Фанатизм - Страница 4

            В квартире тоже было непривычно мрачно – ни музыки, ни яркого света, ни сигаретного дыма, ни топота гостей. Дверь была открыта, я позвала его. Он вышел в прихожую, взял у меня из рук водку.

– А в пакете что? Шпроты на закуску?

– Пицца.

– Почти угадал. А могли бы сейчас на свадебном банкете отплясывать.

            Мы присели на табуреты в кухне. Иван уставился на исцарапанный стол.

– Вот он, реальный мир. Нет другой жизни, нет никакого другого варианта. Так выпал чертов тетрис. Аванесов сказал, что этого так не оставит и меня не простит…

– А ты при чем?

– Ну.., – протянул Горчаков. – Не знаю. Если бы это все после свадьбы случилось… Да и то, ничего бы мне не светило…

– И что теперь?

– Теперь уже не поженимся. А вы… рады?

            Он засмеялся.

– Вы рады, я знаю. Вы же все на «высоком» помешаны, на «вечном», на «духовном». Ты, Соня, немножко не в курсе может, а я эту компанию хорошо знаю. Тепло мне от этой любви, тепло, но не так, чтобы не одеваться. Они на форумах за меня голосуют, а я этого не чувствую. Мне жить как-то нужно. Вот такая я свинья, Соня. Я на многое готов. Даже если блевать потом буду. Студентом как я жил? Кто знает? Витек? Я с теткой шестидесятилетней встречался, харчевался в ее ресторане, в ее ночном клубе зажигал. А у Витька спроси – он только и помнит, что я по монастырям ездил. В монастырях меня не кормили и не поили, Соня, тяжелое тогда время было, перестройка. Хоть ты это понимаешь?

– А с Наташей?

– И с Наташей жил бы – сколько смог бы, а потом, может, и отсудил бы какой кусок ее пирога. Если бы Аванесов раньше меня за шкирку не вышвырнул. А талант не пропьешь и в карты не проиграешь. Талант или есть, или его нет. Малевал бы портреты потихоньку – кому-то нравилось бы, кто-то заказывал бы...

            Я молчала.

– А у тебя есть парень? – спросил он точь-в-точь, как Витек.  

– Есть.

– Чем занимается?

– Директор агентства недвижимости.

– А ты одна в съемной квартире живешь? – Горчаков улыбнулся. – Не умеешь врать, уже и учиться поздно.

            Мы еще выпили.

– Может, останешься? – предложил он. – Ну, до утра хотя бы. А то стремно как-то. Димка звонил – напрашивался, но на хрена мне Димка?

– А если не останусь, к кому поедешь?

– К Илоне, тусовщица одна из «Проспекта».

            Горчаков еще выпил и пригладил волосы.

– Это взрыв был, Соня. К машине было прикреплено взрывное устройство. Теперь расследование будет. И вас тоже могут вызывать.

– Не авария?

– Нет. Заказное убийство. Менты думают, что кто-то сводит счеты с Аванесовым, но и свадьба… тоже вызывает подозрения.

– Ее кто-то заказал?

– Ну, да. Может, кто-то из наших, как думаешь? – хохотнул он. – Хотел бы я знать, кто меня ревнует до такой степени. Не ты, Соня?

– Я.

            Он вскинул глаза.

– Так останешься?

– Нет, не останусь. Поезжай. Если уверен, что это не Илона.

– А зачем Илоне ввязываться? Для нее ничего не изменилось бы – так бы и продолжали трахаться.

            Я оставила его с недопитой бутылкой водки и ушла.

5. СЛЕДОВАТЕЛЬ

            Теперь мы еще больше напоминали религиозную секту, которую преследуют за их веру. Начались вызовы в милицию.

            Мы не обсуждали это между собой, настолько несуразными казались нам подозрения.

            Похолодало резко. В газете я стала редактором и уже не моталась по интервью, но иногда процеживала Интернет, то и дело натыкаясь на заметки о Горчакове. Нашим конкурентам из «Сенс-акции» он даже дал большое интервью – о горечи утраты любимой девушки.

– Как вы думаете, пережитая боль отразится на вашем творчестве? – бестактно поинтересовалась журналистка.

