Фантастика 1966. Выпуск 3 - Страница 83
Сегодня нам трудно представить себе фантастику без социального аспекта, научно-фантастический сюжет без исторического, глобального эха, и потому раннюю нашу фантастику мы склонны скорее недооценивать. Нужно изменить уровень отсчета — сравнить, например, «Бунт атомов» Владимира Орловского с основной массой дореволюционной фантастики, чтобы увидеть, какое произошло изменение за каких-нибудь 10–15 лет. Появился, по существу, новый тип фантастического произведения, близкий к раннему Уэллсу по заинтересованности социальными проблемами, но и от уэллсовских романов тоже отличающийся.
Этот тип широко представлен в ранней советской фантастике; кроме названных уже произведений, можно упомянуть еще повести и романы С.Григорьева «Гибель Британии», Н.Карпова «Лучи смерти», В.Орловского «Машина ужаса» и «Бунт атомов», И.Винниченко «Солнечная машина», рассказы В.Позднякова «Черный конус», П.Н.Г. «Стальной замок» и др. Лучшим образцом этого рода фантастики, «романа о катастрофе», является, несомненно, роман А.Толстого «Гиперболоид инженера Гарина». В этой книге обычная для произведений такого типа схема разработана с огромным мастерством. Благодаря этому она оказала прямое влияние как на фантастику конца 20-х годов (произведения Александра Беляева), так и на фантастику следующего десятилетия («Пылающий остров» А.Казанцева и др.).
Многие из перечисленных книг оказались бы, на мой взгляд, интересны и для сегодняшнего читателя. Конечно, детали устарели, предвидения уже сбылись или не оправдались, история двинулась так. как не снилось ни одному из любителей формальной логики, — фантастика 20-х годов не может не показаться нам во многом наивной. Такова судьба фантастики вообще: она стареет быстрее любого другого вида литературы. Но как свидетельство о своем времени, о мыслях и мечтах людей своей эпохи, эта фантастика и сегодня не утратила интереса.
Горький очень высоко отзывался о повести С.Григорьева «Гибель Британии»; он говорил, что она поразила его своей густотой и какой-то своеобразно-русской фантастикой. Мир будущего, изображенный в повести (ее первоначальное название — «Московские факиры»), тоже представлялся автору разделенным на два лагеря. Оплотом старого была Британия.
Любопытно, что Григорьев, рассказывая предысторию «нынешней» Британии, сообщал, что революция совершилась и на Британских островах, но так как она не сопровождалась революцией технической, установлением новых форм и организации труда, то это привело к уродливому общественному строю — гильдиям. Британия стала тормозом развития общества, главной угрозой для Новой страны, как называет Сергей Григорьев страну социализма. Самая интересная часть повести — это, несомненно, описание общественной структуры, быта, технических достижений Новой страны. Об этом в повести рассказывают люди Новой страны приехавшему к ним репортеру.
Можно увидеть в повести Григорьева многое из того, что характерно для тогдашней фантастики: картины будущего, развернутые в авторских описаниях или лекциях (несомненная дань утопической схеме); гигантские стройки в Азии и Сибири (не забудем: 1925 год!) и упрощенно-коммунальный быт; множество интересных научно-технических предвидений (автоматизация, самокатные дороги, реорганизация речной системы страны и т. д.) наряду с наивными социальными схемами и надуманными общественными конструкциями (например, разделение Новой страны на шестиугольники; обязательное деление ее подземных дворцов на шестиугольники и т. п.).
Странным кажется нам сейчас и такое представление, будто грандиозное социалистическое строительство будет происходить в полной тайне от окружающего мира, так что попавшие в Новую страну люди «с того берега» будут потрясены неожиданностью, неслыханностью увиденного. Все это продолжение каких-то имевших тогда место, начинавшихся процессов, тенденций, которые, однако, вскоре прекратились, исчезли, и только в старой фантастике их можно увидеть в законченной форме. Описанное Григорьевым столкновение экономических интересов Новой страны и британских гильдий быстро перерастает в политическое, а затем и военное столкновение, завершающееся «гибелью» старой Британии; отсюда и название повести.
