Фантастика 1977 - Страница 85
Он хотел что-то прибавить, но вдруг махнул рукой. Сказанное занялo немного времени, но Рукова страшно утомила эта речь: ей предшествовали бессонные ночи в лаборатории, анализы, вычисления…
Он медленно опустился в кресло и закрыл глаза.
…Очнувшись, Руков осмотрелся вокруг. Пели счетчики, лениво ползли показательные кривые. Канонова закрыли сверху второй полусферой, а сотни приборов гигантскими крыльями тыкались в ее белую поверхность. “Три, пять, восемь… - твердил размеренный голос, - слышу вас. Три, пять, восемь, даю контакт… Три…” В неясном рокоте машин бесшумными гномами скользили ассистенты. В кабелях журчали потоки дезактивационной жидкости.
– Что происходит?… - со слабым стоном выдавил Руков. - Что за подготовки?… Без меня!…
Возле него предупредительно выросла фигура в белом.
– Все в полном порядке, - вкрадчиво и мягко прозвучал голос. - С обоих полушарий мозга больного снят радиоактивный слой, применена обычная дезактивация. Излучатель настроен и готов к прорыву памятного канала.
– Сколько прошло минут?! - всполошился Михаил Константинович. - Это невозможно! Такую сложнейшую коррекцию…
– Восемь часов! - бойкий ответ, предполагалось, должен был успокоить собеседника, но расчет не оправдался: Руков рассвирепел.
– Кто давал данные на перевод объектива? - взорвался он.
– Лаборатория Памяти-57. Не беспокойтесь, пуск состоится вот-вот…
– Какое… - Руков задохнулся от негодования.
Человек в шлеме невозмутимо отвел его за отражательные купола; помешать было поздно, но Михаил Константинович продолжал бушевать:
– Это недопустимо! Самовольство, анархия в Институте!… Из 57-й поснимаю всех! Агашева в первую очередь!… Хорошо, что канальный взрыв сто раз проверен, но ведь если…
Договорить он не успел. Внезапно все смолкло, и зазвенело в ушах: так бывает, когда вдруг выключат орущий во всю мощь динамик. Тишина сдавила зал. Медленно поднялась сфера, вновь обнажив нижнюю, с человеком внутри. Сердце неприятно замерло.
…Раздался резкий сухой щелчок, ярче обычного засветили прожекторы. В остальном ни малейшей перемены. Но Руков почти физически ощущал, как страшной энергии лучи пронзают застывшего космонавта.
Сигнала не было. И все же Руков мог уловить момент, когда неслышный говорок излучателя смолк.
В следующую секунду что-то неуловимое пронеслось в воздухе. Лежащий в сфере открыл глаза. По-новому, не так, как прежде. На лице отразились попеременно все оттенки удивления. Космонавт медленно поднял руки и прижал пальцы к вискам.
Зал будто вымер. Михаил Константинович боялся шевельнуться.
Неожиданно звездный летчик качнулся и с резким выкриком спрыгнул вниз.
Ассистенты повскакали с мест.
Космонавт, раскинув руки, рухнул на пол.
…Море набегало на покатый пляж. Прозрачные волны сцеплялись и отлетали назад, сшибаясь с валунами. Сосны кренились на ветру, но им было лень оторваться от теплого песка и лететь в раскрашенное закатом небо. Было свежо и тихо.
На восток под распластанными крыльями чаек торопились барашки.
Михаил Константинович со странным чувством смотрел на разбросанные цепи камней у побережья и маленькую фигурку среди них. Солнечная дорожка плясала, огибая глыбу, а тень человека стлала на нее фантастический отсвет. На том берегу ослепительно полыхал вечерний город.
– Вот и все… - со счастливой улыбкой пробормотал Руков, откидываясь на согретую спинку скамеечки.
Человек запрыгал по валунам к берегу. Побежал по дюнам.
Волосы его трепал бриз, щеки горели.
– А все-таки, Михаил Константинович, огромное спасибо… - проникновенно выговорил он, приблизившись к Рукову и опускаясь на жесткий ежик травы. - За всех нас спасибо…Он вскочил, глаза сияли. - Снова подниматься в небо. Снова любить и искать. Снова покорять чужие солнца. Испытывать корабли. Видеть родину. Это удивительно - снова жить!