– Я не думаю, сейчас вообще не могу думать о творчестве, – проныл в ответ Горчаков. – Потеря была настолько неожиданной, что я никак не могу прийти в себя.

            Даже в подтексте не прозвучало намека на срыв брака по расчету.

            Похороны прошли пышно. Покойница была одета в свадебное платье. На Горчакова все Аванесовы косились, как на убийцу, который продолжает разгуливать на свободе.

– Почему вы не живете с родителями? – спросил меня следователь Бусыгин.

– Потому что мне уже тридцать.

– А на какие средства вы снимаете квартиру?

– На ежемесячную зарплату.

            В кабинете было неуютно. Его стол стоял у окна, а в углу, за другим столом, еще один в штатском что-то черкал на листах бумаги. Компьютеров не было, и мне казалось, что это тесное пространство, замкнутое между зелеными обоями, никак не может называться современным офисом, но, тем не менее, – контора писала, в прямом смысле этого слова.

– На зарплату? – уточнил Бусыгин, готовясь зафиксировать сумму в протоколе допроса. 

            Я не ответила.

– Вы помните ту вечеринку, так называемый «мальчишник», перед свадьбой Горчакова?

– Конечно.

– Ваши друзья сказали, что вы тогда нервничали больше всех…

– Какие друзья?

– Вы же ушли первой?

– Да там стриптиз начался. А я от стриптиза всегда перевозбуждаюсь и начинаю нервничать. Пришлось уйти.

– Были стриптизерши? Из какого клуба, не помните?

            Шариковые ручки скребли по бумаге.

            Плакать при всех, рыдать, биться головой об стену – разве это не стриптиз? Это круче. Ни одна стриптизерша такого не исполнит.

– Нет, никого не было.

– Почему тогда вы ушли?

            Я молчала.

– София Александровна, вы даете самые путаные ответы. На простейшие вопросы. Какие отношения у вас с Горчаковым?

– Я его люблю.

– Как художника?

– И как художника тоже. По-моему, он наделен уникальным, исключительным даром. Вы видели его работы?

– Видели-видели. То есть любовной связи между вами нет?

– Нет.

– Как вы познакомились?

            И еще вопросы. И снова. И те же самые. И заново. Как им не надоедает?

Мы переливали пустоту, придавая ей различные формы. И стопка листов оказалась исписанной. Наконец, Бусыгин сделал знак коллеге, и тот вышел.

– София Александровна, может, поговорим начистоту?

            Он один справлялся с ролями доброго и злого полицейского. Следователь-универсал.

– Я не пойму, в чем вы меня подозреваете. Я торчала там, вместе со всеми, мерзла. Потом узнала, что Аванесова попала в аварию.

– Ну и что, что вы там торчали? Убийца тоже не сам взрывное устройство в кладовке мастерил и не сам в багажник запихивал. Он нанял профессионала. В наше время для совершения убийства нужна всего лишь определенная сумма дензнаков.

– Я ее не заказывала!

– Да вас никто и не подозревает. Просто мы должны все выяснить.

            Бусыгин взглянул мрачно. И я ему искренне посочувствовала – изо дня в день, из года в год одно и то же.

– Я не знаю, чем вам помочь, Сергей Сергеевич.

– Мне? И мне, и следствию, и самим себе. Вы все – очень странная компания. Я впервые такое вижу. Вы друзья этого Горчакова, но между собой не друзья, а сотрудники какого-то предприятия, какие-то контрабандисты. Что вы скрываете? Какие тайны? Его значение для потомков? Для истории? Мемуары о нем пишете?

– Он вам не нравится?

– Почему не нравится? Нравится. Вы здравомыслящий человек, Соня (позвольте), и я могу говорить с вами прямо. Я уверен, что тот, кто заказал это убийство, сводил счеты не с Аванесовым, не с его супермаркетами или оптовым рынком. Сейчас, слава Богу, не девяностые, и город у нас в этом отношении тихий. Думаю, этим преступником двигала ревность, а значит, та самая любовь к Горчакову, о которой вы мне тут пытаетесь втолковать. Это я вам говорю – по своему много-многолетнему опыту.

            Бусыгин провел рукой по редким волосам.

– А мне спросить можно? – решилась я.

– Можно. Не все ж мне спрашивать.