый разноцветными кучами светло-коричневых, салатовых, ярко-желтых водорослей лесок, и так же лениво уползет назад.
Проворные крабы, боком семенящие на членистых, крапчаго-бурых ножках куда-то по своим делам и стремительно разбегающиеся в разные стороны при приближении к ним.
Пляж. Обкатанная волнами крупная и гладкая галька.
А дальше - крутой обрыв мокрой после дождя земли, и еще не успевшая высохнуть трава, и зелень молодой листвы, и тишина, разлитая над миром.
Солнце уходит за горизонт, и лучи его, перед тем как блеснуть жгучими желтыми стрелами в последний раз, освещают фигуру человека, стоящего над обрывом, который уступами, весь в переплетении древесных корней опускается к морю.
Человек этот среднего роста, стройный, подтянутый, одет в светло-серый, спортивного покроя костюм, который с одинаковым успехом можно принять и за обычную земную одежду, и за форму моряка или космонавта.
Еще несколько секунд, и солнце исчезнет. Наступит вечернее сумеречное время, которое затем сменится ночью.