Фантастические сказки - Страница 57
"Он не вежлив, даже просто груб,- думал Поль,- но я не сдамся. Я уже пробудил его любопытство. Это шаг вперед. Он уже понял, что-то не так". И Поль снова подал голос.
- Вы, кажется, курите, доктор Гримстон. Поезд нигде не останавливается, а сигара после обеда - великая вещь. Я мог бы предложить вам сигару, если желаете.
И он стал нашаривать в карманах портсигар, упустив из вида, что последний, как и прочие атрибуты его прошлого существования, исчезли. Джолланд фыркнул, не в силах сдержать свое восхищение перед такой неописуемой наглостью.
- Если бы я не знал, что это крайне неудачная шутка, а не преднамеренное оскорбление, я бы сильно рассердился,- сказал доктор.- Но я готов извинить излишнюю веселость, вполне простительную, коль скоро она вызвана мыслью о возвращении к радостным школьным будням. Но будь внимателен впредь, Бультон!
"Почему он так рассердился,- недоумевал про себя Поль.- Откуда мне знать, что он не курит? Боюсь, что пока он еще не понял, кто я такой". И он начал снова:
- Насколько я понял, доктор, среди ваших учеников есть некто Киффин. Не сын ли это, часом, Джорджа Киффина из Колледж-Хилла? Господи, мы с твоим отцом старинные приятели и познакомились еще, когда тебя и на свете не было. Тогда он еле сводил концы с концами… Вам нехорошо, доктор?
- Я вижу, к чему ты ведешь. Ты хочешь, чтобы я признал, что ошибся, оценивая твое поведение.
- Именно,- признал Поль с облегчением.- Вы меня верно поняли, доктор. Вы правильно со мной разобрались.
- Если так и дальше будет продолжаться,- пробормотал доктор,- я н впрямь разберусь с тобой вполне определенным способом, а громко сказал: - Со временем я с тобой разберусь, а пока прошу помалкивать.
"Не очеиь-то церемонно он выразился,- размышлял Ноль,- но, по крайней мере, он явно почувствовал что-то неладное, ну а его манера говорить - может, он сделал это, чтобы сбить с толку школьников. Если это и впрямь так, то он большой молодец. Буду нем как рыба.
Но через некоторое время его обеспокоило открытое окно в купе и он нарушил обет молчания.
- Прошу прощения, доктор,- сказал он с интонациями человека, привыкшего ставить на своем,- но я бы попросил вас либо закрыть окно, либо поменяться со мной местами. Вечерняя прохлада, как говорит мой доктор, совершенно пагубна для человека моих лет.
Доктор нахмурился, удивленно вскинул брови, закрыл окно и сказал:
- Напоминаю тебе, Бультон, ты ведешь себя неразумно.
"Верно, верно,- подумал Поль.- Хорошо, что он мне напомнил. Не надо подавать вида этим мальчишкам. Зачем лишняя огласка? Попридержу-ка я пока язык. Ну а потом Грим-стон отправит меня в Лондон первым же поездом, а заодно и одолжит денег на гостиницу. Я ведь прибуду на Сент-Панкрас уже поздно ночью. А может, он предложит мне переночевать в школе. Там будет даже лучше. Я, пожалуй, не стану отказываться.
И он откинулся на сиденье в лучшем настроении. Разумеется, глупо было покинуть уютную столовую дома и прокатиться бог знает зачем до Родвелл-Маркета, но можно смириться со временными неудобствами, если все хорошо кончится.
По крайней мере, слава Богу, что не возникла необходимость мучительных объяснений.
Школьники украдкой посматривали на Бультона. Они были в восторге, что выражалось в перешептываниях и хихиканье. Они пытались поймать его взгляд и дать понять, как хотелось бы им увидеть и услышать продолжение, но мистер Бультон глядел на них так отстраненно-холодно, что они одновременно почувствовали обиду и любопытство.
Впрочем, его выходки вскоре приняли направление, остудившее их восхищение. Рядом с Полем сидел новичок Киффин. Это был бледный мальчик с большими жалобными карими глазами, как у тюленя. В том, как он был одет, чувствовалась заботливая материнская рука. Брюки и пиджак были вычищены и отглажены так, словно предназначались не для живого мальчика, а для манекена в витрине магазина готового платья.