Он посмотрел с земли в небо. Пристально и весело. Его звали звезды, чтобы потом тоской земной швырнуть обратно и снова манить в заветные дали.
Где-то на далеком краю мира запела ракета, уносясь в неизвестность.
Он помахал ей рукой.
ПАВЕЛ ЛИПАТОВ ЧАСЫ С БРАСЛЕТОМ
Из докладной записки директора Института физики времени:
“…В момент взрыва в мобиль-капсуле находился инженериспытатель Майстер Герман Александрович. При осмотре места взрыва обломков капсулы и тела т. Майстера Г. А. не обнаружено. Для расследования причин катастрофы и анализа возможных ее последствий создана Особая комиссия в составе…”
А он был жив и невредим, только сильно кружилась голова, и во рту ощущался противный вкус меди.
В оглушающей тишине капсулы отчетливо тикали наручные часы.
“Эксперимент начался в двенадцать ноль-ноль ноль две секунды тридцать шесть сотых”, - вспомнил Герман и поглядел на табло.
Табло это, обычно именовавшееся в институтских разговорах “телевизором”, показывало собственное время капсулы, до начала Эксперимента совпадавшее с московским, координаты капсулы во времени и ряд других необходимых данных.
Но сейчас экран табло был слеп и мертв.
В кабине горело только аварийное освещение.
“Похоже, авария, - подумал Герман. - Скверно. Для начала попробуем определиться в пространстве…” Он поднял перископ и прижался лбом к мягкому нарамнику.
“Ага, я нахожусь в лесу. Это неплохо. Лучше, чем в болоте, в озере, в кратере вулкана. Мальчик Гера заблудился в лесу… А откуда, собственно, взялся лес? Ладно, с лесом разберусь потом, а сейчас надо сверить часы… а заодно и календарь”.
– Черт бы побрал этот “телевизор”! - вслух сказал Герман. - Нашел время ломаться!
“Время… “Телевизор” сломался, а часы идут. Обычные часы в машине времени. Хорошие, между прочим, часы…” Герман отщелкнул замки, отвалил люк, встал и огляделся. Вокруг стоял почти голый березовый лес. Нежаркое солнце поднималось в серое небо, с которого сыпался мелкий снег. С запада глухо доносился тяжелый зловещий гул.
“Ничего не понимаю, - подумал Герман. - Ехал на двое суток назад, а приехал на два месяца вперед. И вдобавок занесло в какую-то глухомань!” Он зябко поежился, задернул “молнию” на куртке, натянул поглубже шлемофон и спрыгнул на землю.
Яйцевидная капсула вдавилась в лесную почву. Герман обогнул корму и присвистнул. Вся левая часть кормы носила следы страшного электрического удара. Эмаль покрытия обгорела и во многих местах отлетела. Торчали пеньки оплавившихся антенн.
“Как молния точно ударила… Загадка за загадкой!” Герман сокрушенно крякнул, достал измерительные приборы и инструменты, надел резиновые перчатки и полез проверять состояние блоков энергоэлементов.
Было уже совсем светло, когда, усталый, чумазый и злой, он вылез из кормового отсека и забрался в кабину. Из пристегнутого к боковине кресла планшета достал бортжурнал и записал: “Собственное время капсулы - 12.03 московского. Прибытие капсулы в точку X. Табло не действует, определиться не смог. Характер местности - березовый лес. Локальное время- около 7 часов, восход. Поздняя осень, приблизительно конец октября. Состояние удовлетворительное, пульс 88, легкая тошнота.
12.07. Обследовал капсулу. Сильные повреждения покрытия кормы с расплавлением трех из пяти антенн вследствие электрического удара большой силы. Причины неизвестны.
12.10 - 13.44. Проверил энергоблоки. Повреждений нет. Потенциалы блоков - в пределах нормы”.
Герман закрыл журнал и задумался. Если его действительно забросило на два месяца вперед, то запас энергии мог и не обеспечить возвращения.
Из приоткрытого люка тянуло холодом. Инженер задраил люк, включил наружные микрофоны, поудобнее устроился в кресле и достал бортпаек. Но закусить ему не удалось. Доносившийся с запада гул усилился, перерос в завывающее гудение. Герман открыл люк и высунулся наружу.