Фантастика 1966. Выпуск 3 - Страница 5
— Что?
— Как я мальчишкой в деревне ходил на лыжах. Заберемся далеко-далеко, снег слепит, кругом голо, пусто, холодно, и местность уже незнакомая, и дома ждут, беспокоятся, а все тянет вперед… Ну же, еще десять шагов, еще сто… Глупо, боязно, не нужно, а идешь. И жутко и, ах, как славно. Почему так?
— Спроси у Полынова. Он специалист и с радостью покопается в твоих переживаниях.
— Наших, Миша, наших!
Теперь обрубленная тень вездехода бежала впереди них.
Словно привязанная к колесам яма, словно черный провал без дна и стенок.
— Она действует мне на нервы, — наконец пожаловался Бааде. — И еще это противное мерцание…
Внезапно — механик даже притормозил — небосвод колыхнулся, как занавес, пошел складками. Звезды дрогнули, сбиваясь в кучи. Упругие складки налились белесым светом и, точно под его тяжестью, вдруг лопнули, бросив вниз жидкие ручьи сияния.
Перемена свершилась за несколько секунд.
— Полярное сияние? — спросил Шумерин.
— Похоже, — Бааде бросил взгляд на табло приборов. — Так оно и есть.
— На Земле оно, пожалуй, эффектней.
— Точно.
Шумерин ждал игры красок, багровых сполохов, праздничного хоровода, но с неба по-прежнему лился молочный свет, холодный и ровный, как свечение газосветной трубки. От него на душе становилось неуютно и холодно, как ненастным утром, глядящим в окно неприбранной комнаты. «И никуда ты не уйдешь от Земли, — подумалось Шумерину, — от ее воспоминаний, окрашивающих все и вся».
Сияние потихоньку меркло.
И снова начался бег через жару, под черным небом, единоборство с тенью, сухостью губ, дрожание света. Однообразие нагоняло сон, тем более что взгляду было утомительно бороться с призрачным движением воздуха, искажающим перспективу подобно неровному стеклу. Напрасно Шумерин стыдил себя: «Я же на Меркурии, все, что я вижу здесь, — впервые…» Физиология брала свое.
…Толчок, удар локтем, крик Бааде. Сердце быстро заколотилось, как это бывает при резком переходе от полусна к тревоге.
— Там, там… — шептал Бааде.
— Что там? — зло спросил Шумерин, потирая локоть.
Бааде показал. Посреди слепящей равнины стоял концертный рояль.
Шумерин замотал головой. Потом достал термос, набрал в ладонь воды и плеснул себе в лицо.
Рояль не исчез. Нестерпимо сверкали его лакированные бока, крышка была приподнята, клавиши словно ждали прикосновения пальцев.
— Он… появился сразу? — решился, наконец, спросить Шумерин.
— Нет, из пятна… Я думал, мне померещилось…
— Ну и?..
— Этого не может быть.
— Сам знаю! Но кто из нас сошел с ума: мы или Меркурий?
— Подъедем ближе.
— Только осторожно.
Шумерин ждал, что с приближением рояль исчезнет. Но ничего не происходило. Плыл горизонт, перед глазами мельтешило белесое марево, и в нем незыблемо стоял призрак рояля.
— Надо выйти, — сказал Бааде.
— А ты не боишься?
В ответ он услышал хмыканье.
Они надвинули шлемы и вышли. Тотчас Шумерина потянуло назад. Черная пропасть неба над головой, огненный камень внизу, а посредине — то, чего быть не могло: концертный рояль. Шумерин прикусил губу и сделал шаг вперед.
Рояль был рядом. Шумерин протянул руку. Она свободно прошла сквозь полированное дерево. Шумерин отдернул руку — не выдержали нервы.
— Проклятие! — крикнул Бааде.
По «роялю» прошло колебание, он дрогнул, подался назад.
И исчез. Теперь на его месте пульсировал воздух.
Они долго молчали, не решаясь посмотреть друг на друга, боясь увидеть в глазах товарища страх.
Если бы они не так рвались вперед и не были бы так погружены в раздумье, а верней, в сумбур мыслей, они, верно, заметили бы, что вокруг неладно. Они опомнились, лишь когда ослепительная, даже на фоне раскаленной равнины, полоска стала приближаться к машине… Она придвинулась, и уже нельзя было не заметить прозрачных на просвет языков огня.