Очень интересным и серьезным фантастом 20-х годов был Владимир Орловский — автор двух романов и нескольких научно-фантастических рассказов. В особенностях его манеры — стремление к глубокой разработке научной и психологиской стороны сюжета, стремление избежать примитивизма в изображении социального механизма событий. В романе «Бунт атомов» Орловский рассказывает о работах по расщеплению ядра, проводившихся немецким ученым Флиднером.
Интересная деталь: Флиднер, как и герои многих других произведений Орловского, — матерый реваншист, мечтающий поставить науку на службу возрождающемуся немецкому империализму. Его работы приводят к открытию ядерной цепной реакции: атомы воздуха, вступая в реакцию, образуют огненный шар, непрерывно увеличивающийся в размере. Шар вырывается из лаборатории, проносится над Берлином, над Германией, над Европой, вызывая на своем пути разрушения, бедствия и народные волнения. Умело вплетая в эти картины сюжетную нить, связанную с приключениями русского инженера Дерюгина и его невесты — дочери Флиднера, Орловский делает своих героев свидетелями революционного брожения в Париже и Берлине, научных конгрессов в Москве и охоты за шаром в Румынии. Этот путь отмечен трагическими жертвами и переломами в личной судьбе героев. Дерюгин становится одним из руководителей операции по выбрасыванию шара за пределы атмосферы, предпринятой силами объединенной, советской уже Европы; его невеста гибнет, не преодолев душевного кризиса.
В другом романе, «Машина ужаса», Орловский описывает замысел архимиллионера Элликота, создавшего питаемую солнечной энергией машину, посылающую на далекое расстояние психические волны беспричинного ужаса (более подробно эта идея развернута в романе Александра Беляева «Властелин мира»), и пытающегося с помощью этой машины подчинить себе весь мир. Русский ученый Морев уничтожает машину Элликота, а охватившая Америку анархия перерастает в революцию: «…машина Элликота послужила искрой, которая взорвала напряженную атмосферу классовых противоречий». В изображении революционных событий Орловский далек от поверхностной облегченности, присущей, например, «красному детективу» или таким фантастическим произведениям, как книга Н.Карпова «Лучи смерти»; Орловский стремится передать сложность в расстановке классовых сил и поведении людей.
Аналогичный, но более узкий по масштабу сюжет мы встречаем и в рассказе Орловского «Человек, укравший газ».
Яркое, во многом противоречивое, но очень интересное фантастическое произведение создал известный украинский писатель Иван Винниченко. Интересна история создания романа «Солнечная машина». До революции 1905 года Винниченко «кокетничал» с марксизмом, но, вернувшись из ссылки, перешел в лагерь украинских националистов, а после Октября эмигрировал. Однако несколько лет спустя он вернулся на родину и какое-то время даже сотрудничал с Советской властью.
К этому периоду и относится роман, отражающий приход Винниченко к пониманию необходимости и великой созидательной силы революции. Вскоре после этого Винниченко опять эмигрировал, но в дальнейшем больше уже не выступал против Советской власти.
События «Солнечной машины» развертываются в послеверсальской Германии. Герой романа молодой ученый Рудольф изобретает необыкновенную «солнечную машину»: поглощая солнечные лучи, она превращает обычную траву в идеальную пищу; тем самым она избавляет человека от необходимости работать, подрывает идею труда как основы существования общества (сходные мотивы мы найдем в повести Александра Беляева «Вечный хлеб»). Для своего времени это была только дерзкая фантастическая гипотеза. История, как мы знаем, идет иным путем, освобождая человека от физического труда с помощью глобальной автоматизации; но это не снимает вопроса, поставленного Винниченко: как будет вести себя человечество, внезапно прыгнувшее из «царства необходимости» в «царство свободы»? Напротив, в последние годы сходная проблема поднимается в целом ряде фантастических произведений (вспомним хотя бы «Возвращение со звезд» Ст. Лема или «Хищные вещи века» А. и Б.Стругацких) и всерьез обсуждается социологами.