Фантастические рассказы - Страница 5
Мимо них, разговаривая о чем-то, прошли Мусагет и Марсий. Бортинженер проводил их взглядом, потом сказал в обычной своей манере полувопросительно-полуутвердительно:
- Зачем на кораблях Барды? Мусагет - это понятно, ему для творчества нужны впечатления. А Барды? Ведь в мнемотеке каждого корабля хранятся все шедевры человеческого искусства. Я привык во всем искать рациональное зерно. А здесь - не вижу. - И закончил неожиданно резко: - Барды балласт.
- Балласт? - удивленно переспросил Координатор.
- Лишний груз. Обуза. Человек, не приносящий прямой пользы. Примерно так. - Бортинженер любил выкапывать какие-то чуть ли не ему одному известные слова и потом объяснять их.
Теперь Координатор ответил бы ему. Тогда же - промолчал. Промолчал, думая о Мусагете.
Мусагет появился на борту крейсера во время захода на Пиэрию, одну из первых планет, освоенных человечеством, и, пожалуй, самую комфортабельную и благодатную из всех, на которые когда-либо ступала нога человека. Им Мусагета, композитора, основоположника пиэрийской школы в искусстве, было широко известно не только на самой Пиэрии, но и на других мирах. Несколько лет назад Координатору довелось услышать один из концертов Мусагета дл полигармониума - в записи, разумеется. Он не мог не оценить гармоничности замысла и виртуозности исполнения, некоторую же аполлоничность, холодную отстраненность музыки он приписал свойствам записи, - недаром же при всем совершенстве транслирующих и записывающих устройств люди по-прежнему стремятся в концертные залы и филармонии, и достать туда билет сейчас не легче, чем несколько веков назад...
В детстве Мусагет не отличался музыкальными способностями. Но он утверждал, что, рождаясь, каждый человек равновероятен. Почему, говорил он, инженером-строителем или физиком, историком или астрономом может стать каждый, а поэтом или композитором - нет? Искусство - такой же вид интеллектуальной индустрии, как и все остальное. И убеждал своим примером. Он решил стать композитором - и стал им, хотя для этого ему пришлось мобилизовать все силы. И конечно, гипнопедию. Воля и внушение дали ему мастерство, а непрестанный труд довел это мастерство до нечеловеческого, роботического совершенства.
Мусагет хотел отправиться в дальнюю разведку - это было общепризнанным правом художника. Правда, в большинстве случаев они предпочитали корабли Пионеров или Линейной службы, у Разведчиков же были редкими гостями...
Выйдя из лоджии в парк, Координатор двинулся напрямик, раздвигая руками кусты и с наслаждением чувствуя, как руки становятся влажными от осевшей на ветвях росы, - в парке был вечер. На поляне еще никого не было, и костер едва теплился, лениво облизывая сучья.
Пять месяцев назад был такой же вечер, только костер уже разгорелся и гудел, выбрасывая похожие на кленовые листья языки. Координатор смотрел, как они растворяются в воздухе, и слушал негромкий, чуть хрипловатый голос Марсия.
- Музыка... - говорил Бард. - Музыка... Ее нельзя сочинить или придумать. Она - во всем и везде. В нас и вокруг нас. Щелкните ногтем по стакану и вслушайтесь - это музыка. Ударьте щупом по камню. Слышите? Это тоже музыка. Приложите к уху раковину; сядьте ночью в тишине своей каюты, пойдите в лес, в степь, на море... Вслушайтесь - и вы услышите музыку. Извлеките ее, оплодотворите своей мыслью, чувством, принесите ее людям вот искусство! Но чтобы услышать, надо понять, чтобы понять - любить. Любовь - вот суть всего. Без нее невозможны ни искусство, ни сам человек.
В то время Координатору это показалось надуманным, непонятным и вместе - упрощенным. Только потом... Но потом был десант на Готу.
...Лес был самым обыкновенным, таким же, как в земных заповедниках: такие же - во всяком случае, внешне - деревья; такие же солнечные столбы между ними; в редких просветах крон такое же синее небо; и только воздух был насыщен множеством мелких насекомых, облеплявших лицо, забивавшихс под одежду и кусавших так болезненно, что пришлось включить силовую защиту. Может быть, именно из-за этих бессмысленно-агрессивных и непередаваемо омерзительных существ у Координатора и возникло ощущение скрытой враждебности окружающего. Ощущение, однако, противоречило фактам: все-таки лес был самым обыкновенным, почти не отличавшимся от земного. Но странно: если на Земле человек воспринимался как нечто родственное лесу, то здесь люди, окруженные легким ореолом силовой защиты, вносили острую дисгармонию, порождавшую безотчетную тревогу. И только маленькая гибка фигура Марсия объединяла людей и лес, сглаживая, приглушая контраст. Бард обладал удивительным даром - везде быть на своем месте. На Земле, в каюте крейсера, в девственном лесу Готы - везде он казался порождением окружающего мира. Сейчас Координатор готов был поклясться, что Марсий абориген. Он шел впереди, и кустарник сам расступался перед ним, сучья не трещали под ногами, и даже трава - словно не сминалась...
То, что произошло потом, было нелепейшей случайностью - сейчас Координатор знал это наверняка. Окажись они в любом другом месте планеты, окажись они здесь же днем позже или днем раньше празднества Хеер-Да, - все было бы иначе. Гораздо спокойнее и лучше. Впрочем, лучше ли? Уверенности в этом не было. Но тогда случившееся показалось таким же диким и животно-мерзким, как пропитавшая воздух мошкара...
До сих пор только она и была враждебной. И вдруг ожил и стал таким же враждебным весь лес. На людей посыпались камни и стрелы. Отражаемые силовой защитой, они не могли принести вреда, но нелепость и бессмысленность происходящего подействовали угнетающе. Люди остановились. Невидимые лучники продолжали засыпать их стрелами, и Координатор не мог не подивиться их ловкости: возникая ниоткуда, стрелы образовывали в воздухе повисшие в кажущейся неподвижности цепочки, напоминающие трассы микрозондов. Камни падали реже; натыкаясь на силовое поле, они гулко плюхались на землю.
- Лингвист! - отрывисто скомандовал Координатор.
Лингвист заговорил. Он испробовал все известные ему языки - от протяжного, обильного гласными и сорокасемисложными словами языка жителей Энменгаланны, до резкого, щелкающего, как кастаньеты, тойнского. Лес молчал. Только жужжали пестроперые стрелы, тяжело ухали о землю камни, и сквозь все это лейтмотивом проходил тонкий, еле слышный звон мошкары.