— Ну… — только и смог сказать Шумерин.
Быстро и верно действовать можно, когда известно, против чего надо действовать. Но то, что происходило, было выше понимания капитана. Сжималось не просто кольцо опасности; сходился круг непонятного, против которого опыт был бессилен. И Шумерин ждал, тупо глядя перед собой. Просто ждал: что же будет дальше?
Бааде было трудней вывести из равновесия. Он выключил двигатель, отдуваясь, вытер пот и с минуту вглядывался прищурясь.
— Кажется, мы влипли. Это лава, и она приближается к нам. Не слишком ли много неожиданностей за раз?
Шумерин встрепенулся.
— Лава? Ты уверен, что это лава?
— Я не слепой. Правда, в глазах у меня рябит, но это лава. Характерные вздутия, языки пламени, вон курится газ…
Шумерину вдруг стало легко и радостно. Настолько, что он чуть не рассмеялся. Действительно, лава, просто лава, всего только лава!
Предусмотрительный Бааде остановил вездеход на возвышенности, поэтому лава бурлила и лопалась пузырями на безопасном расстоянии. На секунду закралось сомнение: откуда она могла взяться? Нет, нет, чушь, пуганая ворона и куста боится. Трещинное излияние, которое не раз наблюдалось на Меркурии. Обыкновенное, нормальное излияние расплавленного базальта. Как хорошо, когда все понятно!
Кое-где виднелись такие же островки. Но лава прибывала. Она могла подняться выше. А если и не поднимется, то сколько им придется ждать, пока она затвердеет? Во всяком случае, больше, чем они могли себе позволить. Ого, надо всерьез подумать, как быть.
— У нас есть шансы изжариться, — заметил Бааде, которому пришли те же мысли.
— Пустое, — теперь уже спокойно возразил Шумерин. — Вызовем Полынова, он прилетит и снимет нас. Места для реалета достаточно.
— Да, если лава не поднимется.
— Что, ты не знаешь Полынова? Он умудрится сесть на крышу вездехода. Вызови его.
Сквозь хрипы и треск сигналы пробивались с трудом. Видимо, это было следствием все той же электромагнитной бури, которая заставила небо полыхнуть сиянием. Упрямо, с ювелирной точностью Шумерин настраивал волну. Бааде тем временем без особого удовольствия отметил, что лава все-таки поднимается. Ее поверхность кое-где расцветили пятнами красные островки остывающей коры, меж ними пробегали голубоватые огоньки.
— Красивое зрелище, — пробормотал он. — Что, связаться не удается?
Но тут отчетливо, будто Полынов очутился в кабине, послышался вопрос:
— Сознавайтесь, черти, почему застряли?
Шумерин коротко объяснил.
— Понятно, понятно. Сейчас запущу телезонд и немедленно вылечу.
Шумерин довольно подмигнул.
— Вот и все.
Он откровенно наслаждался ясностью ситуации. Такая опасность, как появление лавы, была ему по душе, хотя бы уже потому, что загоняла в дальний угол памяти необъяснимую историю с роялем.
Сверкающей каплей ртути по небу прокатился телезонд.
Снизился, замер над вездеходом.
— Послушайте, — донесся голос Полынова, — лава еще не подступила к вам?
— Нет, места для реалета пока хватает, — удивленно ответил Шумерин. — А что, тебе плохо видно?
Ответ последовал не сразу. Полынов явно медлил.
— Вот что, — сказал он наконец. — Не обращайте внимания на пустяки. Гоните машину сквозь лаву. Если только снаружи температура не будет повышаться.
Шумерин вдруг понял.
— Полынов! — закричал он. — Что происходит с нами?
— Все в порядке. Смело езжайте.
— Я что-то перестаю соображать, — пробормотал Бааде.
Его глаза растерянно искали поддержки.
— Или мы… Или он…
— Неважно, включай!
Вездеход, покачиваясь, сполз. Шумерин ухватился за поручни, не отрывая взгляда от термоскопа. С приближением к раскаленной жидкости температура не повышалась.
Бааде выругался и прибавил скорость.
Гусеницы машины коснулись лавы, и она расступилась.
Вездеход мчался посреди голубых факелов, и перед ним раздвигался проход.
— Теперь, — подытожил Шумерин, — самое лучшее для нас — закрыть глаза и не открывать их до ракеты, что бы ни творилось вокруг.