Это был домашний ребенок, начисто лишенный того компанейского озорного духа, что был так присущ его соседям по купе. У него не было того умения ловко приспосабливаться к новым обычаям, что позволяет домашним детям быстро находить общий язык с самыми большими сорванцами.
Киффина не снедало веселое любопытство на пороге новой жизни, его не распирала гордость от первого шага к самостоя-тельности. Он чувствовал себя одиноким путником в чужой и недружелюбной стране.
А потому неудивительно, что при мыслях о доме, который он покинул всего несколько часов назад и который теперь казался далеким, лризрачным и недоступным, его глаза защипало, грудь стала предательски подниматься и опускаться, и он понял, что надо дать какой-то выход эмоциям, пока они не хлынули в три ручья, сделав его посмешищем окружающих.
На свою беду, он выбрал не самый удачный способ; я именно - довольно громко засопел. Некоторое время мистер Бультон сносил это безропотно, если не считать мрачных взглядов, которые оя время от времени бросал на соседа, нервно подергиваясь на диване, но наконец его терпение, и без того истощенное сегодняшними треволнениями, лопнуло.
- Доктор Гримстон,- сказал он с вежливой непреклонностью.- Я не из тех, кто жалуется попусту, но я убедительно прошу вас вмешаться. Я был бы признателен, если бы вы посоветовали моему соседу справа либо взять себя в руки, либо плакать в платок, как это принято у всех нормальных людей. Я могу понять и простить громкое честное рыдание, но с этим сопением и пыхтением я не намерен мириться. Это даже противоестественно для столь мелкого ребенка.
- Киффин, ты плачешь? - спросил доктор.
- Н-нет, сэр,- пробормотал тот.- Я в-вроде п-просту-дился.
- Надеюсь, что так оно и есть. Я был бы огорчен узнать, что ты начинаешь новую жизнь в состоянии уныния и недовольства. В моем войске нет и не будет изменников! Я добьюсь того, чтобы в моей школе царил дух радости и единодушного согласия, даже если мне придется пороть каждого из учеников, пока меня держат ноги. Что же до тебя, Ричард Бультон, то у меня нет слов, чтобы выразить ту боль и то отвращение, что вызывает во мне твое неуемное желание пародировать своего заботливого и любящего отца. Если в самое ближайшее время я не увижу, что ты осознал недопустимость такого поведения, мое неудовольствие примет вполне осязаемые формы.
Мистер Бультон, тихо охнув, упал на сиденье. Было неприятно услышать обвинение в пародировании самого себя, особенно когда это не входит в твои намерения, но это сущие пустяки по сравнению с ужасным открытием, насколько он обманывался насчет доктора. Доктор явно не увидел, что скрывается за его внешним обликом, а значит, впереди еще ужасная сцена объяснений.
Школьники же за исключением Киффина все еще получали удовольствие от разыгрывавшегося перед их глазами спектакля, и с нетерпением ожидали новых попыток своего товарища испытывать терпение доктора.
Вскоре они были вознаграждены с лихвой. Если Поль и впрямь чего-то не переносил, то это был запах мятных леденцов. Он уволил троих младших клерков за то, что, по его мнению, из-за них контора провоняла этим отвратительным лакомством. Теперь же ненавистный запах мало-помалу стал прокрадываться в купе.
Поль посмотрел на Коггса, сидевшего напротив, и увидел, как его губы и щеки мерно движутся, а на лице написано блаженство. Похоже, Когтс и был источником запаха.
- Неужели вы поощряете нарушение вашими питомцами правил поведения в общественных местах? - спросил он гневно доктора.
- Иные из них и не нуждаются в поощрении,- ядовито заметил тот.- Но кого ты имеешь в виду?
- Если он делает это в лечебных целях,- продолжал Поль,- то должен выбрать для этого иное время и место. Если же он просто утоляет свою неумеренную любовь к сладостям, Бога ради, не позволяйте ему делать это там, где это может доставить неприятные ощущения окружающим.
- Что и кого ты имеешь в виду?
- Мальчика напротив,- сказал Поль и направил укааую-щий перст на изумленного Коггса.- Он сосет леденец, от которого пахнет так, что поезд может сойти с рельсов.