Фантастические рассказы и повести - Страница 35
- СашкаижирныйГришка, - говорил кто-нибудь, слыша крики, и на этом обсуждение темы заканчивалось.
Это существо тоже не бывало трезвым, но в отличие от мирных больных, чем больше оно пило, тем больше возбуждалось. Иногда оно входило в палату по вечерам, включало дрель (розетки были над каждой кроватью) и начинало свои запугивания. Запугивания были очень однообразны и состояли в размахивании дрелью. Иногда сверло вкручивали в какую-нибудь подвернувшуюся руку или ногу, но всегда не глубоко. Сашкаи - жирныйГришка всегда дралось между собой, побеждая с переменным успехом, поэтому обе его части ходили с синими лицами.
Была ещё негритянка Эста, работавшая санитаркой. Она была совершенно бессловесна и очень трудолюбива. Когда не было работы, она садилась на жесткий табурет, сдвинув колени, и могла просидеть так несколько часов. Ее волосы не вились как у настоящей негритянки и были довольно редкими и длинными, зачесанными назад. Впереди была большая прозрачная челка. На все вокруг она смотрела с грустью и страхом в глазах. Сидя на табуретике она скромно осматривалась: вначале двигались глаза, убеждались, что ничего страшного, и только после этого поворачивалась голова. Ее верхняя губа была вполне европейской, зато нижняя - по-негритянски большой. Казалось, она взяла в рот огрызок карандаша и спрятала за нижней губой.
Все эти люди были обыкновенны.
- Ты был обыкновенным?
- Нет.
- Тогда почему ты думаешь,
что быть обыкновенным плохо?
Первые два дня прошли совершенно спокойно. Вадим привык к ночной жизни, потому что спали все обычно днем. а ночью занимались Бог знает чем: рассказывали одни и те же анекдоты, среднешколького уровня, пили, хвастались своими любовными подвигами, пили опять, играли в карты и снова пили. Иногда Вадим играл в карты тоже и всегда выигрывал. Обыкновенные люди не имели представления о том, что такое настоящая игра.
На третий день случилось мелкое происшествие: еврей-сердечник изнасиловал женщину из соседнего отделения. СашкаижирныйГришка пришло, просверлило еврею кость ноги и, просунув в отверстие цепочку, привязало его к кровати. Еврей кричал громко, но с тем же вялым безразличием в глазах, с которым он говорил о своей возможной смерти. Изнасилованная женщина сражу же пришла навестить своего обидчика и после этого заходила каждую удобную минуту. Так как обидчик сам умываться не мог, она мыла его, с заметным удовольствием. Женщине нужно о ком-то заботиться, иначе она прокисает.
Однажды утром Вадим зашел в кабинет врача.
- Вы с жалобой?
- Я не больной, а посетитель, - сказал Вадим.
- Слушаю вас.
Вадим рассказал о своих проблемах. Доктор рассматривал язык, но не был удивлен.
- Я знаю об этом случае, - сказал он, - мой отец был тоже врач; он присутствовал при вашем рождении. У вас был брат, который быстро умер. Он вообще не был похож на человека, он был волосат, имел хвостик и рожки. Вам это о чем-нибудь говорит?
- Почему же он умер?
- Скажу правду, сейчас это не имеет значения. Его умертвили. Никто не знает, что произойдет, если дьявол поселится в этом мире. ОН ведь князь тьмы, пусть и остается во тьме. Вы случайно не знаете своего отца?
- Нет.
- И мать не проговорилась ни разу?
- Нет.
- Хотя я не очень верю в дьявола, - сказал доктор, - но вывод однозначен. У вас только змеиный язык и ничего больше?
- Ничего больше, но он растет.
- У вас есть необычные способности?
- Да. То что я говорю всегда сбывается. Когда я лгу, мне всегда верят. Я могу убедить человека сделать все что углодно, даже прыгнуть с крыши вниз головой. Женщины меня одновременно и обожают, и ненавидят, но оставить не могут. Я могу рассказать о том, чего не знаю, и не ошибиться.
- Как это? - спросил доктор.
- Я просто позволяю языку говорить вместо меня. Собственно, всеми способностями я обязан языку.
- Что ещё вы можете?
- Могу говорить стихами.
- Попробуйте.
Вадим огляделся:
- Ручная тень свернулась у окна калачиком, и Бог диктует рифмы, и длится, гаснет, и страдает, гибнет мгновенье, пробужденное от сна. Две полки книг. Провал окна. Стена. Там снег. Здесь электрические пятна. Жизнь так проста и страшно непонятна как исповедь печального лгуна...Еще?
- Достаточно. Это было убедительно. Мне интересно узнать каким образом вы думаете, так ли, как обыкновенный человек? Попробуйте рассказать.
- Я попробую... - сказал Вадим. - Постоянное чувство обнаженности души... Именно так. Душа прочна как стекло, если вычесть из него хрупкость. Никакие обычные впечатления не могут ранить её, не могут оставить на ней царапины - для этого нужен, как минимум, бриллиант. Правда, одна царапина на ней уже есть. Мне безразлично абсолютно все и в то же время я чувствую все намного яснее и намного иначе (правильное сочетание). Но не только мир не может проникнуть в меня, но и я не могу проникнуть в него. Я более чем спокоен, спокойствие перехлестывает через красную черту - даже сейчас мне все равно поймете ли вы меня. Все раны, которые вы называете душевными, ранят на самом деле лишь тонкую кожицу души. Я не знаю что там, под ней. Впечатления дня странно смешиваются и создают mixture - одновременность последовательности. А ведь Спенсер так и определял жизнь. Например, сейчас два несвязанных впечатления дня, совершенно незначительных, накладываются друг на друга и этот тандем почему-то имеет смысл. Первое: увиденная утром свободная (свободно начертанная) подпись изнутри на стекле. Второе: я забыл как по-немецки "почему?". хотя помню французский. испанский и итальянский варианты...
- Хватит, - сказал доктор, - я уже понял, что ничего понять не смогу. А как у вас с добром и злом?
- Меня не волнуют эти понятия.
- А с тех пор как стал расти язык?
- Наверное, зло стало ближе.
- Тогда нужно делать операцию. При современных методах физической угрозы нет. Насчет сверхфизической ничего сказать не могу. Может быть, ОН пытается как раз сейчас проникнуть в мир через вас. После операции вы станете обыкновенным человеком.
- Я не хочу быть обыкновенным.
- А вы были?
- Нет.
- Тогда откуда вы знаете, что быть обыкновенным плохо?