Фантастика 1977 - Страница 18
Началась заметная прибавка тепла, в безветренную погоду было знойно. Морская живность делалась гуще, разнообразнее.
Порой дно лагуны устилали тела, тела, приходилось шагать в обход, чтобы не ступать прямо по шевелящемуся. Иногда Стван натыкался на области, где вода была почти полностью замещена прозрачной кипящей кашей - гидры, червячки, медузы, крошечные водоросли, какие-то бойкие личинки, просто клетки, еще не знающие, во что им обратиться. Все двигалось, пожирало друг дружку, оставляя новое и меняющееся, вероятно, потомство. Видно было, что жизнь геологически скоро выплеснется-таки на сушу - не от чего-нибудь, а оттого, что некуда деваться. Огромная энергия,, химическая, электрическая и еще бог знает какая, была аккумулирована в таких бассейнах.
Искупавшись там, Стван пробегал целые километры, нарочно зацепляя песок босой ногой, разбрасывая его веерами. Прыгал вверх и жалел, что нечем измерить высоту. Научился отличать солнце на коже избирательно - каждый отдельный лучик его.
И воздух тоже и мягкую ласку воды, когда она лукаво наступает некрупной волной, оплескивает живот и грудь, бросая там и здесь блестящие капли - крошечные линзы, сквозь которые концентрированный световой поток колет озорными иголочками.
Три стихии - свет, влага, воздух, - не задерживаясь, ощутимо проходили в поры, внедрялись ионами в красную плоть мускулов, слаженную неразбериху внутренних органов, делая там свою оздоровляющую работу. Накопившаяся сила требовала исхода, Стван мощно бил кулаком в земную твердь и знал, что хоть немного, но проваливает своим ударом эллипс вращения планеты вокруг светила.
Временами он спрашивал себя, почему бы вообще не рассыпать людей в разные секунды палеозоя - не преступников, а просто всех, уставших от городской тесноты, обилия проблем и вещей. Сюда их, в теплое, озаренное голубизной одиночество!
Он соображал, что в формулировке приговора были слова: “отвечая желанию”. А разве многие не пожелали бы?
Так радостно было Ствану, что далеко позади он оставил отмель, которая первой открылась ему, затерялся, почти растворился в забвении синих трепещущих далей.
Где он сейчас?… То ли под его стопой великий праматерик Пангеа, которому разойтись на пять частей света? А может быть, южный сверхконтинент Гондвана, дочь Пангеи, или безбрежное древнейшее море Тетис?
Он шагал, шагал и добрался до конца отмелей. В три стороны чистый морской горизонт.
Лежал на животе, раскинув локти, положив подбородок на скрещенные пальцы. Смотрел прямо перед собой, Почти неизменная поза в течение трех дней.
Соскучился здесь. Но не мог назад - это было как отдавать завоеванное. Кроме того, ближе к месту, где Стван плакал после суда, он становился наказанным, несамостоятельным.
А чем дальше, тем вольнее.
Но некуда было дальше.
Вспоминая суд, он впервые без раздражения подумал об эпохе, которую его заставили покинуть. Да, в будущем вращается этот шар Земли. Население сосредоточилось в протянутых вверх мегаполисах, пространства суши возвращены лесу, лугам, саванне. Чертит небо Башня, через которую его низвергли в прошлое.
Он схватился за горло.
– Меня низвергли! Но ведь…
Непонятно, как его прежде не осенило. В той прежней жизни сколько показывали лент. Сюда, в начальные периоды палеозоя, отправляют детские сады на оздоровление. Он сам сто раз видел на экране эти сценки - пухленькая малышня в белых панамках и девушки-воспитательницы. Да и вообще, прошлое вплоть до питекантропов постоянно навещается: палеоботаники, художники, геологи, какие-нибудь там климатологи.
Стван даже оглянулся - сеть времен населена, может быть, и сейчас кто-то с горизонта шагает по отмелям. Потом опомнился. Маленьккх-то действительно отправляют, правда, позже: в ордовик либо в силур. Но даже если и в кембрий, который длится около ста миллионов лет, то, уж конечно, не к нему, приговоренному. (Кстати, по миру наверняка распространен его портрет - в том числе на всякий случай и тот гипотетический облик, который Стван должен бы принять после долгого пребывания на песках.) А кроме детей, других посетителей мало. В этой сфере тоже бесчисленные документы, согласования, увязки. Собственно, эта переорганизованность мира и вынудила его на преступление. Вольнее себя чувствуют генетически одаренные, крупные предприниматели, миссионеры или те, которые, обладая дьявольским терпением, вцепились в какую ни на есть нуднейшую проблему, провисели на ней клещом двадцать лет, остальному чужие, и тем завоевали право участвовать во всем, что данной сферы касается: симпозиумы, концерты, путешествия во времени, поездки в пространстве, соревнования, ралли, траливали.
– Ну а если я обыкновенный? Мне разве от этого меньше хочется вблизи увидеть, как выглядит извержение на Марсе, или усесться в первом ряду чемпионата по боксу?
Окружающий пейзаж молчал, но было ясно, что Ствану ответили бы там, впереди. Так и так, дорогой товарищ, местo у самого ринга займет сейчас бывший чемпион мира в полусреднем, на край марсианского кратера доставят с Земли знаменитого вулканолога, который, помните, спускался в жерло Везувия. А вы, будьте любезны, разверните пошире экран телевизора, на котором либо покажут, либо нет - как уж комиссия сочтет нужным.
Против такого он и восстал.
Несколько дней подряд Стван забирался далеко в море, вглядывался в линию горизонта. Ничего.
Потом придумал. Гора из песка - оттуда он увидит.
На большой отмели выбрал место, сначала кинулся носить сырой песок горстями. Остановился - куда спешить, впереди жизнь! Подобрал раковину полуметрового диаметра. На нее нагружалось столько, что еле поднимешь. Работал до гордой усталости, потом отдыхал, валандаясь по лагунам.
А погода стояла, будто ее заказали такой прекрасной на тысячелетия. Иногда Стван спрашивал себя, может быть, на высоте и ураганы дуют. Но этого ему было не узнать. Даже десять метров над почвой стали недоступны. Можно немного подкинуть тело силой мышц. А захочешь выше, строй башни, влезай на деревья, на горы. Но ни гор тут, ни деревьев.
Его пирамида между тем поднялась большой площадью на высоту ступни. Когда Стван бегал с очередной ношей на середину, края сооружения осыпались. Он стал тогда набирать планктон, цементировать. Со стороны моря налепливал мелкие ракушки - получался медленно растущий перламутровый конус.
Самое первое человеческое сооружение на третьей планете.
Горьковато даже стало, что о его труде никто не узнает.
Но пятьсот миллионов лет - такая стена, что голой рукой ничего не перекинешь. Суше, на которой он сейчас стоит, еще подниматься и опускаться, быть залитой лавами на океанском дне, выпученной наверх в облака и выветренной. Бетонные блоки перемелются, твердейший металл изржавеет в прах, и только случай может взять да сохранить хрупкий панцирь оттиском в песчаниках, тонкую веточку рисунком в каменном угле.
Приходили смешные мысли. Собрать в большую яму криля, влезть туда и засохнуть - просто назло антропологам последних столетий перед Башней. В начальных палеозойских отложениях целый скелет, причем современного типа! Вот засуетились бы на своих съездах. Или, например, вырезать на камне слово, и пусть его найдут в антрацитовом срезе рядом с птеродактилем.
Но все это было так - шутки. Собственным скелетом для такой проблематичной возможности жертвовать не станешь - так ли уж много у него тут имущества, кроме скелета. Да и Вообще Стван ничего не имел против тех мирных доатомных ученых. Напротив, о них, застенчивых подвижниках научного поиска, вспоминалось с невольной симпатией. Не знали ведь, во что сложатся потом их труды, а все равно старались, ломали голову: “Что? Почему?” Вычисляли, чертили таблицы, клали, клали в какую-то копилку, а потом это все слилось, и стало возможным так скомбинировать силы природы, чтобы человек, как, скажем, он сам, птицей пролетел над бесчисленными сонмами веков. Молодцы, если вдуматься!
Пирамида росла, и наконец на шестиметровой высоте была прикреплена последняя раковина. Странно выглядело море сверху. Далеко раскинулись голубые и зеленые ровные пространства, коротенькие внизу волнишки соединились в длинныеизвилистые валы, белый криль окаймлял острова-отмели, как соль. Выложенная ракушками передняя стена была уже неприступна для строителя - он правильно делал, что инкрустировал ее постепенно.